Коллектив авторов - Невеста зверя (сборник)

• Название: Невеста зверя (сборник)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «РИПОЛ»15e304c3-8310-102d-9ab1-2309c0a91052
• Жанр: Иностранное фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-386-08042-6

Лисы-демоны, летучие мыши-вампиры, анимаги из книг о Гарри Поттере… Что общего у всех этих персонажей? Они – оборотни, полулюди-полузвери, и их появление рождает в сердцах страх и волшебство.

Лауреаты множественных премий Эллен Датлоу и Терри Уиндлинг собрали в этой книге лучшие образцы легенд о людях-зверях в пересказе и доработке известнейших писателей-фантастов современности, таких как Питер С. Бигл, Йоханна Синисало и многих других.

Вместе с ними мы отправляемся по следам оленя на снегу, набросив на плечи отороченную мехом накидку. В небе светит полная луна, и опушка леса неясно маячит в сумерках… Вперед, читатель!

---

Марли Юманс – автор семи книг прозы и стихов. Ее последний роман-фэнтези – «Инглдав». Роман «Волчья яма» получил премию Майкла Шара, как лучшее произведение о Гражданской войне. Повесть «Вэл/Орсон», основанная на легенде о Валентине и его диком брате-близнеце, Орсоне, вышла в 2008 г., ее действие разворачивается на деревьях Калифорнии. Первый сборник стихотворений Юманс вышел под названием «Клер». Ее короткие рассказы опубликованы во многих журналах и антологиях, в том числе «Салон Фантастик», «Логоррея», «Парящие жар-птицы», «Мы мыслим, значит, мы существуем» и «Постскриптумы», а также в «Сборнике лучших произведений года в жанре фэнтези и хоррор», и «Фэнтези: лучшее года». Ее интернет-сайт: www.marlyyoumans.com.

Примечание автора

Когда ко мне обратились издатели «Невесты зверя», я много думала о стекле и его чудесных превращениях. Я сразу же представила себе превращение сказочной огненной саламандры в девушку. Огненное, текучее стекло привело меня к печи и адскому пламени и навеяло мысли о сочетании земной и потусторонней красоты.

Историю гор Голубого хребта Северной Каролины невозможно представить себе без волшебства и сказочных созданий. При строительстве в Каллоуи, где я выросла, были найдены крохотные косточки Сказочного Народца и вырытые гоблинами и домовыми туннели. Сказки чероки смешались в моей памяти с поверьями и преданиями, привезенными в Новый Свет шотландскими и ирландскими поселенцами. Волшебство этих народных сказок окрасило «Проклятье пересмешника» и «Инглдав», пробралось оно и в другие мои повести, стихи и рассказы, в том числе и в эту историю.

Ричард Боус Дети марги

Часть 1

Скажу не хвастаясь: крестный я хороший. В роли отца я, конечно, с треском провалился бы. Но крестников и крестниц у меня шесть, и всех их я люблю. А больше всех – вторую по старшинству крестницу Селесту, хоть этого и не показываю. Когда ей было года три-четыре – совсем малышка, – в понедельник у меня был выходной, и ее мать Джоан Мата оставляла ее на мое попечение, пока сама ходила к доктору и встречалась со своими клиентами (она дизайнер).

Именно тогда у нас с Селестой случился первый разговор о кошках. В то время у меня была квартира в начале Второй авеню, а на первом этаже дома напротив располагалось полно мелких магазинчиков, в каждом из которых проживало по кошке. Селеста ими очень заинтересовалась, возможно потому, что своей кошки у нее не было.

В итальянском гастрономе жила важная трехцветная кошка по имени Мэйбиллин. Проживая в продуктовом магазине, она не испытывала недостатка ни в пище, ни в многочисленных поклонниках, которым она позволяла себя погладить, когда грелась на солнышке перед дверью, ни в мышах, чтобы поиграть ночью.

У русского сапожника, в помещении по соседству, жил худой серый кот с куцым, нервно подергивавшимся хвостом. Еды у него в мастерской не было, да и мышей, скорее всего, водилось мало. Сапожник сам был худ и сед, и когда я как-то раз спросил его, как зовут его кота, он в ответ только покачал головой, словно никогда не слышал, чтобы у кошек были имена. И я решил назвать кота Хэнк, а Селеста со мной согласилась.

Дальше шли вьетнамская парикмахерская и массажный салон с броской неоновой вывеской. Там работало трио экзотичных леди с весьма ухоженными ногтями и один очень глупый мужчина. Их кошка была сиамкой по имени Мими или что-то в этом роде. У Мими был целый гардероб экстравагантных попонок, ошейников и даже сапожек.

Обычно мы видели ее на руках у какой-нибудь из парикмахерш. Когда Мими проносили мимо других кошек, они начинали принюхиваться и дергать ушами, как будто чувствовали, что рядом их сородич, но не могли понять, где именно.

Мы с Селестой полюбили сочинять сказки про трех кошек и их приключения. Один раз в нашей сказке они отправились искать Хэнку красные полосатые носки на день рождения. В другом рассказе они полетели на Луну, где завелась банда мышей-гангстеров.

Может быть, мне не стоило поощрять ее интерес к семейству кошачьих. Но я думаю, Джоан пригласила меня в крестные к единственной дочери именно потому, что мы были старыми друзьями и разделили много общих тайн.

Позднее родители Селесты переехали в Хобокен, Нью-Джерси, девочка пошла в школу, и наши понедельники и приключения магазинных кошек ушли в прошлое.

Через несколько лет, когда Селесте было лет восемь или девять, она спросила меня, как мы с ее мамой подружились. Была среда, следующий день после ее дня рождения, и я только что отвел ее на утреннее представление мюзикла «Кошки» на Бродвее. Она сама выбрала такой подарок, а ее мама не возражала.

Самое волшебное, когда отводишь ребенка в театр, это видеть и разделять его истинный восторг. После спектакля мы обсуждали мюзикл, медленно шагая в толпе зрителей к станции метро «Таймс-сквер». Я заметил, что у Селесты зеленые глаза с золотыми крапинками, точь-в-точь как у матери.

– Мне больше всего понравилось, как в конце кошка улетела на небо, – сказала она.

– Вознеслась на старой резиновой шине, – уточнил я. – Так с кошками всегда бывает.

– Мама говорит, что у нее аллергия, и поэтому мне нельзя заводить ни кошек, ни собак.

Внезапный поворот разговора застиг меня врасплох.

– У нее и правда аллергия, солнышко, – автоматически ответил я и сразу пожалел об этом. Дети просто невероятно проницательны. Селеста поняла, что я лгу, точно так же, как подозревала, что лжет ее мама.

Помолчав, она сказала:

– Когда я была маленькая, ты мне как-то рассказывал, что вы с мамой жили в доме с каким-то таинственным котом. Он был как Макавити в мюзикле.

Мюзик-холльный негодяй Макавити казался мне слишком шумным, чтобы быть окутанным тайной. А тот кот, которого припомнила Селеста, был очень тихий и вполне реальный.

– Тогда тебя еще и в проекте не было, – проговорил я, спускаясь вместе со зрителями вниз по ступеням метро.

Беспокоило меня то, что я совершенно не помнил, чтобы когда-нибудь рассказывал ей об этом коте или о доме Энис на Десятой Восточной улице. Это была вписка, на которой мы познакомились с ее матерью, Джоан Матой, в те легендарные времена, в конце шестидесятых.

– А как звали того кота? – спросила Селеста.

Мы уже ждали поезд в Хобокен на Тридцать третьей улице, в толпе пассажиров. Я стал рассказывать, и лицо моей маленькой слушательницы засияло так же, как только что на мюзикле.

– Кота звали Трапезунд. Был в древности такой город, очень далеко, на Черном море. Его хозяйка Энис была историком и готовилась к защите докторской диссертации, а еще она стала хиппи и решила устроить у себя дома вписку.

– Значит, вы с мамой были хиппи! – со смехом воскликнула Селеста.

– Я-то точно был. А маму сама спроси.

В те далекие времена мое положение в городе было довольно шатким. Глупая любовная ссора, из тех, которые часто случаются в двадцать один год, выгнала меня с насиженного места, и я оказался в гостях у Энис. Но в эти подробности я вдаваться не стал.

– А какой был Трапезунд на вид?

– Большой рыжий кот, очень умный. – Я не сказал девочке, что жители этого района и этой квартиры достигли редкой степени расширения сознания и изменения восприятия. Наверное, их благотворное влияние распространилось и на Трапезунда.

– У этого кота всегда был любимчик. Когда я только что поселился в этом доме, он ночами спал на груди у очень тихого парня с Юга, который ночевал на диване в гостиной. Энис шутила, что кот его усыновил. Каждый раз, когда в квартиру приходил новенький, кот уходил с дивана, садился и смотрел на него. А тот тихий парень раздевался догола, опускался перед новичком на колени и целовал ему или ей ноги.

– Он целовал тебе ноги? – недоверчиво улыбнулась Селеста.

– Мне было жутко неловко. Но некоторым другим, как я заметил, это нравилось. Они как будто думали: «Ну вот, наконец справедливость восторжествовала, и мне целуют ноги». А еще я увидел, что во взгляде Трапезунда появлялась какая-то гордость, как у хозяина собаки, которая по команде показала трюк. Возможно, родные этого парня узнали, что с ним творится, – в один прекрасный день в квартиру явились его родители и забрали его домой.

– И что сделал Трапезунд?

– Он привязался к другой жиличке – мечтательной девушке, которая училась на танцовщицу. Он спал у нее на кровати, в алькове рядом с кухней. Мы прозвали ее Цветочницей, потому что она приносила домой то розу – из тех, которые продают цыганки в барах, – то букетик ландышей, то горшок с геранью.

А потом ее привычка вышла из-под контроля. Она притаскивала свадебные букеты, ящики красных гвоздик, охапки фиалок. Вписка стала похожа на склеп. Трапезунд резвился среди цветов, жевал папоротники и играл с опавшими лепестками.

Цветочница осунулась и глядела затравленно. Как-то раз она пришла домой с двумя сумками желтых нарциссов. Потом с орхидеями – как пить дать краденными. Она расставляла цветы на полу у кровати, а Трапезунд смотрел на нее так, словно она украшала его алтарь.