Кальман Миксат - Том 1. Рассказы и повести

• Название: Том 1. Рассказы и повести
• Автор: Кальман Миксат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1966
• ISBN: не указан

Кальман Миксат (Kálmán Mikszáth, 1847―1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX―XX веков, прозаик, автор романов, а также множества рассказов, повестей и эссе.

Произведения Миксата отличаются легко узнаваемым добродушным юмором, зачастую грустным или ироничным, тщательной проработкой разнообразных и колоритных персонажей (иногда и несколькими точными строками), ярким сюжетом.

В первый том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли рассказы, написанные им в 1877―1909 годах, а также три повести: «Комитатский лис» (1877), «Лохинская травка» (1886) и «Говорящий кафтан» (1889).

Миксат начинал с рассказов и писал их всю жизнь, они у него «выливались» свободно, остроумно и не затянуто.

«Комитатский лис» — лучшая ранняя повесть Миксата. Наиболее интересный и живой персонаж повести — адвокат Мартон Фогтеи — создан Миксатом на основе личных наблюдений во время пребывания на комитатской службе в г. Балашшадярмат.

Тема повести «Лохинская травка»  ― расследование уголовного преступления. Действие развертывается в родном для Миксата комитате Ноград. Миксат с большим мастерством использовал фольклорные мотивы — поверья северной Венгрии, которые обработал легко и изящно.

В центре повести «Говорящий кафтан» ― исторический эпизод (1596 г. по данным хроники XVI в.). Миксат отнес историю с кафтаном к 1680 г. — Венгрия в то время распалась на три части: некоторые ее области то обретали, то теряли самостоятельность; другие десятилетиями находились под турецким игом; третьи подчинялись Габсбургам. Положение города Кечкемета было особенно трудным: все 146 лет турецкого владычества и непрекращавшейся внутренней войны против Габсбургов городу приходилось лавировать между несколькими «хозяевами».

---

— В таком случае, может, здесь и позавтракаем, как вы думаете?

— Ну, что ж, все равно, — согласился Тэвишкеш равнодушно.

Лесничему было назначено явиться после завтрака, и граф теперь обратился к Тэвишкешу.

— Я знаю, что вам уже не по себе и хотелось бы вернуться домой, поэтому я и не смею вас дальше задерживать. Вот мой лесничий, господин Миклович, вы ему объясните, какой длины-толщины должны быть стволы, и он позаботится…

— Я сам хотел бы выбрать деревья, — перебил его Тэвишкеш.

— Но до леса далековато, и, мне кажется, излишне утруждать вас…

— Нет, иначе никак нельзя, так уж заведено, — настаивал Тэвишкеш.

— Но я знаю, сколь дорого для вас время: ведь если вы теперь поедете в лес, то вам сегодня уж не попасть в Болоньо.

— А зачем мне сегодня ехать в Болоньо, — воскликнул Тэвишкеш с задором, — когда я и на Синем Камне могу остаться!

— Вот это я понимаю! — повеселел граф. — Это другое дело. В таком случае, любезный Тэвишкеш, выбирайте стволы по своему вкусу. Я рад, что вам хорошо здесь.

Почтенный Тэвишкеш собрался было запрячь двух своих гнедых, что доставили его сюда, но, оглядевшись в конюшне и заметив, как весело хрупают графский овес его удалые, он пожалел отрывать их от этого полезного занятия и предложил лесничему отправиться пешком.

— Как вам угодно, — ответил тот.

Сразу же позади замка Синий Камень раскинулся ласковый каштановый лес, другой же лес, тот, в котором Тэвишкеш должен был подбирать себе стволы, находился далеко, по дороге к Лешту. Шли они, шагали с добрый час, пока добрались до места, но тут только и начались настоящие хлопоты, особенно с отбором подаренных десяти стволов. Тэвишкеш во что бы то ни стало хотел подвести под топор самые огромные сосны-великаны, поэтому, подойдя к какому-нибудь крупному экземпляру, тут же начинал сомневаться: а что, если впереди он встретит деревья и побольше? Но не обойдешь же лес в несколько тысяч хольдов! Для этого и двух недель мало.

У лесничего Микловича стало иссякать терпение, он сердито кусал рыжеватые усы и без конца ворчал. А уж когда и желудок заурчал! Теперь двое восставали против одного, и столкновение было бы неизбежным, не вмешайся само провидение в облике посланницы графа. Сообразив, что Тэвишкеш не вернется в замок к обеду, граф снарядил в лес служанку, которая принесла в корзинке жареного холодного мяса да две бутылки доброго старого вина.

Тут путешественники помирились, закусили и улеглись на шелковую траву (пускай-де еще немного подрастут деревья), и, пока лесничий заигрывал с девушкой (хорошеньким беленьким существом), Тэвишкеш закрыл глаза: нет, не для того чтобы не видеть происходящего (ведь ничего дурного и не происходило), — просто фея сновидений, явившаяся из бутылки, силой заставила его закрыть их.

Проснувшись уже под вечер в хорошем расположении духа, освеженный, старик быстренько отобрал все же десять деревьев, и сторговался с лесничим на остальные. Смеркалось, когда он приплелся в замок, где граф встретил его со словами:

— А мы уже думали, что вы потерялись.

— Совсем наоборот, ваша милость. Вместо одного Тэвишкеша явилось двое. А ну-ка, где он тут, второй Тэвишкеш…[42]

Старик полез в стянутый веревочкой рукав своего наброшенного на плечи сюртука и извлек оттуда ежа, которого нашел в поле по пути домой и теперь принес его графским детишкам. Те не знали, что и делать от радости, и тут же подрались из-за ежа.

За ужином (в угоду почтенному Тэвишкешу приготовили жаркое из баранины и лапшу с творогом) разговор с творога перекинулся на хозяйство, на прославленных мериносов графа, и болоньовский вельможа изъявил желание лично понаблюдать способ приготовления знаменитого в то время синекаменского овечьего сыра. У графа же его овцы, его великолепные английские бараны были слабым местом. Что говорить, все это стоило показать, беда только, что до хлевов далеко.

— Вот если бы вы могли задержаться у нас на денек…

— А почему бы мне и не задержаться? — согласился Тэвишкеш с большой охотой.

Граф был рад, но в то же время удивлен. Что произошло со стариком? Разве его больше не занимает собственное хозяйство? Странно, что он бездельничает, да еще в самую страду, — и это Тэвишкеш, о котором ходит молва, что он и из могилы восстанет на покос отавы да на уборку, чтобы работников приструнить. Нет, непонятно!

Загадка эта непрестанно занимала эксканцлера. Он даже с управляющим Яношем Кишем поделился своим недоумением, заметив с улыбкой:

— Подумайте, Тэвишкеш и на завтра остается… Ума не приложу, что это с ним. Пустился в такой длинный путь из-за каких-то несчастных сорока бревен, вместо того чтобы прислать своего управляющего — да что я говорю, писаря этого управляющего, — и вот, прилип здесь, будто «поляк» *. Кто бы мог подумать такое о Тэвишкеше?

Янош Киш пожал плечами.

— Видимо, он хорошо здесь себя чувствует, только и всего. Любезность вашего сиятельства приколдовала его. Не может расстаться с вашим домом. К тому же он стар. А к старости человек что дитя. С возвращением же детства возвращается беспечность, легкомыслие. Пожалуй, этим объясняется его поведение. Видно, и Тэвишкеш не исключение из общих для людей законов.

На другой день граф велел заложить легкую бричку, и они объехали все хозяйство, побывали в обеих овчарнях. В одной из них как раз была свадьба. Овчар выдавал дочь за алыпо-эстергайского скорняка. Заливалась волынка, и собравшиеся отовсюду пастушьи чада и домочадцы отплясывали чардаш под волшебное блеяние давно почившей овцы. И вдруг перед помещиком выросла шаловливая молодушка.

— А ну, ваше сиятельство! Может, спляшем? — покачивая бедрами, позвала она.

Другая, пышная, горделивая красавица, уважения ради, решила пригласить на круг почтенного Тэвишкеша.

Граф улыбнулся и чуть было не попался, но Тэвишкеш, сурово наморщив лоб, с достоинством остановил эксканцлера:

— Неприлично нам смешиваться с подобным людом.

И холодным жестом отослал осмелевшую от медовой водки молодицу:

— Ишь чего задумали, недотепы!

Когда, побывав на двух хуторах и в степном имении «Рочка», где жена приказчика состряпала им великолепный обед — куриный бульон с клецками и пирог с укропом, — как нельзя более угодив тем Тэвишкешу, они возвратились в замок, им навстречу выбежали сыновья графа, Янош и Антал, издали крича.

— Дядя Тэвишкеш, а что вы нам привезли?

— Ничего, голубчики мои, я вам не привез, ничегошеньки, — запричитал Тэвишкеш, — сегодня я ничего не нашел по пути, только суслика одного.

— А почему вы его не привезли?

— Он убежал к себе в норку.

— А что ж вы его там не догнали?

— Ну, где ж мне пролезть в нору.

— Это правда, — сказал маленький Анталка, — у вас большой живот.

— То-то и оно. А норка такая махонькая, мои крошки, что только суслику и пролезть в нее. Я мог бы, конечно, налить в ту норку воды, и тогда суслик вышел бы — но ведь я не звал, что вам нужен суслик.

Рассуждениям не было конца. Дети засыпали старика вопросами, упреками.

— Неужели можно его достать, залив водой норку? И вы не достали?

— Не достал, — оправдывался Тэвишкеш, — потому что у меня не было воды.

— Разве обязательно надо водой?

— Ну конечно же.

— А вином нельзя было? — допытывался Янош.

— И вином можно бы, — засмеялся Тэвишкеш, — только и вина не было.

— Как же так, ведь отец утром положил в бричку целых две бутылки.

— Что поделаешь, мы их распили за обедом, к тому же жалко переводить вино на сусликов.

Этот разговор послужил богатой пищей для фантазии и любознательности мальчиков. Как заливают норки сусликов? Отчего суслик так боится воды? Страшно, должно быть, бедняжке от наводнения в его домике? Наверное, пищит или, может, ревет? А когда он удирает, пытается ли укусить человека, что дожидается у норки?

Они забросали отца множеством вопросов. Но тот совсем ничего не знал о сусликах (хотя и сам был чем-то вроде суслика из затопленной норы), и дети потеряли к нему интерес. Насколько больше привлекал их теперь Тэвишкеш! После ужина они залезли к нему на колени и завели бесконечный разговор о сусликах. Наконец он пообещал мальчикам — раз уж они так этого желают — завтра с позволения их мамочки, сиятельной графини, отправиться с ними в поле выливать сусликов, вот только кувшин глиняный надо прихватить.

Это окончательно растрогало всю графскую фамилию. Граф особенно был доволен, когда же гость удалился спать, вернее, спустился сначала в конюшни поболтать со своими гнедыми да полюбоваться на них (ей-ей, они, что ни день — все глаже становились на дармовом овсе), граф стал с гордостью расхваливать его перед графиней.

— Вот видишь, это тебе венгерский крестьянин. Прирожденный джентльмен. Другого такого нет в целом мире. Ему бы сейчас заниматься хозяйством на своих трех тысячах хольдов, он ведь и не откосился еще, и зерно не молочено, немало, вероятно, убытка он понесет, а сколько покрадут без привычного надзора — и вот, при всем том, что человек он экономный и к тому же страстный земледелец, Тэвишкеш столь воспитан и любезен, что остается в угоду детям, потому что им, видите ли, захотелось половить с ним сусликов. Это, душечка, просто сказочно. Такого человека нужно ценить.