Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

• Название: Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: «Спутник+»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9973-0453-9

Книга писателя мировой величины о России, изданная на Западе в разные годы двух последних столетий. К переводу принят текст, который сам Александр Дюма-отец отправлял в типографию. Это крупные путевые очерки с глубокими экскурсами в историю нашей страны. В них свои портретные рамы покидают государи и вельможи, реформаторы и полководцы, поэты и декабристы, становясь героями увлекательных и познавательных новелл, непрерывная цепь которых тянется через события веков от русских княжеств к империи Александра II, современной писателю. Воссозданы картины великих побед над «непобедимыми» армиями Карла XII и Наполеона. Оставлено клеймо гнусного рабства на крепостном строе, высмеяны царящие в стране злоупотребления и коррупция.

Книга складывалась во время путешествия Александра Дюма по России в 1858―1859 годах. Основные замечания и выводы писателя не утратили своего значения. Россия еще долго будет узнавать себя в зеркале этих очерков.

Перевод, вступительная статья и примечания: Владимир Ишечкин 

---

Оранжереи замка в Ропше ― самые богатые в окрестностях Санкт-Петербурга; записка графа Т… произвела магический эффект. Садовники, хотя был риск, что их выведет из себя мое появление, пожелали угостить меня всем, что начало созревать, ― персиками, абрикосами, виноградом, ананасами, вишней; тепличные фрукты получились довольно естественными, и радушные люди предлагали эти плоды с такой настойчивостью и лаской, что невозможно было не рискнуть расстройством пищеварения, чтобы доставить им приятное. Сверх того, я унес букет, вдвое больший моей головы. И был далек от сомнения, что приехал в Ропшу за цветами.

* * *

На вилле Безбородко мы узнали интересную новость. Воспользовавшись моим отсутствием и отсутствием Муане, объявились духи. Хоум вновь обрел все свое могущество.

На петербургскую виллу я вернулся в восемь часов утра. В доме еще никто не поднимался. Бесшумно, на цыпочках, как ребенок в семье, вставший с постели, я прошел в свою комнату или, вернее, спальню.

Едва оказался там, как увидел входящего Миллелотти ― смятенного, бледного и трясущегося. Он бухнулся в кресло.

― Ah, mon ser monsou Doumas (искаженный фр.)! ― Ах, мой хилый [милый] монсу [месье] Дума [Дюма]! ― сказал он. ― Ах, мой хилый монсу Дума! Знали бы вы, что случилось!

― Э, что-то стряслось, маэстро? Во всяком случае, мне не кажется, что произошло нечто приятное для вас.

― Ах, монсу Дума! Моя бедная тетя, умершая девять месяцев назад, этой ночью вселилась в мой стол, и стол побежал за мной; стол целовал меня так, что на теле остались и кровоточат следы зубов.

― Какого черта вы мне это рассказываете? Спятили?

― Нет, я не эст сумасшедший; к Хоуму вернулось могущество.

Я радостно вскрикнул. Наконец-то, увижу кое-что из чудес знаменитого спирита.

А произошло вот что. Перевожу для вас на французский язык рассказ Миллелотти. Поверьте, дорогие читатели, в нем нет ничего моего.

Миллелотти и Хоум разместились на первом этаже, не в моем, а в другом крыле виллы, в двух комнатах, разделенных простой перегородкой с большой двустворчатой дверью посередине. Я всегда подозревал, что Хоум специально выбрал место подальше от меня. Он вслух обвинял меня в том, что его духи разбегаются.

Итак, минувшей ночью, около часа ― ждите дорогие читатели, чего-нибудь предельно жуткого ― когда ни Миллелотти, ни Хоум еще не спали, читая в своих постелях, каждый при зажженной свече, раздались три удара по перегородке между комнатами, потом еще три и еще. Любители чтения оторвали носы от печатных строк.

― Вы зовете меня, Миллелотти? ― спросил Хоум. ― Вам что-нибудь нужно?

― Отнюдь, ― ответил маэстро. ― Разве это не вы стучите?

― Я? Я в кровати, далеко от перегородки, у противоположной стены.

― Тогда кто же? ― спросил Миллелотти, уже побаиваясь.

― Духи, ― ответил Хоум.

― Как, духи! ― вскричал Миллелотти.

― Да, ― подтвердил Хоум. ― Ко мне вернулось могущество.

Он еще не окончил этих слов, как Миллелотти вскочил с постели, распахнул дверь и предстал перед Хоумом, будучи бледный сам как дух смерти.

― Посмотрим, ― сказал он Хоуму. ― Давайте без глупостей.

Хоум был в постели и внешне выглядел очень спокойным.

― Ничего не бойтесь, ― сказал он. ― А если боитесь, идите посидеть на моей кровати.

Миллелотти нашел, что будет лучше последовать совету Хоума. Ему показалось вполне возможным, что духи зауважают его, увидев благоразумно сидящим на постели их вызывателя. Сел он, значит, подле Хоума, а тот приподнялся на подушке, устремил взгляд на перегородку и сказал ласково, но твердо:

― Если действительно вы ― мои фамильные духи, и вернулись ко мне, ударьте три раза через равные промежутки.

Духи исполнили просьбу и ударили, отдельно ― четвертый раз, что воспринималось не вопросительным знаком в конце фразы, а знаком, приглашающим задавать вопросы. Хоум, который понимает язык духов, как месье Жюльан ― китайскую грамоту, не нуждался в размышлениях над тем, что они хотели сказать четвертым ударом.

― Вы явились ради меня или ради моего товарища? ― спросил он.

Духи ответили: ради Миллелотти.

― Как! Ради меня? ― вскричал маэстро, отмахиваясь рукой от духов, как отмахиваются от мух. ― Из-за меня! Какого черта им нужно от меня, вашим духам?

― Не взывайте к имени дьявола, Миллелотти; мои духи ― добрые римские католики, которым подобные восклицания крайне неприятны.

― А скажите, Хоум, ― произнес маэстро, ― не могли бы вы отослать обратно ваших духов?

― Я над ними не властен. Они появляются, когда им вздумается, и исчезают по собственному капризу. Впрочем, вы же слышали: они пришли не ко мне, а к вам.

― Но я, я их не звал! ― возмутился Миллелотти. ― У меня нет с ними никаких дел, я не спирит; пусть они убираются к дьяволу и оставят меня в покое.

Не успел маэстро закончить это неосторожное высказывание, как yдаpы духов в перегородку резонансом отозвались в стульях, креслах, столах; не заплясали только тазы для умывания и горшки с водой в этих тазах.

― Я же просил вас не поминать дьявола в присутствии моих духов, ― спокойно ответил Хоум. ― Как видите, это выводит их из себя.

И, правда, так и было; духи разразились доброй сотней ударов. Затем, положив руку, на маленький молитвенник с изображением креста на обложке:

― Если вы пришли от имени Всевышнего, ― сказал он, ― то успокойтесь и отвечайте на вопросы.

Духи утихомирились.

― Вы уже сказали, ― продолжал Хоум, ― что явились не ради меня, а ради Миллелотти.

― Да, ― стукнули духи.

Миллелотти весь задрожал.

― Миллелотти, ― снова заговорил Хоум, ― среди родных или друзей, которых вы потеряли, есть кто-нибудь, кто вас любил или кого вы любили особенно?

― Да, ― ответил маэстро, ― такой у меня была тетушка.

― Поинтересуйтесь у духов о ней, попросите их, чтобы душа вашей тетушки здесь присутствовала.

― Душа моей тетушки здесь? ― спросил маэстро дрожащим голосом.

― Да, ― стукнули духи.

Миллелотти затрясся сильнее.

― Задайте ей вопрос, ― подсказал Хоум.

― Какой?

― Я не хотел бы вам диктовать. Спросите у души вашей тетушки что-нибудь, о чем только она может знать.

Миллелотти, после некоторого колебания, спросил:

― Сколько времени тело, которому ты принадлежала, мертво?

― Выразитесь точнее.

― Не понимаю.

― Спросите день, месяц, год.

― Сколько месяцев прошло, как умерла моя тетушка?

Духи ударили девять раз. Маэстро почувствовал себя дурно. Ровно девять месяцев, день в день, покоилась бедная женщина в могиле.

― Во что из мебели предпочтительней, на ваш взгляд, вселиться душе вашей тети? ― спросил Хоум.

Миллелотти огляделся и выбрал круглый мраморный столик на одной трехпалой ножке, который стоял в углу.

― В этот одноногий столик, ― сказал он.

Столик пришел в движение.

― Я вижу, что он двигается! ― воскликнул Миллелотти.

― Конечно, только что в него вселилась душа, ― пояснил Хоум. ― Поговорите со столиком.

В знак согласия, стол в ожидании расспросов трижды приподнял один из своих когтей и трижды стукнул по паркету. Бедный Миллелотти был больше мертв, чем жив.

― Чего вы боитесь? ― спросил Хоум. ― Если ваша тетя любила вас так, как вы это подаете, то ее душа не может желать вам ничего плохого.

― Конечно, ― согласился маэстро, ― Моя тетя меня любит; по крайней мере, надеюсь на это.

― Вы сильно любили племянника? ― спросил Хоум у стола.

Стол снова трижды приподнял коготь и трижды стукнул по полу. Миллелотти онемел. Хоум продолжал говорить о нем.

― Если вы утверждаете, что любили племянника, то дайте ему доказательство вашей любви.

Стол скользнул, как по желобу, и подъехал прямо к Миллелотти. Увидев такое, тот закричал и вскочил на ноги. Но стол поехал не для того, чтобы прокатиться, а для того, чтобы поцеловать маэстро. Итак, он оторвался от пола, поднялся на высоту головы Миллелотти и своим мраморным краем, как губой, заледеневшей от могильного холода, коснулся губ молодого человека. Миллелотти навзничь упал на кровать Хоума; он был в обмороке.

Кто отнес его в спальню: духи, Хоум? Но неоспоримый факт, что он очнулся в своей постели: потный лоб и волосы дыбом от ужаса. К счастью, духи отбыли; маэстро не достало бы сил не упасть в обморок вторично. Он подумал, было, что все это приснилось, позвал Хоума, но Хоум подтвердил все, что помнилось; это было наяву; действительно, душа его тети покинула потусторонний мир и прибыла из Рима, чтобы его поцеловать. Тогда он встал и, зная, что я вернулся, прибежал ко мне, бледный, весь дрожа еще после этой ночной сцены.

Мы с Муане поспешили к Хоуму; ведь духи вернулись, и Хоум вновь обрел свое могущество; нам не терпелось совершить путешествие в фантастический мир, в котором Миллелотти провел всю ночь. Не тут-то было! Хоум опять утратил свое могущество: духи покинули и его, и маэстро, покинули все вокруг, в том числе удивительный стол, который оставил угол комнаты и стоял возле кровати, на том самом месте, где оторвался от пола и подарил бедному Миллелотти мраморный поцелуй.