Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

• Название: Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: «Спутник+»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9973-0453-9

Книга писателя мировой величины о России, изданная на Западе в разные годы двух последних столетий. К переводу принят текст, который сам Александр Дюма-отец отправлял в типографию. Это крупные путевые очерки с глубокими экскурсами в историю нашей страны. В них свои портретные рамы покидают государи и вельможи, реформаторы и полководцы, поэты и декабристы, становясь героями увлекательных и познавательных новелл, непрерывная цепь которых тянется через события веков от русских княжеств к империи Александра II, современной писателю. Воссозданы картины великих побед над «непобедимыми» армиями Карла XII и Наполеона. Оставлено клеймо гнусного рабства на крепостном строе, высмеяны царящие в стране злоупотребления и коррупция.

Книга складывалась во время путешествия Александра Дюма по России в 1858―1859 годах. Основные замечания и выводы писателя не утратили своего значения. Россия еще долго будет узнавать себя в зеркале этих очерков.

Перевод, вступительная статья и примечания: Владимир Ишечкин 

---

После донесения своему правительству об отношении князя к месье Мюниху, в другой депеше, от 7 марта, месье Финч докладывал и об отношении княгини к фельдмаршалу:

«Регентша сказала, что Мюних свергал герцога Курляндского более по честолюбивым мотивам, нежели из-за преданности ей, и что, следовательно, хотя она пожала плоды предательства, уважать предателя она не могла. Было невозможно, как говорила она, терпеть и дальше нахальный норов фельдмаршала, который не знал счета своим категорическим и повторяющимся приказам, и который имел дерзость противоречить ее супругу. У него слишком много честолюбия и слишком беспокойный характер. Ему должно было бы отправиться на Украину, обосноваться в своих владениях и там, в покое, если это его устраивает, окончить свои дни».

И в самом деле, не прошло и трех месяцев после революции, единственным устроителем которой был Мюних, он был освобожден от обязанностей премьер-министра и снят со всех военных должностей.

Княжну Елизавету, совсем напротив, задаривали. В день ее рождения, 18 декабря 1740 года, великая герцогиня Анна подарила ей великолепный браслет, а младенец Иван прислал ей золотую табакерку с русским орлом на крышке; в то же время администрация соляных разработок получила приказ выплатить ей 40 тысяч рублей.

Может быть, если бы княжна Елизавета была одна, то ничего из того, о чем мы сейчас расскажем, не случилось бы; дочь Петра I и Екатерины была мало амбициозна и, лишь бы только у нее было довольно денег и в избытке любовников, вела жизнь, где, по ее понятиям, хватало тайных наслаждений. Но раз у княжны не было честолюбия, то случай подбросил ей врача, который обладал этим качеством, переживая за нее.

Впрочем, мы рассказали, как он сумел вывести княжну Елизавету из состояния апатии и склонил ее отважиться на дворцовый переворот.

В итоге, после этого переворота, одним прекрасным утром кабинет Сан-Джеймса получил от своего посла следующую депешу, помеченную 26-м ноября 1741 года:

«Вчера в час ночи княжна Елизавета в сопровождении только одного из своих камергеров ― месье Воронцова, а также месье Лестока и Шварца, отправилась в казарму Преображенского полка и, встав во главе трех сотен гренадеров со штыками на ружьях и гранатами в карманах, двинулась прямо во дворец, где, после того, как взяла под контроль разные подъезды к нему, схватила в кроватках ребенка-царя и его маленькую сестру, великую герцогиню и герцога де Брунсвика, которые тоже спали, и отправила их вместе с фавориткой Анны ― Юлией Менгден в собственный дом великой герцогини. Княжна немедленно отдала приказ арестовать Мюниха и его сына, Остерманна, Головкина и многих других.

Все приказы были исполнены с крайней поспешностью, и княжна вернулась к себе, и туда хлынул почти весь город; перед ее домом были выстроены рядами полк гвардейской кавалерии и три пехотных полка; единодушно она была провозглашена сувереном России, и ей присягнули на верность; в семь часов утра она приняла во владение Зимний дворец, и гремел пушечный салют».

Вы видите, с какой легкостью это совершалось; не трудились даже привнести сюда что-нибудь новое; так же, как великая герцогиня распорядилась арестовать Бирона, княжна Елизавета, ничего не меняя в схеме, велела арестовать великую герцогиню. Как в одном, так и в другом случае все закончилось пушечной пальбой ― от радости.

Теперь посмотрим, что сталось с несчастным маленьким императором, который посылал золотые табакерки своей кузине, и у которого с таким остервенением оспаривали трон или, скорее, колыбель.

Первым намерением новой императрицы было выслать за границу герцога де Брунсвика, его жену и маленького Ивана. Но, предвосхищая одно из самых блистательных правил будущей дипломатии, она раскаивается в этом первом движении души, которое было добром. Три пленника не уехали дальше Риги. Все трое были заключены в крепость. Позднее герцог и герцогиня де Брунсвик были препровождены на остров на Северной Двине, под Архангельском. Там княгиня Анна умерла при родах в 1746 году, оставив трех сыновей и двух дочек в младенческом возрасте. Муж пережил ее на 29 лет и умер, в свою очередь, в том же городе в 1775 году.

Что касается малыша Ивана, повинного в том, что царствовал семь месяцев, пребывая в возрасте, когда даже не понимал, что такое трон, его разлучили с семьей во время переезда ее из Риги и поместили в монастырь на Московской дороге. Фредерик, врач Елизаветы, в своей книге, озаглавленной «История моего времени», говорит, что Ивану дали зелье, от которого у него помутился рассудок.

Я в это совсем не верю. Местное предание гласит, что несчастный маленький принц был очаровательным ребенком и из очаровательного ребенка стал красивым молодым человеком. Если бы он был идиотом, Елизавета не колебалась бы ни минуты в выборе между ним и герцогом Гольштейнским, которым Бирон угрожал герцогине де Брунсвик; если бы он был идиотом, то Петр III не возымел бы идеи, разводясь с Екатериной и не признавая Павла I сыном, сделать его своим восприемником; если бы он был идиотом, то, наконец, возможно, умер бы в заключении так же, как и жил, но естественной смертью.

Что бы там ни было, но в 1757 году, когда молодому князю исполнилось 17 лет, вот что писал министр Соединенных Штатов месье Сварт [Swart], весьма бескорыстный в этом вопросе, министру Англии сэру Митчелу в Берлин:

«В начале последней зимы Иван был переведен в Шлиссельбург и, наконец, в Санкт-Петербург; его поместили в приличный дом, принадлежащий вдове одного секретаря тайного сыска, где его тесно охраняют. Императрица велела доставить его в Зимний дворец и повидала его, одевшись мужчиной. Сомневаются, увидят ли его на троне великий герцог и великая герцогиня, или ― будет ли этим Иваном тот, кто сядет на трон».

Однако Елизавета вновь обратилась к своему племяннику ― герцогу Гольштейнскому и 4 января 1762 года, умирая, ему оставила трон. Пока жила добрая императрица, которая не позволяла, чтобы хоть одна казнь совершилась в ее правление, малый Иван оставался, конечно, в тюрьме, над ним не нависала угроза смерти.

Императрица настолько была верна данной себе клятве ― никому не стоить жизни, что легко согласилась, чтобы пытали убийцу, который прятался в ее апартаментах, и которого обнаружили на пути, каким она должна была пойти к мессе, но не позволила его предать смерти; и все же ее ужас был велик, потому что она настолько любила жизнь, насколько умела веселиться, что с тех пор не ночевала дважды в одной и той же спальне. Она лишь немного успокоилась, когда Разумовский ― церковный певчий, кто стал ее супругом, подыскал ей верного человека, очень безобразного, очень преданного и очень сильного, который каждую ночь спал в ее передней.

Возвращаемся к Ивану.

После мимолетной встречи с императрицей, он был снова препровожден в Шлиссельбург. Один раз Петр III ездил туда взглянуть на него; еще раз ― велел доставить его в Санкт-Петербург. Ничего не известно о результате двух этих встреч; но, несомненно, что страх, внушенный ими Екатерине, ускорил свержение и смерть Петра III.

Заполучив престол, Екатерина отдала самые суровые распоряжения относительно молодого Ивана. Для него построили отдельный деревянный дом в крепости ― посреди двора; это жилище опоясали галереей, где день и ночь не смыкали глаз часовые. Наступал вечер, молодой князь ложился на особняком стоящую посередине спальни кровать, подобно тому, как его дом стоял в одиночестве посреди двора. И тогда от потолка опускалась и накрывала его железная клетка, в то время как открывалась амбразура, и обнаруживалось жерло заряженной картечью и направленной на него пушки.

Весь огороженный, как это было, и может быть, и даже именно потому, что он был заключенным, молодой князь будоражил умы; не было волнения в Санкт-Петербурге, чтобы к нему не примешивали его имя, и оно не маячило как угроза Екатерине. Те же послы часто писали об этом своим суверенам.

Вот что написал о нем 25 августа 1751 года посол Англии лорд Букингем:

«В отношении Ивана мнения разделились: одни говорят, что он полный идиот, другие ― что ему недостает только воспитания».

А 20 апреля 1764 года узнали вдруг, что молодой князь убит в своей тюрьме в результате попытки его освободить, предпринятой лейтенантом Мировичем.

Одно и то же трактовали двояко; только оба рассказа сходились в одной и той же точке, то есть у пропасти. Этой пропастью была смерть.

Вот что говорили сторонники Екатерины.

Мирович был казаком, дед которого был разорен, потому что встал под знамена Мазепы; характера беспокойного, гонимый бедностью, не в силах смириться с упадком своей семьи, Мирович поддался идее восстановить ее благоденствие одним их тех путчей, какие предприняли Мюних и Лесток. Он забывал, что всякий раз, когда фаворит приводил к власти регентшу или императрицу, первой заботой регентши или императрицы было развязаться с фаворитом. Отсюда падение Мюнихa, отсюда падение Лестока.