Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

• Название: Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: «Спутник+»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9973-0453-9

Книга писателя мировой величины о России, изданная на Западе в разные годы двух последних столетий. К переводу принят текст, который сам Александр Дюма-отец отправлял в типографию. Это крупные путевые очерки с глубокими экскурсами в историю нашей страны. В них свои портретные рамы покидают государи и вельможи, реформаторы и полководцы, поэты и декабристы, становясь героями увлекательных и познавательных новелл, непрерывная цепь которых тянется через события веков от русских княжеств к империи Александра II, современной писателю. Воссозданы картины великих побед над «непобедимыми» армиями Карла XII и Наполеона. Оставлено клеймо гнусного рабства на крепостном строе, высмеяны царящие в стране злоупотребления и коррупция.

Книга складывалась во время путешествия Александра Дюма по России в 1858―1859 годах. Основные замечания и выводы писателя не утратили своего значения. Россия еще долго будет узнавать себя в зеркале этих очерков.

Перевод, вступительная статья и примечания: Владимир Ишечкин 

---

Павел I узнал об этой секте и пожелал увидеть Христа. Призвал к себе мужика, игравшего роль Иисуса. Он увидел фанатика, который верил сам в свое божественное происхождение и возглашал свое право не только на небесную корону, но и на корону всея Руси. Павел сослал Христа и Марию в Сибирь, а святого Иоанна Крестителя ― в Олонецкую губернию. Поскольку Христос и Мария, поглощенные столь ужасающими просторами, которые так редко отдают назад однажды взятое, не объявились больше никогда, скопцы сочли их вознесшимися на небо и ждут их возвращения. Что касается святого Иоанна Крестителя, его адепты радовались, что не теряли его из виду: Олонецкая губерния соседствует с Санкт-Петербургской. Он умер и был погребен в Олонецкой губернии, где сохранилась его могила. Сектанты совершают паломничество к этой могиле и, отправляясь в обратный путь, уносят камешки или землицу, взятые возле нее, измельчают это до состояния пудры и, когда больны, принимают с водой. Никак не заметно, чтобы от этого они умирали чаще правоверных, которых пользуют местные врачи. Могила стала святым местом, и по ночам там делают операции.

Эта секта, преследуемая правосудием, очень богата. А правосудие в России подобно Аталанте[66]: останавливается, когда ему бросают золотые яблоки. Почти все les menialy ― менялы являются скопцами. Менялами называют les changeurs от слова менять, означающего changer (фр.). Эти менялы скупают все золото и серебро царства; отсюда и дефицит металла двух этих видов. Так как вера запрещает им любые излишества стола, а физическое состояние исключает любовь, они живут без особых расходов и, будучи избавленными от страсти в любой степени ее проявления, почти всегда скапливают колоссальные богатства. Ими владеет не только любовь к барышу, но и желание быть при деньгах в день, когда приидет славное царствование, то есть в день, когда святое семейство спустится на землю. Скопец ― мужской род от слова scopsi ― испытывает ужас перед иностранцем, но больший ужас, быть может, ему внушают правоверные соотечественники. Все, чего коснулся иностранец, считается poganai ― поганым, то есть оскверненным.

Мы сказали, что раскольники разделились на множество ветвей, мы должны были бы назвать самые крайние из них.

В числе сект, которые ― полная противоположность скопцам, есть секта Татаринова. Этот Татаринов был статским советником в чине бригадного генерала и руководителем секты.

Одна пророчица собрала сторонников у себя и назвалась матерью Христа. После ряда посвящений в таинство принесли две клятвы: никогда ничего не открывать другим и всегда оставаться холостяками. Женщины, со своей стороны, решили никогда не выходить замуж или, если они насильно выданы замуж родителями, не порывать с сектой. По окончании официальной части, связанной с приемом новых членов, гасили свет и дружились наугад.

А вот как все открылось.

Молодой человек, по имени Апрелев, брат которого был старшим помощником морского министра, женился, несмотря на клятву, данную ассоциации. Павлов, другой посвященный фанатик, мать которого дважды пешком ходила в Иерусалим на положении нищей странницы, хотя была женой полковника, вечером спрятался в спальне новобрачных за дверной портьерой и ударил Апрелева кинжалом со словами:

― Это я!..

Апрелев свалился замертво. Павлов даже не пытался бежать. Арестованный, заключенный в крепость, он по-старинному был допрошен с применением пыток и осужден на смерть. Старик, который находился при крепости 55 лет ― а это, думаю, происходило в 1812 году ― сказал одному из моих друзей, что только второй раз за последние полвека он видел применение пытки. Первый раз такому допросу подвергся Мирович, который хотел освободить молодого Ивана (Антоновича). Мы расскажем вам эту историю, когда отправимся в Шлиссельбург.

Павлову не достало сил выдержать следствие. Он все признал, отказался от общества, каковое и было рассеяно по разным монастырям. Татаринов и пророчица исчезли. В России, как в Венеции, исчезают. Император Александр II решил, что в его царствование такого не будет, и что всякий обвиняемый, кем бы он ни был, будет судим публично.

У Татаринова были две дочери, которых он силой вовлек в общество, бросив их, таким образом, в этот сладострастный коммунизм.

Не кажется ли вам, что я рассказываю один из эпизодов античной вакханалии, что немного приподнимаю завесу, за которой сокрыты тайны Доброй Богини? Взгляните-ка сюда, мы одалживаем страницу у Мишле:

«Некий Тит Семпроний Рутилий предложил своему зятю, опекуном которого был, посвятить его в тайны вакханалий, что из Этрурии и Кампании пришли в Рим. Когда молодой человек сообщил об этом куртизанке, которую любил, ту, казалось, охватил ужас, и она сказала, что его теща и тесть, вероятно, испугались отчитаться перед ним в расходах и захотели от него отделаться. Он укрылся у одной из своих теток и обо всем поставил в известность консула. Куртизанка, допрошенная, сначала запиралась, боясь мести посвященных, затем призналась. Эти вакханалии были исступленным культом жизни и смерти, среди обрядов которого были проституция и убийство. Тех, кто отвергал бесчестие, отдавали в объятия механического приспособления, и сбрасывали в глубокие подвалы. Мужчины и женщины вслепую соединялись во мраке, потом буйно бежали к Тибру и плавали в реке с зажженными факелами, что пылали над водой символом немощи смерти перед неугасимым светом жизни в этом мире.

Следствие вскоре позволило установить, что только в Риме семь тысяч человек замешаны в этих мерзостях. Всюду поставили стражу, провели ночные проверки; целую толпу женщин, которых обнаружили среди задержанных, отослали к их родителям для домашнего наказания. Из Рима очистительный террор распространился на всю Италию: по сигналам с мест, консулы прочесывали город за городом».

Так вот, эти секты, вместо того, чтобы угасать, каждый день плодят в России новообращенных. В Москве мы снова наткнемся на раскольников, которых, повторяем, насчитывается 11 миллионов среди населения всея Руси.

* * *

Мимоходом мы сказали пару слов о Красном дворце, сегодня окрашенном в желтый цвет, о старой императорской резиденции, ставшей Инженерной школой. Он высится за Летним садом, на другом берегу реки Фонтанки, через которую переброшен мост. Построить его велел Павел I, как и казарму знаменитого Павловского полка, куда могли попасть только курносые, потому что это был полк императора, а император имел вздернутый нос. Дворец и казарму соединял подземный ход.

Дворец покрасили в красный цвет в память о капризе любовницы Павла ― носить красные перчатки. Любовницу звали Анна Лопухина. Она происходила из рода несчастной Евдокии Лопухиной ― первой жены Петра Великого, матери Алексея, которая увидела сына после того, как ему сделали кровопускание из рук и ног, посаженного на кол любовника и четвертованного брата, уж не считая, что Петр велел перепилить надгробный камень другого ее брата, опоздав перепилить ему шею.

Павел был без ума от любовницы. Ее отец ― генерал сената, то есть министр юстиции ― возымел желание, какого не было у Нарышкиных, хотя обе фамилии, Нарышкины и Лопухины, были императорскими; он захотел стать графом. Однажды, подталкиваемая своим отцом Анна попросила Павла I оказать ему эту милость.

― Хорошо! ― сказал тот. ― Вижу, к чему вы клоните; хотите стать графиней; ну, хорошо, вы будете княжной, моя прелесть!

И на следующий день, 18 января 1799 года, Лопухины стали князьями.

У Павла I были фантазии такого рода, и он иногда забавлялся тем, что заставлял взбегать по ступеням социальной лестницы, гражданской или военной некоторых счастливцев, по своей прихоти, за время, меньшее, чем требовалось, чтобы заполнить и подписать дипломы.

Однажды он совершал прогулку в открытой коляске; увидел идущего прапорщика, лицо которого ему показалось симпатичным. Он остановил экипаж и сделал знак прапорщику подойти. Когда Павел пребывал в гневе или радости, его лицо приобретало жуткое выражение. Прапорщик приблизился, весь дрожа.

― Кто ты, труха и пыль? ― спросил Павел.

Павел величал пылью своих подчиненных, несмотря на их ранги. И кто же, если не пыль, любой перед суверенами, которые могут все?

Пыль ответила:

― Покорнейший прапорщик полка вашего величества.

― Врешь, ― отозвался император, ― ты ― младший лейтенант; садись сюда!

И он указал молодому человеку на заднее сидение в своем экипаже, приказав слуге уступить ему место. Молодой человек поднялся в коляску, И она покатила дальше. Шагов через 20 император оборачивается.

― Ты кто? ― спрашивает молодого человека.

― Младший лейтенант, sire, благодаря милостям вашего величества.

― Врешь, ты ― лейтенант.