Александр Дюма - Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию

• Название: Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: «Спутник+»
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9973-0453-9

Книга писателя мировой величины о России, изданная на Западе в разные годы двух последних столетий. К переводу принят текст, который сам Александр Дюма-отец отправлял в типографию. Это крупные путевые очерки с глубокими экскурсами в историю нашей страны. В них свои портретные рамы покидают государи и вельможи, реформаторы и полководцы, поэты и декабристы, становясь героями увлекательных и познавательных новелл, непрерывная цепь которых тянется через события веков от русских княжеств к империи Александра II, современной писателю. Воссозданы картины великих побед над «непобедимыми» армиями Карла XII и Наполеона. Оставлено клеймо гнусного рабства на крепостном строе, высмеяны царящие в стране злоупотребления и коррупция.

Книга складывалась во время путешествия Александра Дюма по России в 1858―1859 годах. Основные замечания и выводы писателя не утратили своего значения. Россия еще долго будет узнавать себя в зеркале этих очерков.

Перевод, вступительная статья и примечания: Владимир Ишечкин 

---

1. Отставить существующую власть и образовать временное правительство, которое развернуло бы в провинциях формирование полномочных палат выбранных депутатов.

2. Создать две высшие законодательные палаты, одна из которых ― верхняя ― состояла бы из пожизненных представителей.

3. Склонять войска к отказу от присяги императору Николаю, предупреждая все эксцессы с их стороны, но стараясь увеличить число таких частей.

Позднее, чтобы гарантировать строй конституционной монархии, были бы учреждены выборные же на местах провинциальные палаты; далее ― преобразование военных поселений в национальную гвардию, усиление власти муниципалитета, этого палладиума ― органа защиты русских свобод, как назвал его Батеньков, и провозглашение независимости университетов Москвы, Дерпта и Вильны.

За два дня до восстания, 12-го, состоялось собрание у князя Трубецкого. На этом собрании присутствовали два брата Бестужевы[102], Оболенский, Каховский, Коновницын[103], Александр Одоевский[104], Сухов[105], Пушкин [Пущин][106], Батеньков, Якубович[107], Щепин и Ростовский [Щепин-Ростовский][108]. Среди них царил большой подъем. Князь Оболенский, несомненно, более дальновидный, чем другие, много раз повторил, что не надо строить иллюзий в отношении исхода дела:

― Мы погибнем, я уверен в этом; но какой пример всем! Какая слава нам!

Вновь собрались 13-го; и снова ― тот же энтузиазм. Поступило свежее сообщение, что завтра должен появиться манифест по случаю восшествия на престол императора Николая. Каждого обязали на следующий день быть на Сенатской площади или как можно с большим числом привлеченных людей, или лично, если солдаты откажутся к ним присоединиться. Заговорщики тешили себя надеждой, что, благодаря демонстрации, которую они готовятся устроить, император пойдет на переговоры с ними. Тогда они продиктовали бы ему следующие условия:

1. Пригласить депутатов от всех губерний.

2. Опубликовать манифест Сената, который предписывал бы депутатам проголосовать за новые конституционные законы.

3. До формирования временного правительства созвать депутатов царства Польского, чтобы они приняли необходимые меры, направленные на сохранение единого государства.

Возглавить войска, отказывающиеся от присяги, поручалось князю Трубецкому. Сообразно с его приказами, ими командовали бы Якубович и Булатов[109].

Наступило 14 декабря. Офицеры в частях принялись за дело. Арбузов[110], Александр Бестужев и многие другие сразу убедили матросов отказаться принимать присягу, когда для этой церемонии прибыл генерал-майор Шипов. Морские офицеры арестовали генерала, а когда, минут через десять после этого ареста, раздались выстрелы, Николай Бестужев[111] крикнул:

― Ребята, слышите? Это убивают ваших товарищей!

Батальон во главе с Бестужевым бросился вон из казармы. Те из офицеров, которые не ожидали такого поворота событий, поспешали позади батальона.

Мятеж почти полностью охватил Московский полк; князь Щепин-Ростовский, Михаил и Александр Бестужевы, Брок[112] и Волков[113] бегали в расположении 2-й, 5-й и 6-й рот, повторяя солдатам:

― Вас обманывают, требуя присяги. Великий князь Константин не отказывался от короны. Он схвачен, как и великий князь Михаил, шефствующий над нашим полком.

― Император Константин удвоит ваше жалование! ― кричал Михаил Бестужев[114].― Ребята, долой всех, кто хочет предать императора Константина!

Затем он и князь Щепин приказали солдатам взять боевые патроны, зарядить ружья. Еще князь Щепин приказал восставшим развернуть гренадерское знамя. Сам он бросился к генералу Фридриху, ранил его и поверг наземь ударом сабли, атаковал генерала Шеншина и тоже свалил, нанеся ему глубокую рану; после этого с криком «я всех вас поубиваю, одного за другим!» он действительно укладывает полковника, унтер-офицера и одного гренадера. Наконец, добирается до знамени, завладевает им и во главе рот, поднятых на бунт, спешит со своим трофеем к Сенатской площади.

Якубович и Каховский, в свою очередь, расточительно расходовали свое мужество. Каховский добрался до знаменитого Милорадовича, губернатора Санкт-Петербурга, до того самого удальца, кого называли русским Мюратом, и смертельно ранил его выстрелом из пистолета. Потом, повернувшись, вторым выстрелом он убил майора Штурлера.

Кюхельбекер[115] уже направил пистолет на великого князя Михаила, да сами матросы схватили его за руки.

Нетрудно себе представить, какое страшное смятение творилось на Сенатской площади. Обо всем, что там происходило, сразу же докладывали новому императору. В известном смысле, он находился лицом к лицу с восставшими. События того времени задали программу его характеру, и в течение всех 30 лет царствования он ни на миг себе не изменил.

В ответ на хлопоты относительно переговоров с восставшими, на что те надеялись, он приказал генералу Нидарту объявить гвардейскому Семеновскому полку ― немедленно выступить на подавление мятежников, полку конной гвардии ― держаться наготове, чтобы выступить по первому требованию. Отдав эти распоряжения, он обосновался в главной кордегардии Зимнего дворца, занятого гвардейским Финляндским полком, приказал полку зарядить ружья и блокировать все подходы к дворцу.

В то же самое время очень оживилась Адмиралтейская площадь: во главе с князем Щепиным и двумя Бестужевыми, со знаменем на ветру, с грохочущими барабанами впереди на нее ступили 3-я и 6-я роты Московского полка, скандируя:

 ― Да здравствует Константин! Долой Николая!

Они вырвались на простор Адмиралтейской площади, но, вместо того, чтобы двинуть прямо на Зимний дворец, который еще не был защищен, замешкались у Сената. Там их встретили и замешались в их ряды гренадеры корпуса и полсотни гражданских во фраках, вооруженные пистолетами и кинжалами. В момент этой встречи, под одним из сводов дворца появился император и бросил взгляд на весь этот гвалт. Был он бледнее обычного, но казался совершенно спокойным. И в течение долгого 30-летнего царствования его часто видели гневным и неистовым, но никогда ― слабым духом.

Тогда же со стороны мраморного дворца раздался нарастающий грохот идущего галопом эскадрона кирасир: показалась конная гвардия под началом графа Алексея Орлова, побочного сына Федора Григорьевича Орлова-IV. Перед графом раскрылись решетчатые ворота, он соскочил с коня, и полк выстроился перед дворцом.

Ударили барабаны Преображенского полка, идущего побатальонно. Батальоны втягивались во двор, где находились император, императрица и юный великий князь. Позади семейства ― конная стража, выстроенная эккером [коленом] пустой угол которого вскоре заполнила артиллерия.

Восставшие смотрели, как совершаются эти грозные маневры, не предпринимая никаких враждебных действий, если не считать крика: «Долой Николая! Да здравствует Константин!» Они ждали подкреплений. Начали, было, кричать: «Да здравствует конституция!» Но солдаты стали спрашивать, что такое конституция; им ответили, что Конституция ― жена Константина, и отказались от этого непонятного лозунга.

Между тем, великий князь Михаил, кого конспираторы объявили схваченным, объезжал казармы и развенчивал эту ложь своим появлением. В казармы Московского полка он прибыл, когда две роты уже ушли, но он помешал другим ротам последовать за ними. Он поспел вовремя, так как вот что здесь происходило.

Остальные подразделения полка уже собрались двинуться за двумя восставшими ротами, но появился и с первого взгляда оценил обстановку капитан 5-й роты граф Ливен. Он тотчас приказал закрыть ворота. Затем, встав перед фронтом солдат, обнажил свою шпагу и поклялся, что пропустит ее через тело первого же, кто шевельнется. Только один младший лейтенант ринулся вперед с пистолетом в руке и приставил дуло к груди Ливена. Ударом эфеса своей шпаги граф выбил оружие у молодого офицера, но тот подобрал пистолет и снова навел его на капитана. Тогда Ливен, скрестив руки на груди, пошел навстречу своему подчиненному, шагнувшему выстрелить в него. Весь, подаваясь назад перед графом, на глазах полка, который молча наблюдал странную дуэль, младший лейтенант нажал на спусковой крючок, словом, выстрелил. Чудо, но сгорел только пистон. И в этот момент раздался стук в ворота.

― Кто? ― крикнули несколько голосов.

― Я, великий князь Михаил! ― ответил брат императора.

Его слова повергли полк в глубокое оцепенение на несколько мгновений. Разве только что не убеждали солдат, что великий князь схвачен?

Великий князь въехал верхом в казарменный двор в сопровождении нескольких адъютантов.

― Как понимать ваше бездействие в опасное время? Я среди предателей или преданных слуг?

― Ваше высочество ― в его самом верном полку, ― ответил граф Ливен, ― и в этом ваше высочество сейчас убедится.