Николай Аникин - Наркомэр

• Название: Наркомэр
• Автор: Николай Аникин
• Издательство: Изд-во Эксмо
• Жанр: Детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04434-5

Тупик. Стена. Старый кирпич, обрывки паутины. А присмотреться — вроде следы вокруг. Может, отхожее место здесь, в глухом углу? Так нет, все чисто. Кто же сюда наведывается и зачем? И что охраняет тут охрана? Да вот эту стену и охраняет. Она, как выяснилось, с секретом: время от времени отъезжает в сторону. За ней цех. А в цеху производят под видом лекарства дурь. Полковник Кожемякин все это выведал. Но надо проникнуть внутрь и схватить за руку отравителей, наживающихся на здоровье собственного народа. А это будет потруднее…

---

Одним движением Кожемякин дернул на себя эфес шашки и тут же ударил мужика плашмя в темечко — некогда размахиваться. Тот не стал охать. Повалился беззвучно в лопухи.

Пришлось слезать с коня. Оба парня лежали трупами, без движений. В карманах у одного оказался сотовый телефон. У второго было пусто. От обоих несло стойким трехдневным перегаром.

Кожемякин готов был уже пожалеть «убогих»: налили шарики и решили поиграть на нервах. Он взглянул на сарай и тут только понял. Эти оба вышли не из-за угла вовсе, а из двери. Сарай настежь распахнут, раздается сытое хрюканье.

Полковник шагнул внутрь и включил фонарь, готовый рубить направо и налево. За перегородками вдоль стены смотрели сонные свинячьи глаза. Свинья с белыми поросятами и двое подсвинков в углу.

В конце виднелся открытый проход. Возможно, это был выход в огород. Кожемякин выключил свет и вышел через него из сарая. Действительно, там оказался огород. В нескольких метрах от выхода стояло еще одно сооружение. Это могла быть баня. Михалыч приблизился к двери и, снова включив фонарик, осторожно потянул на себя ручку. И тут же увидел: на лавке, рядом с бочкой сидит мать. У нее был вид обреченного существа.

— Мама…

— Сынок.

— Идем скорее отсюда, мама…

Они вышли тем же путем, не закрывая дверей. Парни отдыхали в тех же позах и добавки не требовали.

— Пусть живут, — вслух подумал полковник. — Может, они даже одумаются и перестанут…

Посадив мать на коня, взял в руки повод и повел за собой. Только бы не свалилась сверху.

— Не упадешь, мама?

— Я всегда знала: господь милостив, он спасет… — говорила радостно мать, не отвечая, и поправляла на себе полушубок. Ее знобило от испуга.

Глава 3

«…Полость медвежья лежит на снегу. От холода трещат деревья. Снежная пыль блестит на солнце. Шкура вмялась в снег под коленями князя…

«Аз, Тоян Эушта, даю шерть государю своему…»

Три служилых человека замерли рядом, стоят не шелохнувшись. Один из казаков держит над непокрытой головой князька саблю. На острие хлебушек посоленный вздет. Другой казак торжественным голосом читает строки клятвенной записи, третий переводит их…

Тяжкий зимний путь позади. Позади Москва с ее белым царем Борисом. Как бы ни был тяжек путь, как бы ни были тягучи раздумья, все преодолел Тоян. Царь принял поклонных соболей, да горностаев, да бобров добрых. В ответ одарил английским сукном, рисунчатой шелковой тканью, тафтой венецейской. А под конец повелел, чтоб в их земле в Томи поставити город и от их недругов от дальних земель всем оберегати, чтоб до своего государева указу имати не велети, а их беречи и льготить во всем.

Следом поехало санной дорогой царево послание в Сургут: «От царя и великого князя Бориса Федоровича всея Русии в Сибирь, в Сургутский город Федору Васильевичу Головину да голове Гаврилу Ивановичу Писемскому. Бил нам челом Томские земли князек Тоян, чтоб нашему царьскому величеству его Тояна пожаловати, велети ему быти под нашею высокою рукою и велели бы в вотчине его в Томи поставити город. А место де в Томи угоже и пашенных людей устроити мочно, а ясачных де у него людей триста человек. И как де город поставят, и те де все ясачные люди придут к нашему царьскому величеству, и ясак учнут платити. А которые будут около того города наши непослушники и он, Тоян, учнет про них сказывати и приводити их под нашу царьскую высокую руку…»

Тояну жарко от присяги.

«А буде мы, эуштинские люди и я, Тоян, не учнем великому государю служить и прямить и во всем добра хотети, нам бы за нашу неправду рыбы в воде и зверя в поле, и птицы не добыти, и чтоб нам за нашу неправду с женами и детьми и со всеми своими людьми помереть голодной смертью… и чтоб нас, за нашу неправду государская хлеб и соль по воде и по земле не носила…» — и взял с сабли хлеб. Закусил несколько раз, приложил руку к сердцу.

Потом, воздев руки кверху, сказал решительно:

— А не сохраню слово, ссеки мне голову, острая сабля!

— Аминь! — второй казак поднес Тояну бумагу — руку приложить. Указал, куда следовало. Тоян нарисовал родовое клеймо, надел шапку и пошел следом за Головиным, гордый и прямоплечий, — только вороные волосы посверкивали в лучах морозного солнца, выбиваясь из-под шапки…»

Шура Хромовый, с трудом дочитав страницу, отшвырнул книгу. Опустил ноги с дивана, сел, задумался, таращась по сторонам. Человек тороплив и безогляден. Лишь сидя на горшке либо утром на кровати, вдруг осознает он: жизнь пролетела. Незаметно, исподволь, сразу. Шура потерянно смотрел в пол.

Шура Хромовый был мэром Ушайска. В миру — Куликов Александр Ильич, пятидесяти двух лет от роду, невысокого роста, сухопарый мужик.

Хромовый пришел во власть несколько лет назад и сидел в кресле второй срок. «Вторая ходка у меня», — ехидно улыбался он, выставляя напоказ фарфоровые зубы, вставленные взамен вдруг ставших немодными золотых коронок. Однако властью этот господин был облечен еще раньше, когда его, молодого, но раннего, поспешно выбрали вором в законе. Собравшиеся торопились. Их спешка была понятной и оправданной: государство в семидесятых направо и налево, используя безжалостную тактику, кромсало преступный воровской мир — в особенности его верхушку, воров в законе.

Потом все удивлялись, как в те времена удалось выжить. Из нескольких тысяч воров в законе вскоре осталось несколько сотен. Их окружали тотальной пропагандой: «Профессиональная преступность в СССР будет ликвидирована». И сажали в колониях с осужденными, имеющими огромные сроки за преступления против жизни и здоровья. Благодаря такому соседству численность профессионалов заметно поредела. Ломались десятилетиями налаживаемые связи, рушились незыблемые традиции, построенные на понятиях. Подошло время, когда официальная пропаганда наконец заявила: «С профессиональной преступностью в нашей стране покончено!»

Но они выжили, сохранив традиции и связи. Шура Хромовый теперь «тянул» второй срок в должности мэра. И даже нарушил неписаный устав, женившись на курносой блондинке. Так было нужно для общего дела. Какой он мэр без жены! Теперь эта жена учит его жить на свете. Сунула утром книгу по краеведению. «Читай, — говорит, — Александр Ильич, набирайся знаний о родном крае. На днях выступать тебе перед учителями, а ты и вверни им — так, мол, и так, город наш имеет такую-то историю и ведет свое начало со времен царя Бориса. Можно и про название распространиться. Откуда оно образовалось… Ведь не просто так обозвали наш город Ушайском. По имени речки Ушайки. Которая в Томь впадает. А речку почему так прозвали? Вот именно. По имени одного исторического лица. Был такой, мол, Ушай. От него и речку назвали Ушайкой, а потом и город Ушайск. А вы бы как хотели! Все предопределено историей, и всему имеется свое обоснование…»

Жена-историчка напрягалась, объясняя мужу, как ей казалось, значимые вещи. Однако Шура быстро уставал от бесплатных лекций и слабо махал рукой — отстань, дескать, муха липучая. Кому это надо. Ну, жили-были, а дальше-то что? Жена на время отступала. Чета была бездетной, и супруга мэра часто впадала в депрессии. Она возглавляла отдел культуры, каждый раз выдвигая все новые идеи и требуя дополнительного финансирования.

…Шура поднялся с дивана, пошел на кухню выпить минеральной воды. Налил, отпил полстакана, вернулся, и в этот момент прозвенел телефон.

— Слушаю, — сказал мэр, подняв трубку. Звонила жена.

— Папочка, ты встал?

— А я и не ложился.

— Я имею в виду, ты прочитал? Да? Ой как хорошо. Я по тебе соскучилась. Приду с работы, а тебя не будет. Знаешь, денежку мы получили. Но, как бы это сказать, не в полном объеме. Нам нужно еще. У нас программы буксуют. Ну не выеживайся, папочка. Ты же все можешь, если хочешь. Умничка! Целую…

Хитрая лиса положила трубку. Хитрая, но преданная. Мэр неоднократно проверял ее на предмет супружеской верности, и никаких зацепок — с работы летит домой сломя голову. И на работе у нее один женский пол.

«А если она лесбиянка?!» — вдруг подумал Александр Ильич и содрогнулся, сразу наливаясь подозрением. Даже страшно стало, как он мог упустить этот момент. Стареть стал, точно. Мышей перестал ловить. А ведь жена молоденькая — тридцать лет всего. Так что думать надо, Шура…

Во второй половине дня у мэра были запланированы три официальных мероприятия. Во-первых, встреча с двумя директорами муниципальных предприятий. Во-вторых, совещание по вопросу передачи имущества коммунальных предприятий в городскую казну. И, в-третьих, опять совещание. По поводу программы выхода из затянувшегося кризиса. Как будто он сел в кресло, чтобы этот кризис преодолевать. Само рассосется как-нибудь. Но главным являлось четвертое мероприятие. Разговор по душам. Прибудут свои люди, и надо будет порешать сообща некоторые перезревшие проблемы и принять срочные меры, чтобы впредь никогда больше не возникали.