Владимир Романовский - Польское Наследство

• Название: Польское Наследство
• Автор: Владимир Романовский
• Жанр: Альтернативная история
• ISBN: 978-5-4474-1767-3

В этой части Русской Тетралогии герои повзрослели, некоторые постарели. События, в которых они принимают деятельное участие, происходят по всей Европе, от Урала до Гибралтара. Союз Ярослава с Новой Римской Империей ведет к усилению одних сил за счет других. Деятельная сестра Ярослава как всегда – в центре событий.

---

– Не спорь со мною, Стефан.

Стефан был уверен, что Улица Белой Кошки – к северу от пале, а не к северо-западу. Подумав, он решил, что так даже лучше – сперва они пойдут неправильно и далеко, Сорсьер опомнится, осознает ошибку, и тогда он приведет ее на Рю Ша Бланк – а тем временем он с нею поговорит.

– Откуда ты родом, Стефан? – спросила она, шагая степенно, опираясь на его руку.

Он хотел было ответить – и не смог. Ощущение ее руки возле его локтя привело его в замешательство. Прикусив язык, чтобы не сказать глупость, Стефан попробовал успокоиться, а только ничего у него не вышло. Тогда Сорсьер убрала руку и спрятала ее под меховой фишу. Стефан обиделся и растерялся.

– Так откуда же?

– Из Саксонии.

Она улыбнулась.

– Ну, как знаешь.

– Что ты имеешь в виду? – сердито спросил он. – Что «как знаешь»?

– Я понимаю – у тебя есть причины скрывать свое имя. Как у меня, например. Ну а страну-то зачем?

Он засмущался, а затем и разозлился, решив, что ничего интересного теперь не будет.

– Родился я в Гнезно, – сердито сказал он.

Она внимательно на него посмотрела.

– Да, похоже.

И снова положила руку ему возле локтя, не замедляя при этом шага.

– А ты? – спросил он, снова теряясь.

– Расскажу потом как-нибудь.

У Стефана защекотало одновременно в животе и в икрах. «Потом как-нибудь» означало, что Сорсьер намерена поддерживать с ним отношения. То есть, согласна стать его любовницей.

– Мне здесь одиноко, – сказала она. – Прислуга надоела, спутница раздражает – мы с нею больше двадцати лет знакомы. Будешь время от времени заходить, говорить чего-нибудь, рассказывать, вот и развлечение – и мне, и тебе. А то такие вечеринки, как давеча в пале, я не очень люблю. Да и пахнет в пале отвратительно.

Совершенно сбитый с толку, Стефан молчал, а Сорсьер улыбалась. Так они прошли еще два квартала – и вот, пожалуйста, вопреки ожиданиям Стефана, вот она – Рю Ша Бланк. Стефан ничего не сказал. И Сорсьер ничего не сказала. Очевидно, обращать чье-то внимание на доказательства своей правоты было ниже ее достоинства, ибо она была всегда права.

– Зайди со мной, если хочешь, – предложила она непринужденным тоном, стуча в дверь выполненным под подкову молотком.

– Хочу, – глупо сказал Стефан и покраснел.

Дверь отворила сонная служанка, похожая на тумбу.

– Здравствуй, болярыня, – сказала она по-славянски, хриплым голосом, искусственно радуясь возвращению хозяйки.

– Пошла вон, – без злобы, по-деловому, откликнулась Сорсьер.

Знаков Стефану она никаких не подавала, а только понял Стефан, что нужно ему за нею следовать. Они пересекли вестибулум и оказались в одном из помещений – сундуки какие-то, подслеповатое окно, шезы. Кладовая, что ли? Сорсьер открыла дверь и на этот раз кивнула Стефану, развевая его сомнения. За дверью оказалась спальня с широким ложем, покрытым парчой. Пахло кошками.

– Кис-кис, – позвала Сорсьер, но никто на ее зов не откликнулся. – Ну и леший с тобой, – добавила она по-славянски. Перейдя неожиданно на саксонский, объяснила, – Редкая мерзость, этот наш кот. Но надо отдать ему должное – мышей нет, всех распугал. Прямо не кот, а Базиль Болгаросокрушитель.

Неподалеку от ложа оказалась еще одна дверь.

– Посиди здесь, я сейчас, – велела Сорсьер, указывая Стефану на шез – и скрылась за дверью.

От нечего делать Стефан стал разглядывать потолок и стены – грубой отделки. Все функционально и уныло. И то сказать – дерево. Побывав в детстве в Риме, Стефан хорошо помнил красивые линии, орнаменты, изящество каменных построек. На севере холодно, строить из камня не с руки. Ходили слухи о новгородском умельце, с благоволения правителя изгиляющемся с большим размахом, лихо сооружающем деревянные конструкции по всем правилам античной архитектуры – что ни вход, то портик, что ни сход стены с потолком, то карниз, фриз, и архитрав, но верилось во все это плохо. Нет, так красиво, как в Риме, на севере не построишь, да и секреты древние утеряны – особая известка, то, се – а тут так и будут стоять деревянные мезоны, и прогнивать от влаги, каждое утро поднимающейся с реки, и каждый второй день моросящей с неба.

– Зайди, – сказала, высунувшись в дверь, Сорсьер.

Стефан, чуть поколебавшись, шагнул внутрь – оказалось – умывальной комнаты. Высокий потолок, и окна под самым потолком – чтобы с улицы никто не заглянул. А Сорсьер в одной лишь длинной рубахе до полу, босая. Кругом какие-то массивные предметы из дерева, несколько ховлебенков. В огромной печи горел огонь, в помещении было тепло, приятно. Над огнем помещалось на металлических брусьях нечто вроде гигантского котелка – или небольшого котла – странной формы. Огонь, очевидно, развели здесь заранее – от котла шел пар. Четыре прямоугольных ящика из толстых досок, что-то среднее между уменьшенной копией кнорра (богатые дети играют, катаются вдоль берега) и кормушки для скота, стояли рядышком.

«Лохань», вспомнил Стефан, славянский вариант греческого «лакане».

– Возьми вон тот бочонок, – велела Сорсьер. – И неси его сюда.

– Зачем? – удивился Стефан.

– Увидишь.

Пожав плечами, он подволок массивный бочонок к лоханям.

– Лей половину в крайнюю.

Немного подумав, Стефан приподнял бочонок и отлил из него половину – холодная вода.

– Теперь вот в эту, – Сорсьер указала на лохань, стоящую рядом.

– Мы белье будем вместе стирать? – осведомился Стефан. – Ты – прачка?

Сорсьер засмеялась – звонко, мелодично, искренне. Стефан тоже хохотнул.

– Лей, не бойся.

Следующий приказ Сорсьер озадачил Стефана.

– Подкати лохань к печи.

Порассматривав лохань, он обнаружил, что стоит она на небольшой но прочной скринде – как уменьшенная копия скринд, на которых купцы и вояки тащат кнеррир от одной реки к другой.

– Берись вон за тот рычаг. Возле котла. Правильно. Наклоняй котел, но только осторожно, не ошпарься.

Потянув рычаг, Стефан увидел, как котел наклоняется.

– Осторожнее!

Кипяток хлынул в лохань.

– Хватит! Стой!

Стефан выпустил рычаг. Качнувшись, котел встал на место.

– Откати лохань, подкати вторую.

Теперь в обеих лоханях была теплая вода.

Сорсьер вручила Стефану глиняную кружку, до краев наполненную какой-то подозрительной слизью.

– Что это?

– Галльский бальзам. Здесь, на его родине, его почему-то забыли. Разденься, сядь в лохань, затем встань, и потри бальзамом те места, от которых больше всего пахнет.

Притирания какие-то, подумал Стефан. Но, будучи в душе авантюристом, поставил кружку на ховлебенк, расстегнул пряжку капа, развязал сентур. Тем временем сама Сорсьер, не снимая рубашки, села в лохань. Встала – мокрая – и стала себя тереть слизью через рубашку. Стефан стянул боты, развязал онучи, скинул дублет, стянул рубаху через голову, и остался совершенно голым. Сорсьер посмотрела на него искоса.

– Ишь ты, Аполлон, – сказала она. – Лезь в лохань.

Шведы и датчане моются в бочках. Восточные славяне – то в бочках, то в лоханях. Стало быть, я имею дело с восточной славянкой, подумал Стефан. Забавно. Без опаски он опустил тело в лохань, встал, и потерся слизью – под мышками, в паху, между ягодицами.

– Садись, – велела ему Сорсьер, и погрузилась в свою лохань.

Некоторое время они сидели в лоханях молча.

– Нравится? – спросила Сорсьер.

– Да, – признался Стефан.

Действительно – приятно. Особенно после четырех недель холодной влаги – в воздухе, в деревьях, в домах, в одежде. Почти горячая вода ласкала кожу, поры благодарно расширились, у Стефана потекло из носа.

– На.

– Что это?

– Тряпка. Чистая. Не сморкайся на пол.

Он высморкался в чистый лоскут.

– Можешь бросить.

Он бросил.

Настоящий саксонец – человек мужественный, ему не пристало нежиться в лохани с теплой водой, будто младенцу. Ну да ведь не обязательно об этом рассказывать кому-то. Случилось с тобою приятное – радуйся да помалкивай. Стефан потянул прочищенной носоглоткой воздух и позволил себе возрадоваться. И искоса посмотрел на Сорсьер. Намокшие волосы ее казались теперь еще тоньше и реже, чем раньше. Надменность куда-то исчезла, и лицо женщины сделалось проще – раскраснелись щеки, серые глаза утратили таинственность и силу. Тонкие бледноватые губы стали обыкновенными губами женщины средних лет. Обозначилась и уточнилась лишняя, возрастная складка под начинающим оплывать подбородком.

– Давно ты в городе этом? – спросила она, обнажая мелковатые, не очень белые зубы.

– Четыре недели.

– Нравится?

– Не так чтобы … Какие-то они здесь…

– Дикие?

– Распущенные.

– А ты во многих городах бывал?

– В Риме был один раз. В Майнце был, в Лейпциге. Вообще-то я хотел бы … посмотреть…

– Ну, ну?

– На богатые города. Знаменитые. Киев, Константинополь. Говорят – красивее Рима.

– Менее запущенные, – объяснила Сорсьер.