Игорь Соколов - Мнемозина, или Алиби троеженца

• Название: Мнемозина, или Алиби троеженца
• Автор: Игорь Соколов
• Жанр: Современные любовные романы
• ISBN: 978-5-4474-1552-5

«Герой романа „Мнемозина или алиби троеженца“ – судмедэксперт, пенсионер Иосиф Розенталь создал невероятную семью, в которой каждая из трех его жен ощутила себя жрицей любви и исполнила свое земное предназначение, родив ему ребенка. В реальном мире всякий составляет собой часть социума, имеющего множество сложных связей с ним и делающего его зависимым от него. В романе автор отрывает своих героев от социума, отчего чувства неожиданно сгущаются до высоты полета…» Аарон Грейндингер

---

Съедение себя другим! Сам по себе секс любопытен, но лучше его созерцать!

В сексе человек ежится – исчезает и сморщивается до точки. В сексе человек обладает чертами палача!

Секс ограничивает мир человека до одной точки бесконечного растворения себя в другом. Секс – это неизлечимая и очень странная болезнь

Может поэтому, я веду себя с Мнемозинкой как врач-психиатр, осознавая масштаб ее болезни, и хладнокровно скрывая от больной ее диагноз, ибо безумная Мнемозинка никогда не осознает себя таковой, ибо в своих глазах она будет оставаться здоровой…

Глава 2. Муж, окольцованный как птица

Мой взгляд спокоен, как море, а я тихохонько попердываю себе в удовольствие, поплевывая сверху на водичку, и глажу этак ручкой гладенькие камушки, а еще я поглаживаю с ленцой симпатичное тельце Мнемозинки.

Мнемозинка, психопатка, отвыкшая от обыденной жизни, днями она почитывает сонники, ну, а ночами ей снятся кошмары, а все потому, что во сне она кричит, как во время своего оргазма. А я вот, боюсь спать с Мнемозинкой, я даже не помню, как сделался ее мужем, как заказал спецрейс из Египта обратно в Россию, тут ведь вот какая беда, несколько капелек спиртного, чуть-чуть успокоительного-снотворного и ты уже окольцован, как птичка божия, правда, изучаемая для какой-то своей непонятной науки этими орнитологами, мать их ети! А уж, что ночью творится?!

Если б только, кто слышал, как орет моя Мнемозинка, как эта бесова душа будоражит все мое сознание, и как во мне совершенно неожиданно просыпается-разговляется совесть, и как я начинаю вспоминать всех, кого обидел в этой жизни, а их-то так много, что я начинаю проводить анализ сознания со звездным небом. Как врач!

Только врач берет мочу, а я сознание! И так вот постепенно я весь окунаюсь в нем, как в некой перекиси водорода, и от моей совестушки-повестушки не остается и следа, и вот тогда-то я уж и начинаю перетряхивать все откровения Ритки о Мнемозинке, и о последнем мужике в ее жизни. И кто это был?!

Ах, да, пан Постельский, капитан морского плавания с ярко-рыжим усами, полячок-дурачок, который чуть не придушил в своих грубейших объятьях мою бедную Мнемозинку!

Несчастная Мнемозинка, она ж тогда чуть даже не задохнулась под его жирными потными телесами. А уж как она хотела закричать о помощи, но этот гад закрыл ей ротик своей вонючей пастью, полным аромата английского рома и гаванских сигар! Это ж какая была связь?!

Какая, к черту, связь?! Это была не связь, а битва за выживание. Лишь рано утречком, вся в синяках и ссадинах, она получила от пана Постельского свою честно заработанную тысячу баксов!

А вот теперь я глажу ручкой голенькое тело моей Мнемозинки и подумываю о том, кто же следующий, кто еще разок посетит сие прекрасненькое и ненасытненькое тело милой телочки?! И как же от него разит мускусом, запашком половых железок горной козы, запашком, как бы выразился поэт, пота и пола, в котором расположен центр всей похотливой Вселенной.

Ну, господа, ну, кто еще из вас выложит тысячу баксов, чтоб трахнуть мою Мнемозинку, чтобы наставить рога мне, ее бедному мужу?! Ах, я не бедненький, а просто жадненький, да, нет господа, я нисколько не жадный-с, просто Мнемозинка мне честно изменяет, а потом ведь ей платят за это, а потому ее честность не знает границ, она же днями и ночами страдает от похоти и от честности в одинаковой мере.

Она же так часто не знает, что бы такое с собой сотворить, отчего и отдает себя кому попало.

А может, я и женился-то на ней, чтобы стать ее «деус фабером», ее духовным папочкой, чтобы исправить ее порченную натуру-дуру, чтоб истребить, так сказать, центр ее похотливенькой, а посему похохатывающей Вселенной, и хотя нас и связывают узы брачка, наша любовь до сих пор носит исключительно платонический характер!

Я как набрался духу, так сразу и выложил ей все картишки, так и брякнул ей: «Мы, Мнемозинка, должны принадлежать друг дружке только духовно, духовно, безусловно», и она, милая девочка сразу же согласилась со мной, внучка профессора Витгентштейна, она была так великодушна, что соглашалась вступать в интимную связь с кем угодно, но только не со мной.

О, как она была прелестна в своем безумном цветении! И как я хотел сохранить этот прекрасный цветочек не только для себя, но и для всех других поколений, которые будут за нами. Почему-то в этот момент я ощущал свою Мнемозинку абсолютно бессмертной, и неподдающейся никакому процессу гниения и распада. Я глядел на нее и любовался ею все больше как свихнувшийся дурак!

Очаг моего безумия питался исключительно ее красотой и обаянием ее сладкого голоса, которое она в силу нашего брачного воздержания распространяла и на других особей.

Ее буйная страсть так и светилась из ее глаз, а смешочек тут же выдавал любые низменные устремленьица, но я был крепок и силен, как физически, так и духовно, я делал вид, что ничего грязного в ней не вижу, и опять таки ради наших чистых отношений.

– Мнемозинка, мы должны дозреть до высоты птичьего полета, – говорил я ей по вечерам, укладываясь с ней в постельку, заранее обмазавшись противомикробным кремом.

– А почему от тебя так воняет! – удивилась Мнемозинка.

– Это просто мой крем, я им лечусь!

– И отчего?

– Чтоб не заболеть!

– Ну, ты и дурачок, – засмеялась Мнемозинка, – может, пойдешь и смоешь ее!

– Нет, ни за что! Ты же не хочешь, чтобы я заболел! – испуганно вскричал я.

Ах, моя первая брачная ночь! С каким ужасом и содраганием я ее вспоминаю!

Бедная Мнемозинка! Она так просила меня, чтобы я сначала сходил и помылся, а потом еще лишил ее невинности, что когда я этого не сделал, она заревела как оглашенная!

Потом проболталась о какой-то детской невинности, наивности, и вообще мне стоило больших трудов оторвать ее от собственного тела, и это даже несмотря на то, что у меня черный пояс по карате.

О, как, она бедная, рыдала, умоляя меня убедиться самому в ее невинности! Да, что я осел, что ли?! Что, я не знаю, как путем хирургического вмешательства опять воссоздать эту самую невинность?! Нет, я не стал ей болтать о своих знаниях, да и зачем унижать и без того уже униженную и оскорбленную мною женщину, и уж тем более свою же жену.

Я просто погладил ее по головке и брякнул, что хочу, чтобы наше духовное «Я» осталось таким же чистым, как стекло в окнах моей квартирки, которые Веерка – моя домработница постоянно протирает специальным раствором.

Говорить ей о том, что я могу от нее заразиться какой-нибудь гадостью, завезенной паном Постельским из далеких тропических стран, мне как-то уж не очень хотелось! Не дай Бог, обидится еще! Мало ли чего! В конце концов, несмотря на свою испорченность, Мнемозинка еще ребенок. А потом, наши отношения всегда должны быть светлыми и чистыми, как у играющих ребяток.

За несколько дней я приучил Мнемозинку кататься на водных лыжах и играть со мной в теннис.

Все-таки, что ни говори, а физическая нагрузка здорово уменьшает потребность в этом омерзительном сексе. Одно дело, по-детски ласкаться, но лучше, конечно, все же не целоваться, потому что говорят, что даже через поцелуй может зараз передаваться любая зараза!

О, сколько раз я дотрагивался до своей дорогой Мнемозинки! Указательным пальчиком до ее одетой спинки, и обязательно в перчаточке, а то не дай Бог, зараза какая пристанет, так потом и не отвяжется!

Поцелуи были омерзительны, поцелуев я старался избегать. А однажды она грустно посмотрела мне в глаза, всхлипнула и шепнула на ушко: «Я знаю, Герман, что ты импотент!»

О, Боже, как же она меня развеселила тогда! Я смеялся так долго, что еще немного бы и я, наверное, умер от смеха!

Рассказывать о том, что я с детства занимаюсь онанизмом, я счел неуместным, и к тому же это только бы спровоцировало Мнемозинку на дальнейшую сексуальную революцию в нашей семейной жизни!

А уж чего бы я не хотел, так это сексуальных революций!

Главная моя задача состояла в том, чтобы я мог создать уникальнейшую семью, в которой супруги могли бы общаться духовно, а физически – лишь наивно, по-детски, проводя свой досуг в играх и в спортивных соревнованиях! Исключительно!

Даже прикосновения и поцелуи были мне противны, хотя бы потому что от них тоже передаются микробы, а с ними и всякая зараза! Так что можно и без них, ну, а, в крайнем случае, полезно будет провести и тщательную дезинфекцию полости рта и всех остальных, бывших в употреблении частей моего драгоценного организма!

И, только тогда, когда моя Мнемозинка сможет очиститься духовно, я смогу наконец почувствовать в ней добрую смиренную душу, и только тогда я решусь на интимную связь, то есть на порку ремнем или плеткой, а иногда и ладошкой ее интимных частей, главным местом среди которых является ее божественная попа!