Фенимор Купер - Кожаный Чулок. Большой сборник

• Название: Кожаный Чулок. Большой сборник
• Автор: Фенимор Купер
• Издательство: БИНЕЗУН
• Жанр: Приключения про индейцев
• Год: 2014

Кожаный Чулок. Большой сборник - вся пенталогия в одном томе, включающая в себя самые знаменитые романы Фенимора Купера.

---

— Гибель жеребенка гнетет сердце его хозяина,— промолвил охотник.— А когда человек печалится о своих бессловесных друзьях, это хороший знак. Но кто верует в бога, тот помнит: что тебе на роду написано, то с тобой и будет; и эта утешительная мысль скоро поможет вашему спутнику примириться с разумной необходимостью убить четвероногое ради спасения человеческих жизней... Может быть, вы и правы,— продолжал разведчик, отвечая на последнее предположение Хейуорда. — Тем скорее нам нужно освежевать оленя и сбросить кости в реку, иначе на скалах рассядется целая стая волков и поднимет вой, завидуя каждому куску, который мы отправим в рот. К тому же, хоть ирокезы понимают язык делаваров не лучше, чем умеют читать, эти хитрые бестии быстро смекнут, почему волки развылись.

Во время этой тирады разведчик успел собрать необходимое и, произнеся последнее слово, бесшумно скользнул мимо путников; следом за ним, как будто угадав намерение своего друга, двинулись могикане, и все трое поочередно исчезли, словно растаяв в тени невысокой черной скалы, возвышавшейся в нескольких ярдах от берега.

ГЛАВА VI

Из песен, оглашавших встарь Сион,

Он выбирал одну и с миной строгой

Затягивал псалом, призвав: «Восславим бога!»

Бернс

Хейуорд и его спутницы не без тайной тревоги наблюдали за столь загадочным исчезновением своих проводников: хотя белый охотник до сих пор вел себя безупречно, его грубый наряд, резкость в речах и глубокая ненависть к вратам, равно как облик его молчаливых сподвижников, были достаточно веской причиной для того, чтобы пробудить подозрения в людях, встревоженных недавним предательством индейца. Один только чудаковатый певец ни на что не обращал внимания. Он уселся на выступ скалы и не подавал признаков жизни, если не считать частых и глубоких вздохов, выдававших его душевное смятение. Однако вскоре послышались приглушенные голоса, словно люди перекликались где-то в недрах земли, и внезапно в глаза путникам ударил сильный свет, раскрыв им тайну столь хваленого убежища разведчика и его друзей.

В дальнем углу узкой и глубокой пещеры, которая благодаря ракурсу и освещению казалась, вероятно, много больше истинных своих размеров, сидел разведчик с пучком пылающих сосновых щепок в руке. Яркий отблеск пламени падал на суровые, обветренные черты и одежду жителя лесов, придавая причудливо романтический вид этому человеку, который при обычном дневном свете поразил бы глаз лишь странным костюмом, каменной неподвижностью и необычным сочетанием постоянной настороженности и неподдельного простодушия, попеременно читавшихся на его мужественном лице. Чуть поодаль от него, ближе к выходу из пещеры и поэтому на самом виду, стоял Ункас. Путники с волнением смотрели на стройный, гибкий стан молодого могиканина, его грациозную позу и непринужденные движения. Как и белый разведчик, он был в зеленой охотничьей рубахе с бахромой, но голова его оставалась непокрытой, являя взорам темные, сверкающие, бесстрашные глаза, грозные и вместе с тем спокойные; смелые очертания гордого лица, не тронутого боевой раскраской, благородный лоб и изящную форму головы, начисто выбритой, за исключением густой пряди на макушке. Дункан и его спутницы, впервые получив возможность разглядеть характерные лица своих проводников-индейцев, разом отбросили всякие сомнения при виде гордого, решительного, хотя и сурового лица молодого воина. Они почувствовали, что такой человек, даже пребывая во тьме невежества, не может намеренно поставить на службу своекорыстию и предательству те дары, которыми его взыскала природа. Алиса дивилась его открытым чертам и гордой осанке с тем же любопытством, с каким взирала бы на драгоценную статую, изваянную резцом древнего грека и чудом ожившую, а Хейуорд, хоть и не раз наблюдавший у чистокровных туземцев подобное совершенство форм, откровенно выражал свое восхищение этим образцом благороднейших человеческих пропорций.

— Я могла бы спокойно спать, зная, что меня охраняет такой неустрашимый и великодушный часовой, как этот юноша,— прошептала Алиса.— Никогда не поверю, Дункан, что все те жестокие убийства и ужасные пытки, о которых мы столько читаем и слышим, могут твориться в присутствии подобного человека.

— Да, этот молодой воин, несомненно, редкий и блистательный пример тех природных достоинств, какими, говорят, отличается этот своеобразный народ,— ответил офицер.— Согласен с вами, Алиса: такой лоб и такие глаза способны страшить, но не обманывать. Однако не будем заблуждаться, ожидая от него иных добродетелей, кроме тех, что в обычае у краснокожих. Высокие достоинства не часто встречаются у христиан; не менее исключительны и редки они у индейцев, хотя, к нашей общей чести, эти достоинства не чужды ни тем, пи другим. Будем же надеяться, что могиканин не разочарует нас и окажется тем, кем выглядит,— смелым и преданным другом.

— Вот теперь майор Хейуорд говорит, как подобает майору Хейуорду,— вставила Кора.— Разве, глядя на такое творение природы, можно думать о том, какого цвета у него кожа?

За этим красноречивым замечанием последовала краткая и несколько неловкая пауза; ее прервал разведчик, позвав путников в пещеру.

— Огонь разгорается так ярко, что мы, того и гляди, накличем сюда мингов себе на погибель,— бросил он, когда путники вошли.— Ункас, опусти одеяло — пусть эти бестии ничего не видят... Конечно, ужин у нас не тот, на какой вправе рассчитывать майор американской королевской армии, но я не раз видывал военных, которые были рады куску сырого мяса без всякой приправы. А у нас и соли в достатке, и жаркое не заставит себя ждать. Вот свежие ветви сассафраса — пусть леди присядут: это хоть и не кресла красного дерева с обивкой из кожи морских свинок, зато пахнут они куда лучше, чем кожа любой свиньи... Входите, друг, и перестаньте сокрушаться о жеребенке — он был невинным созданием и еще не успел познать горести. Смерть избавила его от многих бед — и от усталости в натруженных ногах, и от ломоты в спине.

Ункас исполнил тем временем распоряжение разведчика, и, когда Соколиный Глаз смолк, гул водопада уже звучал глухо, словно отдаленные раскаты грома.

— А не опасно нам оставаться в этой пещере? — спросил Хейуорд.— Не застанут ли нас здесь врасплох? Ведь достаточно одному вооруженному человеку встать у входа, и мы в его власти!

В этот миг за спиной разведчика вынырнула похожая на привидение фигура и, схватив горящую головню, осветила дальний конец пещеры. При виде этого страшного существа Алиса вскрикнула и даже Кора вскочила, но Хейуорд быстро успокоил их, заверив, что пришелец —всего-навсего их проводник Чингачгук. Индеец приподнял другое одеяло и показал, что у пещеры два выхода. Затем с головней в руке проскользнул по глубокому узкому проходу, тянувшемуся под прямым углом к пещере, где сидели путники, но, в отличие от нее, не имевшему потолка, и проник в другую пещеру, совершенно схожую с первой.

— Таких матерых лис, как мы с Чингачгуком, не часто поймаешь в норе с одним выходом,— усмехнулся Соколиный Глаз.— Теперь видите, как хитро мы выбрали место. Скала эта из черного известняка, породы, как известно каждому, мягкой — она легко сойдет за подушку там, где нет кустов или сосен. Так вот, когда-то водопад располагался на несколько ярдов ниже и, смею вас уверить, был так же ровен и красив, как гладь Гудзона. Но годы уносят красоту — в этом наши прелестные юные леди еще убедятся! Местность, к сожалению, изменилась. В скалах появились трещины; там, где порода мягче, вода проточила себе глубокие ходы; футах в ста отсюда повернула обратно; где-то пробилась, где-то нет, и теперь в водопадах этих — ни складу, таи ладу.

— В какой же части их мы находимся? — поинтересовался Хейуорд.

— Близ того места, какое по воле провидения и было для них предназначено, да только они взбунтовались и выбрали себе другое. Скалы справа и слева от нас оказались чересчур мягкими, и вода, предварительно вырыв две эти небольшие пещеры для нашего убежища, потекла по сторонам от них, а старое русло пересохло и обнажилось.

— Значит, мы на островке?

— Ну да. По правую и левую руку от нас водопады, а река выше и ниже нас. Будь сейчас день, вам стоило бы взобраться на вершину этой скалы да поглядеть на причуды воды. Она несется, как ей вздумается: то прыгает, то падает, тут кувыркается, там бурлит; в одном месте она белая, как снег, в другом — зеленая, как трава; здесь, поблизости от нас, она низвергается в глубокие выбоины с таким грохотом, что земля трясется; чуть дальше — журчит и поет, словно ручей; а потом начинает крутиться водоворотом и размывает старый камень, как будто это глина. Весь рисунок реки теперь перепутался. Сначала она течет прямо, как ей и положено, но вдруг круто сворачивает. Есть немало мест, где она вообще возвращается вспять, словно не желая расстаться с лесными чащами и слиться с соленой волной. Да, милые леди, тонкая, как паутинка, вуаль, обвивающая вашу шею,— и та груба, как невод, в сравнении с узорами, какие вышивает река там, где она, наперекор всякому порядку, вытворяет, что ей вздумается, а я могу показать вам немало таких местечек. Но к чему все это приводит? Набушуется она, словно иной строптивец, сколько ей влезет, и несколькими саженями ниже опять преспокойно течет себе к морю, как ей и было предопределено от сотворения мира.