Владимир Романовский - Добронега

• Название: Добронега
• Автор: Владимир Романовский
• Жанр: Альтернативная история
• ISBN: 978-5-4474-1832-8

Первая книга «Русской Тетралогии» повествует о событиях в Сигтуне, Новгороде, Киеве и Константинополе, многие из которых оказались скрытыми от взгляда историков и летописцев.

---

– Илларион, – ответил малый.

Владимир покачал головой с таким видом, будто многое ему стало наконец понятно.

– Так объясни мне еще раз, Илларион… Зачем, бишь, ты упросил Алешку… в смысле, Александра… вот этого верзилу, да… чтоб он тебя с собой взял, как пойдет ко мне в палаты?

– Хотел посмотреть, – ответил Илларион серьезно.

– На что?

– На палаты. И на тебя.

Владимир сделал усилие, чтобы не засмеяться. Александр смотрел в потолок и кусал губу. Ноздри его раздулись и напряглись.

– И что же? Нравится? – спросил Владимир.

– Нравится, – неуверенно ответил Илларион. – А ты правда князь?

– Да. А что?

– Ты совсем не страшный.

– Князь и не должен быть страшным, – наставительно пояснил Владимир. – Князю следует быть грозным и озабоченным. И говорить князь должен строго и степенно.

– И подпрыгивать при этом, – добавил Александр.

Тут, наконец, они захохотали оба. Илларион недоверчиво улыбнулся.

– Можно ли мне присоединиться к честной компании? – спросил Болеслав, отделяясь от притолоки.

– Смотри-ка, кого к нам принесло! – удивился Владимир. – Вот, Илларион, еще один князь, и даже император. Шарлемань. С арабами бился.

Илларион оглядел императора, бившегося с арабами, уважительно.

– Заодно он еще повелитель Польши, правда не целиком, а частично, – уточнил Владимир, разглядывая болеславов наряд. – Это такая земля, ее совсем недавно обнаружили наши купцы. Такая не очень цивилизованная, мелкокультурная страна.

– Да, – подтвердил Болеслав. – Общаемся с вараварми, вот, вроде киевлян. Тебя, малый, Илларион зовут?

– Да.

– А правда, Илларион, я больше похож на князя, чем вот этот совсем маленький мужчина?

Илларион еще раз оглядел Болеслава, оценивающе.

– Нет, – ответил он.

– Почему же?

– Ты несерьезный какой-то.

Теперь все трое взрослых засмеялись.

– Алешка, здравствуй, – Болеслав обнял сперва князя, затем Александра. Оглянувшись, схватил он скаммель, придвинул, и сел. Сели и Александр с князем.

– Вальдемар, есть взрослый разговор. Александр, не возражаешь?

– Пойдем, – позвал Александр Иллариона. – Я тебе теперь некоторых княжон покажу. Тоже интересно.

– Это что же! – возмутился Владимир. – Это тебе что, зверинец? А мы звери дикие экзотические? Что за показ?

– Не пугай ребенка, – строго сказал Александр, вставая. – Пойдем, Илларион. Дяденька ругается, у него скверный характер.

Владимир и Болеслав засмеялись.

– Нет, он ничего, хороший, – прокомментировал Илларион. – Я ему расскажу потом, как играют в жирика. Это очень интересная игра.

Когда они остались одни, Болеслав закинул ногу на ногу, наклонил голову влево, и улыбнулся.

– Рад тебя видеть, Вальдемар.

– И я тебя, Болеслаус, – отозвался Владимир не менее благодушно. Болеслава он знал давно, и какое-то время они были близкими друзьями.

– Благодарю тебя за услугу, – добавил Болеслав.

– Какую услугу?

– К тебе немец послов посылал.

Владимир пожал плечами.

– А он их ко всем посылает. Если б уверен не был, что персы ему откажут – к персам бы послал. В одиночку он с тобой воевать больше не хочет. После победы выпить не с кем.

– Не думаю, что ты ему отказал именно поэтому.

– Надеюсь, цель твоего нынешнего приезда – не предложение союза против Второй Римской Империи? Потому как – откажу ведь!

Болеслав отпил из кружки, поморщился, и поставил кружку на стол.

– Ну уж сразу об Империи речь. Вдруг вовсе не об Империи? Вдруг о Содружестве Неустрашимых?

Владимир закатил глаза.

– Только не о нем. Я о Содружестве все знаю. У нас тут помимо Содружества вообще ни о чем не говорят. Как известно, находится оно главным образом здесь, в Киеве, и постоянно враждует со мной и приходит пить квас по утрам, в полном составе. Надоело.

Болеслав хмыкнул.

– Дочь свою навестил? – спросил Владимир.

– Да. Должен признать, что она действительно ни в чем не нуждается, живет привольно в поместье, которое ты ей предоставил, и даже отчасти рада – город она не любит, любит открытые пространства. Но скучает.

– Пошлю ей скоморохов.

– Лучше бы ты послал ей ее мужа.

– Всему свое время. Пусть посидит еще месяц-другой в темнице, ума наберется.

– Так ли уж он виновен?

– Не знаю. Не знаю я, Болеслав, чего мне от Святополка ждать. Парень неплохой, умный, но не любит он меня. И всех на свою сторону склоняет. И распускает отвратительные слухи. И заговоры мне надоели, Болеслав. Сами по себе они смешные, эти заговоры. Но Святополк во всех этих смешных заговорах почему-то оказывается замешан.

– Обидчив он.

– Это есть. Но ему многие сочувствуют, и тоже, подражая ему, становятся обидчивыми.

– Тебе лучше знать. Дочь мою не обижаешь, и то ладно.

– Ты все-таки скажи, что за дело у тебя ко мне.

Болеслав некоторое время молчал. Видно было, что он волнуется.

– Дело, в общем, не очень серьезное, – сказал он. – Жениться я решил.

– Хорошее дело.

– На твоей дочери.

– И это хорошо.

Болеслав заволновался еще больше. Это было так непохоже на него, что Владимир чуть не рассмеялся.

Дочерей у Владимира было много, всех не упомнишь. Он любил, когда знатные вельможи, и местные, и соседние, проявляли к какой-нибудь из них марьяжный интерес. Понятие легитимности, хоть и существовало уже на Руси и в окрестностях, не воспринималось пока что слишком серьезно. Дочери Владимира жили где попало – но требовали содержания. Самые инициативные из них толклись вокруг Марии в ее вышгородской резиденции. Именно Марию Владимиру очень хотелось кому-нибудь сплавить. Интриговать Мария научилась еще в детстве, практикуясь на няньках и подружках, инстинктивно применяя принцип, сформулированный Цезарем, настраивая всех против всех и ловко манипулируя разобщенными. Сама по себе нынешняя Мария никакой опасности не представляла, но ее могли использовать в своих целях заговорщики. Какие именно? Любые. Их много развелось по миру. Посему очень удачно получилось, что именно Болеслав завел с Марией шашни – уж он-то ее усмирит. И увезет к себе в Гнезно. Пусть она там манипулирует, кем желает.

– Зовут ее Предслава.

Сперва Владимир даже не понял, что ему сказали. Затем лицо его осунулось, стало мраморным, а тело застыло неподвижно.

– Как ее зовут, говоришь? – переспросил он тихим, сухим голосом.

– А что? – забеспокоился Болеслав.

– Ты что же это, хорла, издеваешься? – осведомился Владимир таким же тихим голосом. – Ты с кем говоришь! – загремел он. – Ты с отцом говоришь!

Поняв, что беда пришла, Болеслав побледнел, напрягся, и не попытался возразить. Что-то он затронул во Владимире, какую-то струну. По каким-то причинам именно Предслава была Владимиру дорога. Очень дорога. Настолько дорога, что он, Владимир, готов был загубить ее молодость и жизнь. Болеслав к такому обороту дел совершенно не был готов. Не спит ли он с дочерью, мелькнуло у него в голове. Нет, не может быть. Не такой человек Владимир, и не такова Предслава. Любит ее? Не хочет отпускать?

– Посмотри на себя, боров! – рыкнул Владимир. – Посмотри! Тебе в бане надо два раза на дню бывать, чтоб от тебя козлом не несло! И ты посмел… невинную, непорочную… С кем говоришь!

– Что ты так орешь, – осведомился Болеслав неуверенно. – Не надо так орать.

Вон из моего дома, вон из Киева, вон из страны – фразы мелькали в голове, но многолетняя привычка учитывать государственный фактор удержала Владимира от непоправимого. Княжество Польское, в данный момент более или менее в одиночку противостоявшее Второй Римской Империи, иметь в качестве врага было бы безумием. Киевские бразды правления, едва удерживающие огромные территории восточных и северных славян, могли порваться при первом же серьезном польском ударе по Киеву.

– Никогда больше не говори об этом, – сказал Владимир. – Этого разговора между нами не было. Я уважаю в тебе старого друга и доброго воина.

Сказать или не сказать, думал Болеслав. Нет, лучше не говорить. Когда же это Владимир считался с пожеланиями своих детей, тем более женского полу. Но что же делать, поселяне? Что же делать?

Глава десятая. Прибытие в Киев

Проснулся Хелье на рассвете, частично от холода, частично от смутной тоски, переходящей по мере приближения к цели в нешуточное волнение. На правом берегу, на фоне светлеющего неба, на вершине пологого склона, возвышалась таинственно и величественно Десятинная Церковь. Сам город – огромный, многодомовый, начался внезапно, стремительно проступая и разрастаясь. Он подавлял своими размерами, настораживал утренней мистической тишиной, манил и пугал. Частокол жилых домов частично скрывала ранняя весенняя зелень, а над зеленью высились купола храмов. На реке еще не было солнца, но Десятинная, ловя первые лучи, светилась розовым светом.

Бодрствовавший всю ночь Годрик бросил руль и взялся за весла, направляя ладью к берегу. Дир проснулся, посмотрел вокруг, кивнул, заютился, закрыл глаза, свернулся в клубок, и сказал сонно —