Николай Адлерберг - Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга

• Название: Из Рима в Иерусалим. Сочинения графа Николая Адлерберга
• Автор: Николай Адлерберг
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91674-003-5

Книгу графа Н. Адлерберга о путешествии в Иерусалим в 1845 году можно назвать образцовым сочинением в ряду литературных описаний паломничеств ко Святому Гробу представителей русской аристократии середины XIX века. Написанная легко и свободно, она в то же время передает глубину религиозного чувства паломника, дает подробное описание Палестины и святых мест, а так же многочисленных бытовых и исторических реалий Святой Земли того времени. В новом издании к тексту приложены необходимые комментарии и историко-биографическая статья об авторе книги. Книга предназначена для всех, кто интересуется историей Святой Земли, Иерусалима и русского паломничества.

---

Акрополь, или Акрополис, вмещал в себя все, что только древняя столица имела превосходнейшего в роскоши своих художественных произведений. Этот холм, застроенный величественными зданиями, свидетельствующими о вкусе и зодческом гении древних греков, стоя посреди голых полей, представляет как бы незыблемый пьедестал, приуготовленный самой природой для поддержания этой связи гениальных памятников в одно общее целое. Главнейшая и замечательнейшая часть Акрополиса – Парфенон, или храм Минервы. Величественные размеры этого несравненного памятника, соединенные с отчетливой простотой украшений, составляют главное его достоинство. Там не встретите вы этого неуместного смешения колонн различных орденов, ни тяжелых украшений у их подножий: там все обдумано, все плавно, просто и величественно; везде один вкус, одна архитектура; можно сказать: повсюду проявляется одно и то же чувство высокого и прекрасного. Необыкновенно восхитителен ярко золотистый цвет, лежащий на афинских памятниках. В других странах, под переменным и дождливым небом, даже чистейшая белизна мрамора от сырости, туманов и других посторонних причин вскоре чернеет или, зарастая мхом, покрывается зеленой, сырой одеждой; но под чистым, знойным небом Греции белый мрамор Паросса и Пентеликии лишь позлащается яркой желтизной от блестящих лучей афинского солнца.

Парфенон, которого остатки и поныне слу жат предметом удивления, имел 217 футов в длину, 98 в ширину и 65 в вышину. Разоренное персами, это необыкновенное здание вновь возросло и еще более украсилось при Перикле, в 444 г. до Р. X. Во внутренности Парфенона стояла некогда статуя Афины, или Минервы, – гениальное творение Фидия, вырезанное из слоновой кости, в 16 футов вышиной, и роскошно убранное золотыми украшениями, оцененными до 44 талантов (около 800 тысяч рублей серебром).

Так называемые Пропилеи служили входом к Парфенону; широкая мраморная лестница вела сквозь Пропилеи к цитадели, или Кекропии. Вокруг было множество других зданий из белого же мрамора, как то: храмы Паллады и Нептуна и так называемый Пандразион; южнее – храм Аполлона; перед главной стороной Акрополиса – театр Бахуса и Одеон; первый предназначался вообще для народных зрелищ, второй – для музыкальных собраний.

На площади, за юго-восточным углом цитадели, возвышался сооруженный императором Адрианом Пантеон, в честь всех языческих богов, и им же заложенный водопровод, оконченный в царствование Антония.

Вне города стояли два из великолепнейших афинских зданий: к северу – храм Тезея, выстроенный наподобие Пантеона, в дорическом вкусе, с изображением подвигов этого полководца; а к югу – ионической архитектуры храм Юпитера Олимпийского, превосходящий почти все здания Афин своей величественной красотой; неисчислимые сокровища были жертвуемы на сооружение и украшение этого памятника, окруженного 120 колоннами, в 60 футов вышиной и имеющими 6 футов в диаметре.

Хорошо сохранился древний Ареопаг, огромное пространство, полукружием врытое в землю, обложенное мраморными плитами, с тщательно высеченными из камня креслами для членов этого знаменитого народного судилища, основание которого иные писатели приписывают также самому Кекропсу, другие же – законодателю древней Греции Солону; но вероятнее, Солон только усовершенствовал состав Ареопага и, присвоив ему более прав, возвел его на высшую степень могущества и славы судебного места. Исторические предания не оставили положительных данных о числе членов Ареопага; известно только, что они избирались пожизненно и состояли из достойнейших архонтов, которые непоколебимой правотой души и любовью к правосудию достигали столь высокой степени доверия граждан; Аристотель называл Ареопаг священным судом Греции.

Умышленное смертоубийство, отравление, грабеж, измена отечеству, безнравственность и своевольные нововведения в образе правления и в религии – были преступления, подлежавшие суду Ареопага, которому в то же время вверялось попечение над сиротами. В опасные и смутные времена Ареопаг владел даже жезлом правления, как например, во время войны греков с персами, когда власть и слава Ареопага достигли высшей степени. Не только Афины, но и все остальные части Греции повергали свои споры и тяжбы на обсуждение Ареопага. Совещания производились ночью под чистым небом; по изложении судьям сущности дела, оно решалось большинством голосов. Перикл первым нарушил беспристрастную совестливость этого верховного судилища: не будучи вовсе архонтом, он успел попасть в число членов его и неоднократно действовал против основных правил совести и чести; впрочем, Ареопаг еще долгое время после Перикла держался в прежней силе и власти, и окончательно пал только с падением Афин.

Кроме этих памятников, остались еще некоторые следы других замечательных зданий, как, например, знаменитая Академия, где преподавал Платон, здание Сената, или Притансион, Пникс, или место народных совещаний, и т. п. Но не стану распространяться в описании каждого из этих замечательных в историческом отношении следов древнего города; описания мои были бы излишним повторением того, что уже многими подробно и удачно изложено в путевых записках, исторических очерках Греции и в описаниях древнего города.

Афины нынешнего времени похожи на наш уездный городок. Центр греческого мира, рассадник европейской образованности, колыбель многих начал политической жизни новейших народов – узнает ли теперь кто вас, Афины, в этой путанице домишек, завладевших вашим славным именем?

Грустные мысли толпятся в душе путника, останавливающегося посреди этой груды обломков прежнего, когда-то бывшего величия, посреди этого хлама, посреди ничтожества и ничтожности всего окружающего, при сравнении мелкого, тщедушного настоящего с великим прошедшим, надолго для Греции утраченным!

Впрочем, вспомнив недавнее начало новой жизни, всякая критика должна остановиться и отдать справедливость тому, что сделано, как бы оно ни было незначительно; положите на весы средства, время, обстоятельства – и вы будете снисходительны. Тем не менее, я продолжаю свой обзор с точки зрения беспристрастного наблюдателя.

В главной части города, на полуизрытой площади, стоит довольно некрасивый дворец короля Оттона. Длинный, низкий дом упирает громоздкую крышу переднего своего фасада на толстых столбах.

Не могу допустить мысли, чтобы дворец этот был выстроен по собственному вкусу короля. Отец его, художник в душе, воздвиг в своем отечестве множество великолепных зданий превосходнейшей архитектуры: при содействии любимого им архитектора, Кленце, он почти всем великолепным строениям в Баварии усвоил вкус, красоту и размеры именно древних афинских памятников. Так, например, известная Валгалла, возвышающаяся на берегу Дуная близ Регенсбурга, – верный снимок с афинского Парфенона. Дворец короля Оттона притом, как будто для бо́льшего усиления и без того уже неприятного впечатления, поставлен в виду чудных произведений древней греческой архитектуры и на таком открытом месте, что нет возможности избежать невольного сравнения некрасивых колонн нового дворца с уцелевшими девятью исполинскими столбами древнего храма Юпитера. Будь королевский дворец выстроен в отдалении от Парфенона и храма Юпитера и вне всего того, что бессознательно наводит на сличение, наружность дворца не так была бы поразительна и даже кое-что выиграла бы.

На другой день по приезде в Афины мы с самого раннего утра посетили величественные остатки древнего города и удивлялись им. Несмотря на нестерпимый жар (28 ° Реомюра в тени), мы, не чувствуя усталости, переезжали с места на место, все рассматривали со всех сторон, любовались и восхищались единственным величием этих колоссальных остатков. Парфенон, храмы Бахуса и Победы, и особенно храмы Минервы и Юпитера – образцы человеческого творчества и трудов, образцы по чистоте стиля.

Было около четырех часов пополудни, когда я, прогуливаясь по городу, проходил мимо королевского дворца. Толпа народа около его подъезда остановила мое внимание. Я примкнул к этой толпе и увидел, как молодая королева поехала кататься. В то же время сошел со ступеней крыльца и король, ему подвели коня, толпы просителей окружили его у подъезда. Сев на лошадь, король принимал просьбы из рук просителей, всем ласково кланялся и потом, в сопровождении нескольких адъютантов, выехал за город. Он был одет в богатый национальный костюм, который привык носить совершенно как коренной житель Аттики. Говорят, будто он владеет языком новоэллинским как природный грек; это тем удивительнее, что германские уроженцы вообще редко говорят на иностранном языке без сильного природного акцента.

Имея в виду цель поспеть в Иерусалим непременно к заутрени Светлого Воскресения, я должен был по возможности сократить пребывание свое в Афинах, а потому и не искал случая быть представленным ко Двору, опасаясь, чтобы для королевской аудиенции мне не назначили дня позже того срока, какой я себе предположил для выезда. Ежедневно во время пребывания своего в Афинах я посещал развалины древнего города.