Сборник - Зарубежная любовная лирика

• Название: Зарубежная любовная лирика
• Автор: Сборник
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-966-03-4242-2

Книга открывает читателю волшебный мир любовной лирики Сапфо и Катулла, Горация и Петрарки, Верлена и Бодлера, Шекспира, Байрона и многих других поэтов от античности до наших дней, снискавших славу «певцов любви». Стихотворения представлены в переводах таких общепризнанных классиков русской словесности, как А. Фет, К. Бальмонт, А. Блок, И. Анненский, Вяч. Иванов и другие.

---

«Я не имею…»

Я не имею
Копейки медной за душой, —
Но я владею
Тобою, друг желанный мой.
С игрой и пляской
Творишь ты радостный обряд.
Какою лаской
Твои слова всегда горят!

Внимаю ль речи
Твоей живой, ловлю ль твой взгляд,
Нагие ль плечи
Твои лобзаю, – я богат.
На отдых нежный
Склонился я – и вмиг весь пыл
На белоснежной
Твоей груди восстановил.

Конечно, мало,
Увы, любим тобою я:
Ты изменяла
Мне часто, милая моя.
Но что за дело
Мне до измен твоих, когда
Ты завладела
Моей душою навсегда!

Песня к ней

Мне говорят, что ты – блондинка,
И что блондинка – неверна,
И добавляют: «Как былинка…»
Но мне такая речь смешна!
Твой глаз – яснее, чем росинка,
До губ твоих – душа жадна!

Мне говорят, что ты – брюнетка,
Что взор брюнетки – как костер,
И что в огне его нередко
Сгорает сердце… Что за вздор!
Ты целовать умеешь метко,
И по душе мне твой задор!

Мне говорят: «Не будь с шатенкой:
Она бледна, скучна чуть-чуть…»
Смеюсь над дружеской оценкой!
Дай запах кос твоих вдохнуть,
Моя царица, – и коленкой
Стань, торжествуя, мне на грудь!

Шарль Бодлер (1821–1867)

Красота

Стройна я, смертные, как греза изваянья,
И грудь, что каждого убила в час его,
Поэту знать дает любовь – и с ней терзанье,
Безгласно-вечное, как вечно вещество.

В лазури я царю как сфинкс непостижимый;
Как лебедь бледная, как снег я холодна;
Недвижна Красота, черты здесь нерушимы;
Не плачу, не смеюсь, – мне смена не нужна.

Поэты пред моим победно-гордым ликом
Все дни свои сожгут в алкании великом,
Дух изучающий пребудет век смущен;

Есть у меня для них, послушных, обаянье,
Два чистых зеркала, где мир преображен:
Глаза, мои глаза – бездонное сиянье.

Смерть влюбленных

Постели, нежные от ласки аромата,
Как жадные гроба, раскроются для нас,
И странные цветы, дышавшие когда-то
Под блеском лучших дней, вздохнут
в последний раз.

Остаток жизни их, почуяв смертный час,
Два факела зажжет – огромные светила,
Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас —
Два братских зеркала, где прошлое почило.

В вечернем таинстве, воздушно-голубом,
Мы обменяемся единственным лучом —
Прощально-пристальным и долгим, как
рыданье.

И ангел, дверь поздней полуоткрыв, придет
И, верный, оживит и, радостный, зажжет
Два тусклых зеркала – два мертвые сиянья.

Англия

Вильям Шекспир (1564–1616)

Сонеты

XVIII

Я с летним днем сравнить тебя готов,
Но он не столь безоблачен и кроток;
Холодный ветер не щадит цветов,
И жизни летней слишком срок короток:
То солнце нас палящим зноем жжет,
То лик его скрывается за тучей…
Прекрасное, как чудный сон, пройдет,
Коль повелит природа или случай,
Но никогда не может умереть
Твоей красы пленительное лето,
Не может смерть твои черты стереть
Из памяти забывчивого света.
Покуда кровь кипит в людских сердцах,
Ты не умрешь в моих живых стихах.

XXI

Любимую и небо на весы
Не брошу ради рифменного жара,
Как те, кто для малеванной красы
К соблазну стихотворного базара

Измыслили сравнений гордый ряд,
Где солнце и луна восходят разом,
Где о красе божественной твердят,
И нет числа кораллам и алмазам.

В любви правдив, пишу правдивый стих;
И верьте, что возлюбленная мною
Прелестна всей красой детей земных,
Хотя едва ли блещет неземною:

Пусть как угодно вознесут другую;
Яне хвалю того, чем не торгую.

XXV

Пускай живущий в милости у звезд
За гордый титул лезет вон из кожи;
А я, забыт судьбой, смирен и прост,
Лелею то, что мне всего дороже.

Любимец принца, словно златоцвет,
Притрет лучами солнечного ока;
А хмурится оно – спасенья нет,
И процветавший гибнет раньше срока.

Герой, стократ испытанный в бою,
Единожды не выигравши боя,
Навеки потеряет честь свою,
И мир отвергнет этого героя.

А я, который любит и любим —
Незабываем и неуязвим.

XXIX

Когда, гонимый миром и судьбою,
Над участью своей я плачу в тишине
И, проклиная жизнь, напрасною мольбою
Тревожу небеса, не внемлющие мне;

Когда, завидуя с отчаяньем скупого
Всем благам ближнего, я для себя б хотел
Талантов одного и почестей другого
И недоволен всем, что мне дано в удел…

О, если в этот миг бесплодного мученья
Случайно вспомню я, подруга, о тебе
(Как птичка Божия, почуяв пробужденье

Светила дня), я гимн пою судьбе.
И так счастлив тогда любовию моею,
Что лучшей участи желать себе не смею.

XL

Все, все мои любви, да, все возьми!
Но станешь ли от этого богаче?
Верней моей не назовешь любви:
Она не больше станет от придачи.
Когда, любя, любовь мою возьмешь,
Я буду рад, что ею обладаешь:
Но больно, если сам себе ты лжешь,
По прихоти взяв то, что отвергаешь.
Прелестный вор! Прощаю я тебя,
Хоть ты украл все, что имел я, бедный.
Мы больше сокрушаемся, терпя
Зло от любви, чем от вражды победной.
О неги власть, где зло глядит добром,
Убей меня – не будешь ты врагом!

XLII

Она твоя – я не о том горюю,
Хотя люблю ее я горячо.
Что ты ее – об этом слезы лью я:
Тебя утратить мне больней еще.
Изменники! вас все ж я извиняю.
Ты полюбил ее за то, что я
Ее люблю; она ж, тебя лаская,
Нежна к тебе, конечно, для меня.
Тебя утрачу – выигрыш подруги;
Утрачу ли ее – ты приобрел.
Теряю я; но вы нашли друг друга,
И ради вас мне крест мой не тяжел.
Ведь друг и я – одно, и я лелею
В душе мечту, что я любим лишь ею.

LIV

О, красота еще прекраснее бывает,
Когда огонь речей в ней искренность являет!
Прекрасен розы вид, но более влечет
К цветку нас аромат, который в нем живет.
Пышна царица гор, лесов, садов и пашен,
Но и шиповник с ней померится на вид:
Имеет он шипы и листьями шумит
Не хуже, чем она, и в тот же цвет окрашен.
Но так как сходство их в наружности одной,
То он живет один, любуясь сам собой,
И вянет в тишине; из розы ж добывают
Нежнейшие духи, что так благоухают.
Так будешь жить и ты, мой друг,
в моих стихах,
Когда твоя краса и юность будут – прах.

LV

Ни мрамор статуй, ни дворцов гранит
Не смогут пережить могучий стих;
Сонет тебя во блеске сохранит,
А камни скроет мох веков иных.

Свергает изваянья злоба смут,
Война сжигает здание дворца;
Разящий меч и пламя не возьмут
Нетленное творение певца.

Но смерти вопреки, назло вражде
Все громче зазвенит тебе хвала,
Сердца пленяя всюду и везде,
Покуда мир износится дотла.

Ты в судный день восстанешь, а пока
Живи строкой, пронзающей века.

LVIII

Избави Бог, судивший рабство мне,
Чтоб я и в мыслях требовал отчета,
Как ты проводишь дни наедине.
Ждать приказаний – вся моя забота!
Я твой вассал. Пусть обречет меня
Твоя свобода на тюрьму разлуки:
Терпение, готовое на муки,
Удары примет, голову склоня.
Права твоей свободы – без предела.
Где хочешь будь; располагай собой
Как вздумаешь; в твоих руках всецело
Прощать себе любой проступок свой.
Я должен ждать – пусть в муках изнывая, —
Твоих забав ничем не порицая.

LXIII

Придет пора, когда моя любовь,
Как я теперь, от времени завянет,
Когда часы в тебе иссушат кровь,
Избороздят твое чело и канет
В пучину ночи день твоей весны;
И с нею все твое очарованье,
Без всякого следа воспоминанья,
Потонет в вечной тьме, как тонут сны.
Предвидя грозный миг исчезновенья,
Я отвращу губящую косу,
Избавлю я навек от разрушенья
Коль не тебя, то черт твоих красу,

В моих стихах твой лик изобразив —
В них будешь ты и вечно юн, и жив!

LXXI

Когда умру, забудь меня тотчас,
Как скорбно скажет колокола медь,
Что в гнусном этом мире я угас,
И средь червей гнуснейших буду тлеть.

Ты, глядя в эти строки, слез не лей;
И руку, что писала их, забудь:
Я должен сгинуть в памяти твоей,
Чтобы со мной ушла утраты жуть.

И разорви прощальный мой сонет,
И тут же позабудь былые дни;
На свете за любовь пощады нет,
И ты со мной любовь похорони,

Чтоб мир не смог подслушать и проклясть
Твой горький плач, твою былую страсть.

LXXII

Чтоб не пытали, где твоя любовь
Хорошее во мне живом сыскала,
Умершему забвенье уготовь,
Поскольку стоил он отменно мало.

Ведь во спасенье призванная ложь
Прибавит лишь позора, а не блеска:
Как жалкие достоинства ни множь —
У истины не вымолить довеска.

О, пусть любовь не выучится лжи!
Чтоб не грешить любви священной ради,
Ты память вместе с прахом положи,
На кладбище одном, в одной ограде,

Дабы молва оставила в покое
Любившую ничтожество такое.

LXXIII