Олег Измеров - Ревизор Империи

• Название: Ревизор Империи
• Автор: Олег Измеров
• Издательство: СИ
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015

Пока «Ответ империи» не спеша близился к завершению, автор все чаще стал ловить себя на вопросе, действительно ли гражданская война у нас закончилась девяносто лет назад. Потому что чем дальше близится к столетию ее начала, тем больше о ней у нас спорят. И добро бы еще какие-нибудь тролли на форумах — нет, спорят люди серьезные, с высшим образованием, историки. Причем спорят так, как будто она кончилась только вчера, а, может быть, даже еще не кончилась. Возможно, среди историков тоже есть тролли, но вопрос этот наукой не изучен.

Старый, затрепанный вопрос «С кем вы, мастера искусств?» снова встал рядом с проблемой выеденного яйца во всей остроте своей. Литература об удобном виде истории разделилась на литературу для белых и литературу для красных. Белые и красные параллельно в них побеждали. Более того, побеждающие красные часто были похожи на белых, а побеждающие белые — на красных. Если читатели у всех разные, то не удивительно, что и понимание общенационального у каждого свое.

Но это еще полбеды. Американские социологи недавно пришли к выводу, что в России два народа. Одни нормально воспринимают перемены, другие нормально воспринимают СССР. При этом и те и другие редко задумываются о том, что оба эти варианта не самые лучшие.

---

— Простите, а мне обязательно это знать? Это не будет разглашением? Наверное, надо расписаться где‑то…

— Надо. Приказ господина директора. Пока устный, бумаги оформят.

— Добавку дадут к жалованию? За степень секретности?

— Ну, золотом не осыплют, но почувствуете. Дело в следующем. Есть секретная директива создать и наладить выпуск бронехода с противоснарядной броней, способного прорывать оборону, преследовать неприятеля в наступлении, в отрыве от пехоты, громить вражеские тылы. Броня должна выдерживать попадание бронебойного снаряда из сорокасемимиллиметровой траншейной пушки Гочкиса. Вооружение — пулеметное ружье и пушка, снаряды которой способны пробить броню, стойкую к снарядам пушки Гочкиса. Вы же понимаете, что неприятель тоже начнет броню наращивать. Вот под это дают очень много. Спросите, почему никто не взялся?

— Считают фантастикой?

— А вы не считаете?

— Ну… в тридцать две тонны можно уложить.

— В шестнадцать. Надо в шестнадцать. Тысяча пудов — грузоподъемность нормальной платформы, с учетом расстройства пути в войну. Не отказывайтесь сразу. Попробуйте.

— Если скажу, что попробую, не сочтете сумасшедшим?

— Знаете, сударь, мне сейчас совершенно безразлично, в здравом ли вы уме. Пусть это будет безумие, но такое, чтобы в него поверили. Сейчас поверили.

— А потом?

— А потом будут цеха и станки. В собственный карман эти деньги и Буховцеву положить не дадут. И вообще, в этом деле вы только исполнитель. Или будете ждать, пока в цехе катерпиллеров крыша упадет? А вы знаете планы Общества по реконструкции завода? Все эти старые литейные печи снести и построить за околицей огромные мартеновские цеха. Воздух в центре очистится. Все это надо решать в считанные дни.

— Ладно. Если для фронта, для победы… Согласен. Это война, на войне рискуют.

— Ну — ну, не опережайте событий. Войну еще не объявили.

— Не объявят — будем считать нашей победой. Войны не всегда справедливы.

Бахрушев помолчал, потеребил бородку, и положил руку на плечо Виктору.

— Я снова вижу, что в вас не ошибся.

30. "А говорите, с головой все в порядке"

По Церковной ехал синий дощатый фургон, и битый, втоптанный копытами в землю кирпич глухо ворчал под коваными ободьями колес. Виктору показалось, что похожий фургон он видел давно, в каком‑то старом советском фильме про нэп и угрозыск, и там за этой халабудой бежали мелкие пацаны. Здесь за повозкой никто не бежал — утро, народ еще только собирался на работу, и в воздухе стоял дровяной запах от топящихся плит. Ночью прошел дождь, и Виктор решил одеть купленные во вторник галоши. На легкой открытой обуви галоши смотрелись диковато, но от грязи защищали.

То, что здесь его идеи идут с каким‑то феерически — рояльным "Ура!", Виктора уже не удивляло. Просто удачный момент. Царь или кто там наверху, замутил пятилетку. Для войны форсируют индустриализацию. Посмотреть по советской истории — тогда тоже, один изобретатель мыкался по инстанциям, непризнанный, а другого моментально выносило в главные конструктора или руководить наркоматом при каких‑то рядовых по нашему времени рацпредложениях. "Там, на шахте угольной… как там дальше‑то? паренька приметили…". А тут еще и подходящего происхождения. Тревожило другое.

"Не выйдет ли, как с Королевым до войны", думал Виктор. "Распылиться, начать хвататься за все новые и новые проекты, утратить координацию конструкторов, исследователей и опытного производства… Главное — не сейчас. Главное — когда придут эти деньги, и надо будет искать и расставлять людей, продумывать мотивацию, нащупывать баланс между производством знаний, производством машин и конструкторскими столами, притирать бесконечные конфликты интересов подразделений и личностей. Хотя здесь, в восемнадцатом, не все так плохо. Не было гражданской, нет резкой смены кадров и деквалификации рабочих. Политический саботаж и вредительство — исключение, и их пресекают без шумных кампаний. Экономика открытая, можно покупать лицензии на производство того, что в России пока не производят, можно загранспецов приглашать для отладки технологии. Самое главное — когда Буховцев решил замахнуться на суперпрожект? Когда узнал о тензометре. Узнал о методах исследования динамики и прочности… По наитию или кто подсказал? Не важно. Главное, директор понимает, что новая техника — это новые знания, а не просто конструктор нарисовал и должно работать. Не нужно объяснять, зачем строить опытный цех, закупать испытательную технику, для чего люди протирают штаны в лаборатории и почему надо готовить новые кадры в вузах."

На углу Карачевской с тумбы ему подмигнула свеженалепленная красотка с подписью:

"Испанка во граде Святаго Франциска."

То ли это было название фильма, то ли пьесы, то ли книгу рекламировали — Виктору было уже все равно. В памяти яркой ракетой вспыхнул и разорвался когда‑то запомненный стереотип, оттеснив все окружающее на задний план.

Испанка.

Страшная болезнь во времена гражданской войны.

Эпидемия… когда же эпидемия… еще Ленин был… сразу после революции… конец первой мировой…

"В ВОСЕМНАДЦАТОМ!!!"

Эта мысль оказалась для Виктора таким же ударом, как и тогда, когда он впервые обнаружил, что попал именно сюда, в восемнадцатый год.

"Что же я про испанку‑то забыл… расслабился… сюда еще не дошло…"

Он бросился вперед, к аптеке на Мценской, до которой оставался всего квартал, хотя почти не надеялся, что там ему чем‑то помогут. От гриппа вообще универсальных лекарств нет, а в восемнадцатом — тем более.

Знакомый лысоватый провизор, зевая и завязывая на ходу тесемки халата, появился за прилавком.

— Добрейшего вам утречка, господин Еремин. Поскольку сейчас утро, осмелюсь предложить вам порошки аспирина.

— Да у меня с головой все в порядке. Скажите, где можно здесь сделать прививку от испанки?

Провизор укоризненно покачал головой.

— Я же говорил, надо было брать больше. Но не надо отчаиваться, надо идти к врачу…

— Да я не о венере, — досадливо перебил его Виктор, — это грипп такой, испанский.

— Какой, простите, грипп?

— Испанский. Из Испании.

— А вы говорите, с головой все в порядке.

— Что я не так сказал?

— "Грипп", сударь, это по — русски, "хворь". Испанская хворь. Вот я и пытаюсь узнать, что это за хворь. Вы захворали или кто‑то из близких? Вас ко мне врач направил?

— Да я пока здоров, мне узнать, где делают прививку от гри… от этой болезни.

— Что за болезнь? Подождите… как вы вообще узнали про эту испанскую хворь.

— Может, она как‑то по другому по науке называется. Слышал на рынке, что страшная эпидемия.

— Где эпидемия?

— В Европе… ну, наверное, и в России… скоро начнется.

— Ни о каких страшных эпидемиях в Европе до сего дня не слышал. Постойте: давайте‑ка я позвоню Ненашкину в больницу, сегодня его дежурство. Пройдемте, там у меня телефонный аппарат.

Телефон оказался деревянным шкафчиком и висел на стенке. В трубке был один наушник, а говорить надо было в торчащий спереди рупор. После манипуляций с криками "Барышня!" верчению ручки и стучания по рычагу удалось установить коннект; провизор кратко изложил суть беседы и протянул наушник Виктору.

— Говорите. Георгием Романовичем зовут.

— Здравствуйте! — хрюкнуло в трубке.

— Георгий Романович, здравствуйте! — заорал Виктор. — Георгий Романович, подскажите…

— Сударь мой, — пророкотало в трубке сквозь шорохи, щелчки и гудение, — будьте добры, сообщите симптомы болезни, об эпидемии которой вы слышали.

— Ну, высокая температура, тридцать девять и выше, слабость… вирусная инфекция дыхательных путей.

— Что‑то вроде инфлюэнцы?

— Да! — обрадовано заорал Виктор. — Инфлюэнца, вот как она называется.

— Ну так она давно известна. И смерти от нее теперь редкость.

— Это новая! Сопровождается острой вирусной пневмонией, кровотечением в легких, кровохарканием. Люди умирают, захлебываясь в собственной крови. При этом резкое понижение давления, поражение сердечно — сосудистой системы, и эта, как их… не геморрои, а что‑то похожее.

— Может, геморрагии, сиречь кровоизлияния?