Георгий Турьянский - Марки. Филателистическая повесть. Книга 2

• Название: Марки. Филателистическая повесть. Книга 2
• Автор: Георгий Турьянский
• Жанр: Альтернативная история
• ISBN: 978-1-300-0749

«Александр Степанович, — сказал Горький вечером после ужина, когда обо всём на свете было уже переговорено, а чай с малиновым вареньем выпит, — вы, я знаю, человек, ставящий под сомнение любое наблюдение. Тем не менее, не показалось ли вам, что сегодня ночью в доме академика Павлова Ивана Петровича дико выла собака?» Им не показалось. Завоешь тут, когда… Впрочем, эта история не случайно происходит в Страстную пятницу. Пожалуй, нет более подходящего дня, чтобы обдумать: что же такое на самом деле делать добро. Каждую минуту думать о науке? О службе Отечеству? А если зло? Как с ним бороться? Взрывать, корчевать, стирать с лица земли? А вдруг вы ошиблись и добро и зло внезапно поменяются местами? Пусть эти вопросы одолевают теоретиков, а знаменитый физик Александр Степанович Попов — человек склада практического. Он всегда знает, что делать.

---

Думаю, любой на месте Попова, испортив столько соседского имущества, пришёл бы в ужас, принялся бы проклинать судьбу и рвать на себе волосы. Но не таков был мой друг. Он, по своему обыкновению, уселся в глубокое кресло и принялся о чём-то раздумывать. Я же с горечью продолжал досмотр столовых принадлежностей, напоминавших обгоревшие головни.

— Да не грустите, вы так. Знаете, у меня есть для вас ещё одно определение.

— Определение чего? — не понял я.

— Есть такой термин «артефакт». «Артефакт» означает некое закономерное отклонение от намеченного результата опыта. И «артефакт» мне нравится даже больше, чем полицейско-криминологический термин «вещественное доказательство». А вам?

У этого невозможного человека оставалось желание шутить! Мне не оставалось ничего иного, как последовать его примеру.

— Из всех ваших каламбуров мне серебро всего дороже! — засмеялся я саркастически.

— Кажется, у меня появилась новая идея, — не замедлил отозваться из угла профессор.

— Опять идея? — меня словно пчела ужалила. — Только чур, не брать из павловского дома ничего!

— Что вы так пугаетесь, Буревестник? А ещё фронтовик, — покачал головой Александр Степанович.

Он привстал со своего места и принялся расхаживать взад и вперёд.

— Я не пугаюсь, а просто ума не приложу, что мы теперь скажем Ивану Петровичу, — заметил я.

— Не отпечатки пальцев бандитов, а самого пропавшего следует искать. Моя идея звучит так: «Собака Павлова».

— Знаменитую собачку украдём?

— Ну, разумеется.

— Увольте меня от ваших идей! Не согласен!

— Помилуйте, кто лучше павловского Цербера знает своего хозяина? Цербер — прекрасный пёс, и он в два счёта наведёт нас на след похищенного академика.

С этими словами Попов прекратил ходить взад-вперёд и снова уселся в кресло. Признаюсь, вздох облегчения вырвался в ту секунду из моей груди. Всё гениальное просто. Не знаю, почему мне самому не пришла в голову эта спасительная идея?

Итак, мы направились к дому нашего соседа во второй раз за этот день. Собака, пролаявшая всю ночь без остатку, теперь молчала и даже не скулила.

Когда мы подошли к грозному Церберу, тот лежал возле будки, прикованный цепью в самом скорбном положении, и лишь однажды жалобно вильнул хвостом при нашем появлении.

— Видите, что делает голод с животными? Волкодавов он превращает в ручных пуделей, — заметил Александр Степанович.

— Может, у него желудочный сок кончился? — сделал я осторожное научное предположение.

Дело в том, что с трудами Павлова я, разумеется, был ознакомлен. И знаю его книжку «Лекции о работе главных пищеварительных желез» про рефлексы у собак, как свою собственную. Мы напоили Цербера из мисочки и добыли ему небольшой кусок мяса. Цербер поел и немного оживился. Однако, и я, и мой друг были уверены, что с таким слабым животным невозможно долго идти по следу похитителей. Следовало приводить павловского пса в чувство и ждать, пока он восстановит силы. А потеря времени была для несчастного академика сейчас, быть может, смертельно опасна! Но что же делать, из-за неудачного эксперимента с вилками и полученных опытным путём артефактов мы слишком долго провозились в доме и не подумали о решении, лежащем на поверхности. Я дописываю эти строки и наблюдаю за профессором, который в эту минуту пытается поставить Цербера на ноги. Тот ни в какую не хочет.

И снова записи, сделанные А.М. Горьким

Слава Богу, Цербер пришёл в себя. Теперь нельзя терять ни единой секунды. Мы сняли с грозного сторожа цепь. Я нашёл в сарае у Павлова старый ошейник, а Попов принёс из дому моток электрических кабелей. Общими усилиями кое-как нам удалось смастерить поводок. Теперь пора отправляться в путь.

С собой мы взяли стоптанную домашнюю туфлю академика, дабы время от времени напоминать псу запах хозяина. Цербер, на наше счастье, сразу взял след, и мы рванулись за ним. Я очень опасаюсь за здоровье моего друга, но Попов утверждает, что быстрая прогулка ему полезна. Лишь бы пёс не гнал, что есть мочи. Сейчас я пишу, сидя на пенёчке. Мы сделали небольшой привал. Вокруг поют соловьи, и настроение самое весеннее.

Продолжение записей

Цербер рвался с поводка и бежал всё быстрее с громким лаем. Мы еле поспевали за ним. Тропинка извивалась и становилась уже и уже.

— Как далеко они бедолагу утащили? — проронил я.

— Не сомневаюсь, жизнь нашего соседа в страшной опасности, — тихо отозвался Александр Степанович.

Внезапно лес закончился, и перед нашим взором предстало широкое пространство, уходящие краем в глубокий обрыв. Словно невидимый собиратель выдернул разом марку, а заменить на другую не успел.

Мы увидели комья свежевырытой земли и небольшой холмик, сделанный явно недавно. Повинуясь внутреннему порыву, одновременно и не сговариваясь, Попов и я стянули с голов шляпы и постояли так в тишине минуту. Последняя надежда растаяла, подобно куску сахару в горячем кипятке. Суета этой гонки и внутренне напряжение сменились глубоким горем. Никаких сомнений не осталось: перед нами лежала свежевырытая могила, в которой покоились бренные останки академика, светила науки мировой величины.

— Могила несчастного найдена. Теперь остаётся узнать, что привело к такому концу, — вымолвил Попов и прочёл полагающуюся в таких случаях молитву.

— Боюсь, загадка не из простых, — подтвердил я.

Анализируя позднее тот момент, мы с профессором пришли к единодушному заключению, что поддались оба внутренней эмоции, не обратив внимания на безудержный лай Цербера. Внутренние переживания оказались сильнее внешних факторов-раздражителей и рассудка.

Поэтому странным и зловещим, словно гром среди ясного неба, показалось нам раздавшееся тихое покашливание и невнятное бормотание.

— Какие негодяи, а?

Мы поскорее натянули на головы шляпы и сделали несколько шагов в направлении голоса. Тяжкий груз свалился с моей души. Попов тоже вздохнул с облегчением. Перед нами на толстой ветке сидел пропавший академик. Он был одет в тренировочный костюм. Плечи старика обвисли, штаны в грязи, лицо измождённое и исхудавшее. Мы бросились на шею Павлову, гонимые любовью и радостью увидеть живым того, кого минуту назад сами мысленно похоронили.

— Что с вами? — закричали мы с Поповым в один голос. — Вы ранены?

— И где бандиты? — добавил я.

— Именно бандиты, будь они прокляты! Решили по лесу трубопровод вести, — великий физиолог показал в направлении разрытой канавы, отстраняясь от нас. — Мне ужасно неловко принимать вас в таком затрапезном одеянии.

Мы дружно принялись успокаивать старика и уверять его, что нам совершенно безразлично, в каком он костюме.

— Зато мне совсем не безразлично, — буркнул спасённый.

Едва Павлов произнес эти слова, как груз усталости и изнеможения от пережитого навалились на него. Он закрыл глаза и замолчал.

— Думал, сдохну тут, как последняя собака, — вяло промямлил он и принялся отковыривать налипшую грязь от штанины.

Мне показалось на короткий момент, академик готов был расплакаться, но он быстро взял себя в руки. Мы попытались осмотреть повреждённую ногу, но раненый только морщился и отодвигался от нас в сторону.

— Чего вы уставились? Закрытых переломов никогда не видели? — крикнул Павлов, и добавил требовательно. — Дайте же, наконец, мне пить!

К великому разочарованию физиолога, питья у нас с собой не оказалось. По иронии случая, из личных вещей академика мы догадались прихватить лишь его домашний тапочек, вещь в данных обстоятельствах совершенно бесполезную.

Стоит ли говорить, каких усилий нам стоило вернуться назад. Идти Иван Петрович совершенно не мог. Нам с моим другом пришлось соорудить из веток и проводов от ошейника носилки. На носилках, крайне медленно и ежесекундно боясь споткнуться и уронить бесценную ношу, мы двинулись в обратную дорогу. В пути мы делали остановки, бережно опуская носилки на землю. Тогда мы с Александром Степановичем тихонько переговаривались. Павлов стонал и на чём свет стоит ругал неизвестных строителей, а заодно и нас, забывших прихватить воду.

— До чего же он тяжёлый, — не мог не пожаловаться я шёпотом, так, чтобы раненый не услышал меня. — Да ещё и ругается постоянно. Будто он не по своей милости здесь оказался.

— Тяжёлый, в прямом и переносном смыслах. Тем более, не станем отплачивать упрямцу своей неприязнью, — тоже шёпотом отозвался профессор.

Наконец, мы с величайшей осторожностью внесли старика в дом и уложили на кушетку.

Академик Павлов снова попросил стакан воды. Я немедленно побежал на кухню и принёс.

— Так-то лучше, — причмокивая губами, отозвался он с кушетки, напившись и отпихнув стакан. Лицо слегка порозовело, но гримаса боли не покинула его. Из-под насупленных бровей нас рассматривали колючие глаза.