Екатерина Казакова - Пленники Раздора

• Название: Пленники Раздора
• Автор: Екатерина Казакова
• Издательство: СИ
• Жанр: Фэнтези

Нет ничего общего между человеком и нелюдью. Только многовековая ненависть, только обоюдная жажда крови, доставшаяся в наследство. Нет ничего общего между человеком и зверем. Только безудержная жажда мести, только желание истребить друг друга, живущее в сердцах. Но много общего между человеком и человеком. Потому что только любовь и сострадание способны утолить боль и излечить раны тех, кто привык жить в плену нескончаемого раздора.

---

Лют потряс головой, будто нашкодивший пес.

— Не знаю. Разозлился.

— Почему? Что тебе такого сделали?

Волколак переступил с ноги на ногу и ответил тихо:

— Ты думаешь — треть оборота в теле волка за полторы седмицы — это довольно для того, чтобы не переяриться?

Девушка застонала зло, устало и досадливо одновременно:

— Как же ты мне надоел… Вот ведь наказание!

— Лесана, — он стиснул её в плечи и взмолился. — Отпусти меня! Ночью нынче. Отпусти.

— Зачем ночью? Прямо нынче и отпущу. К Хранителям.

— Да нет же! — оборотень её встряхнул. — Помнишь, Орд вчера говорил, мол, тут стая кружит. Раз кружит и жрёт случайных путников, значит, дикие. Раз дикие, значит, толкового вожака у них нет. Отпусти! Я перекинусь, ты ошейник застегнсшь. Я через пару ночей их к тебе выведу. Куда скажешь. Ты ведь знаешь, я вернусь, если ошейник не снимешь. Я не смогу в человека перекинуться. Сам вернусь. Отпусти! У меня рассудок мутится и в груди печет. Да ещё злость эта…

Он говорил, захлебываясь словами.

— Успокойся.

Обережница положила ладонь на вспотевший лоб оборотня.

— Успокойся. Я поняла. Отпущу. До вечера дотерпишь?

Ходящий кивнул.

— Идём обратно.

Девушка взяла его под руку, будто тяжелобольного, и повела прочь. Они шли молча весь остаток пути. И лишь у самых ворот сторожевого подворья Лют совладал с собой и заметил насмешливо:

— Эк ты ко мне жмешься! Уйду — скучать будешь?

— Ступай уж… — вздохнула Лесана и добавила: — Трепло.

* * *

Пшеница, щедро рассыпанная по двору, не помогла. Этой ночью Айлиша снова пришла. Тамир устало спросил её:

— Что тебе надо?

Она молчала, только смотрела мутными белесоватыми глазами.

— Чего ты хочешь? — снова спросил колдун.

Девушка ответила мёртвым, лишённым всякого чувства, пересушенным голосом:

— Умереть.

— Ты уже мертва, — сказал он. — Прекрати ко мне приходить.

Покойница усмехнулась. Губы растянулись, открывая почерневшие дёсны.

— Я не могу умереть, — промолвила она.

— Я тебя упокоил, — напомнил обережник. — Упокоил и закопал. Уходи.

— Нет!

И лицо её в этот миг сделалось таким злобным, что Тамир отшатнулся. Он никогда прежде не видел, как Айлиша злится, ведь она всегда была улыбчивой и тихой. А эта — мёртвая — вдруг рассвирепела, ощерилась по — волчьи, в мутных глазах полыхнула ярость, а неровный шов, стягивавший кожу на лбу, лопнул. Мертвая плоть повисла лоскутом и взялась извиваться, елозить, будто хотела, но не могла прильнуть обратно.

— Мне больно… я хочу тишины… и темноты. Но зовут… страдают…

Упыриха протянула потемневшие от тления руки к жениху:

— Устала я. Пусти погреться.

Она сказала это тем чистым ласковым голосом, который Тамир уже и позабыл, как звучал.

— Пусти погреться… — снова припросила Айлиша.

И он не смог отказать этой мёртвой, тронутой гниением девушке с переломанным обезображенным телом. Всё одно — случившееся лишь сон.

— Грейся, — колдун перехватил тонкие пальцы, заранее зная, что ощутит: плоть под его руками будет холодной, скользкой и сразу же начнет сползать с костей. — Грейся…

Ее руки оказались ледяными, но живыми.

Тамир смотрел, как синюшная кожа наполняется красками жизни — белеет, розовеет, как бегут вверх по жилам целительные токи его Дара.

Они стояли, переплетя пальцы. Она улыбалась. На щеках цвёл румянец. И мягкие волосы блестели, рассыпавшись мелкими кудряшками. Колдун глядел на ту, которую уже давно забыл. Она была жива. А ему стало холодно. Лютая стужа поднималась к сердцу. И по пальцам поползли гнилостные пятна. Он отметил это вскользь, даже без досады. Но она увидела и испугалась. Глаза распахнулись в ужасе.

— Нельзя! Долго — нельзя!

Она попыталась вырваться, но он не дал.

— Запомни: долго нельзя! — взмолилась навья.

Он покачал головой, стискивая её пальцы ещё крепче. Пускай. Всё равно.

— ТАМИР!

И колдун проснулся, рывком садясь на лавке.

* * *

Хран грелся у остывающего кострища. Угли едва рдели. Подбросить бы веток, но нельзя — глаза привыкнут к свету, потом ослепнешь.

— А ежели обманет? — спросил обережник девушку, устроившуюся рядом на поваленном дереве.

Та пожала плечами:

— Не должен. Но, если бы я ему верила, тебя бы звать не стала.

— Ну, а не придёт коли?

— Придёт, — убежденно ответила Лесана. — Науз с него никто не снимет. Значит, перекинуться он не сможет, то есть рано или поздно одичает. А они этого пуще смерти лютой боятся.

Ратоборец недоверчиво покачал головой:

— А ежели Осенённых приведет?

Собеседница развела руками:

— Как он их приведет? Он же в волчьей шкуре говорить не может.

Оборотень обещал вывести дикую оголодавшую стаю к маленькому хутору, раскинувшемуся в нескольких верстах от Старграда, аккурат на засидку обережников. Вот они и затаились тут нынче. Хорошо ещё не шибко морозная ночь выдалась. А то околели бы, покуда дождались.

Словно в ответ на мысли Лесаны в чаще раздался протяжный волчий вой. Потом, после несколько мгновений тишины, повторный, но уже короткий, отрывистый…

Лют.

Вздели тетивы, приготовили стрелы. Снег нынче не сыпал, ветра тоже не было. Ещё и луна висела. Повезло.

— Ну, я пошла.

Лесана подхватила оружие и направилась прочь — к развесистому дереву.

Могучий ясень когда‑то расщепило ударом молнии, и теперь в изломе толстого ствола удалось с удобством устроиться для стрельбы.

Тамир сидел на противоположном краю поляны на трухлявом пеньке, застеленном войлоком, и скучал.

— Наконец‑то, — проворчал колдун, когда Лесана прошла мимо. — Я уж думал, он ждёт, покуда мы заживо замёрзнем.

Он тоже на всякий случай изготовился для стрельбы, хотя нынче должен был просто приманивать зверей. Сидит себе человек посреди полянки: заплутал, озяб, напуган… А что он обережным кругом обнесён — так то не видно.

Лесана очертила место своей засидки и приготовилась.

Снова короткий вой. Значит близко. Девушка достала из тула стрелу.

Волки вынеслись на поляну и замерли, любуясь на добычу.

Добыча печально сидела на пне. Вот встала во весь рост. Даже бежать не может. Ноги отнялись.

Вожак отделился от стаи и утробно зарычал.

— Боюсь, — сказал в ответ Тамир.

Звук человеческого голоса словно подстегнул оголодавших зверей. Они ринулись вперёд — к тому, кто пах так сладко и вожделенно. Лишь вожак распластался в сугробе и стал быстро — быстро отползать обратно в чащу. Ловок!

А в следующий миг жалящие стрелы обрушились на ничего не подозревающих волков. Стая распалась на беспорядочно мечущиеся визжащие тени. Кто‑то крутился волчком, со стрелой, засевшей в спине, кто‑то катался по земле, иные падали замертво. Но те, кого ещё не настигла погибель, рвались к добыче. Ошалевшие от голода и запаха человека, они утратили страх и чувство опасности, рычали, кидались, не в силах переступить обережную черту.

Тамир хладнокровно пускал стрелы в оскаленные морды. Убить он не мог. Но чуть ослабить и упростить задачу ратоборцам ему было вполне по силам.

Хрип, рык, визг, лязганье зубов и свист стрел неслись над поляной.

Из своего укрытия Лесана хорошо видела, как мечутся волки. Вот один из ошалевших от ужаса и злобы зверей кинулся на Тамира, прянул в сторону, когда пущенная стрела пронеслась мимо морды, бросился прочь — налетел на Храна. Ратоборец потянулся за новой стрелой, волк, почуяв близость смерти, развернулся в прыжке, поднял облако снежной пыли и, рвя сухожилия, понесся в противоположную сторону, прямиком на Лесану.

Она знала — Ходящий налетит на обережную черту и к ней не прорвётся, но тело сработало поперед мыслей. Девушка спрыгнула в снег и шагнула вперёд, обрушивая на зверя меч. Острая сталь перерубила хребет, оборотень зарылся в сугроб, и черная кровь толчками забила из раны.

…Когда всё закончилось, Лесана насчитала десять крупных хищников, утыканных стрелами или посеченных, добитых мечами. Несколькие, пытавшиеся сбежать, истекали кровью в стороне, погибшие от зубов собственного вожака. Лют возвышался над тушей загрызенного переярка очень довольный собой. Встретившись глазами с Лесаной, оборотень встряхнулся и, прихрамывая, устремился вперёд. Подошел, боднул лбом в бедро, подставил шею. Левый бок у него был разодран и чёрен от запекшейся крови.

— Их вожак был не так слаб, как ты надеялся? — спросила девушка.

Волколак глухо рыкнул, давая понять, что, покуда она не снимет науз, ответить ей нет никакой возможности. Обережница покачала головой:

— Перекинешься в деревне.

Оборотень обиделся и отошел.

— Уходим, — повернулась Лесана к своим спутникам.