Екатерина Казакова - Пленники Раздора (СИ)

• Название: Пленники Раздора (СИ)
• Автор: Екатерина Казакова
• Издательство: СамИздат
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

Авторская редакция. Нет ничего общего между человеком и нелюдью. Только многовековая ненависть, только обоюдная жажда крови, доставшаяся в наследство. Нет ничего общего между человеком и зверем. Только безудержная жажда мести, только желание истребить друг друга, живущее в сердцах. Но много общего между человеком и человеком. Потому что только любовь и сострадание способны утолить боль и излечить раны тех, кто привык жить в плену нескончаемого раздора.  

---

Мужчина ответил спокойно:

— Не знаю. Ничего, наверное, не говорил бы.

Его собеседница покачала головой:

— Вы упрямы, как малые дети. Все до одного тут. Упрямы.

Он молчал. Не знал, что сказать. И правда, почему он её гонит? Как девка разобиженная. Но… стыд. Стыд, досада, уязвленная гордость. Обманывала. Столько времени обманывала. Всяким его видела. Но не призналась бы, не случись со Светлой. Так и жил бы, так и ходил в дураках. И никогда бы не узнал, что она рядом. Искал бы её в каждой женщине. И не находил. Ей ведь все равно было. Лишь, когда беду близкого по крови почуяла, раскрылась! Тогда зачем теперь пришла? Зачем, если не верила с первого дня?

Проще, наверное, было бы её обо всем этом спросить. Проще. Но он не хотел слушать то, что она скажет. Ни к чему. Он и так всё знал. И всё понимал. Лучше им и вправду не видеться. Не знать друг друга. Пусть живёт себе в крепости. Чего, вправду, ей надо от него? И почему не нужно было этого раньше?

— Огняна, мы все до одного тут — обережники, — сказал на гневное восклицание собеседницы крефф. — Нас учили убивать таких, как ты, и защищать от вас людей. Ты это знала. Оттого и скрывалась.

Девушка горько покачала головой:

— Помнишь, я говорила, что мужская стать не в красоте? А тут и тут, — она легонько дотронулась ладонью до его груди и потянулась к голове, но Ихтор отстранился.

— Так вот, — продолжила Огняна. — С умом у тебя всё ладно. А в груди пусто. Ошиблась я.

Она развернулась и вышла. Дверь закрылась. Крефф снова опустился на лавку. Ему показалось в этот миг, что там, где его коснулась теплая ладонь, тело онемело. Так холодно вдруг стало. А потом всё снова сделалось, как прежде. Ни стужи, ни боли, ни сожалений.

Людям свойственно думать, будто жизнь — чреда бесконечных испытаний. Нет. Жизнь — чреда непрестанных перемен. И ты или меняешься вместе с ней, или ей противостоишь. Ихтор не умел меняться. А противостоять Цитадель учила смолоду.

* * *

В полумраке белые линии на стене казались особенно яркими. Клесх смотрел на них и пытался понять — не упустил ли он чего-то. Выдвигались завтра на рассвете. Дивен сказал — с Серым придут тридцать волков и десяток кровососов из стаи Звана во главе с вожаком. Сказал, что Серый поведёт оборотней со стороны старой гати. Звановы пойдут следом и постараются сделать так, чтобы волкам не было обратной дороги.

Если Клесх ещё хоть что-то понимал в людях и не-людях, Дивен не врал. Оставалось лишь предполагать, насколько верны его подсчеты, и не задумал ли Серый чего-то ещё. Опять же, неизвестно, что наплел вожаку Лют. Тут можно лишь гадать. Если сказал, как условились, сил обережникам хватит. Если выдал то немногое, что знал, Серый подтянет больше оборотней.

Впрочем, Фебр в одиночку, будучи оглушенным, убил троих Ходящих и нескольких покалечил. У Клесха было тридцать ратоборцев, помимо того, двадцать ребят — самых крепких и ловких, — отобранных из недавно созванных городских дружин. Пятнадцать целителей. Пришлось, правда, кроме Русты, Ихтора и их молодняка взять ещё и Ильда. Старый крефф хотя и вошёл в почтенные лета, однако Силой своей управлялся легко, а, значит, лишним не будет.

У Клесха задача была непростая — и стаю волколаков снять и своих людей уберечь. Оттого, продумывая засидку, он старался устроить всё так, чтобы даже самая кровавая битва стоила обережникам как можно меньших потерь. Осенённых и без того мало, а ежели смерть по ним косой пройдется, то особого толку от предпринятого похода не будет.

О гибели Клесх не думал. Дурак тот, кто накануне битвы начинает рассуждать о смерти. Смерть — удел мертвых. Живым надо думать только о жизни.

Внутри у него всё словно оцепенело. Крефф понимал, этот ледяной кулак однажды разожмется и душа начнет оттаивать. Но пока он чувствовал себя так, словно в нём никогда не было чего-то, кроме спокойной собранности. И тревоги ушли, и тоска. Даже сны перестали сниться. Не приходила больше Дарина, не приходила Майрико, не приходил Эльха. И не было этого глухого отчаяния, когда просыпаешься счастливым, но едва дрёма слетает с разума, понимаешь — всё было лишь сном. А явь — вот она. И тех, кто снился, в ней больше нет. И никогда не будет.

Время лечит, жизнь же берёт своё. Клесх знал и это. Любая боль рано или поздно перестаёт мучить из оборота в оборот. Не проходит, не становится слабее. Делается привычной. С ней смиряешься, и оттого кажется, что болит, как будто меньше. Он ждал. Терпеливо ждал, когда это случится. И, наконец, дождался.

Нэд однажды спросил его — затеял ли Клесх облаву из мести? Глава удивился. Из мести? Нет. Его душили гнев и досада на себя, злоба на обнаглевших от безнаказанности Ходящих… Но охотиться на Серого, ради воздаяния? Смешно. Мстить можно равному, разумному. Кто же мстит одуревшему псу? Клесху не нужна была месть. Ему всего-то нужна была уверенность в том, что ополоумевших волков, медведей, рысей станет меньше.

В дверь постучали. Глава встрепенулся, отвлекаясь от дум. В покое стало уже совсем темно. Обережник затеплил лучину.

— Ну? — сказал он. — Входи, коли пришел.

На пороге тот же миг возник крепкий парень с заметно отросшими волосами, открытым лицом и носом картошкой.

— Господине… — почтительно произнёс он.

— Уруп, тебе-то чего не спится? — удивился Клесх, признав робича Радоньского посадника.

— Господине, поклониться пришел, — ответил парень, до крайности изумлённый тем, что его не только признали, но и вспомнили по имени. — Спасибо тебе.

Он переменился. Стал твёрже, увереннее, исчезло из взгляда и голоса униженное смирение. Ладный дружинник получился из бывшего холопа. А коли отобрали его на облаву, значит, старается. А, может, и сам вызвался.

— Будет… — ответил Глава и поинтересовался: — Отец-то больше добро не таит?

— Не таит, господине, — Уруп зашёл и сел на лавку. — Господине, я просить тебя пришел.

Клесх удивленно приподнял брови:

— Опять?

Парень не смутился, кивнул и ответил:

— Дозволь грамоте обучиться. У сторожевиков добро считать времени не с избытком. А я в городе всем свой — с холопами знаком и мне они верят. Я могу считать подати и знать наверняка — утаивает кто или по чести платит. Господине, я на совесть работать буду, ни медяшки не утаю. Только грамотой не владею — не по силам оттого взяться.

Глава откинулся к стене и внимательно поглядел на парня. Уруп смотрел с надеждой, а на его простом круглом лице жила спокойная уверенность не только в себе и своих словах, но и в данном обещании. Твердый был Уруп. Как камень. Об такого и нож затупишь, и зубы сточишь.

— Я поговорю со Стреженем, — сказал Клесх.

Уруп просиял и ответил:

— Дак он сам меня к тебе отрядил. Сказал, мол, иди, проси. Коли Глава дозволит, я не против.

Обережник усмехнулся:

— Да я гляжу, без меня меня женили…

Собеседник мучительно покраснел и отвел глаза. Ему сделалось неловко.

Клесх рассмеялся:

— Да будет уж. Как девка на сватинах. Вернёмся, останешься до осени при Цитадели. Обучишься грамоте и счету, а в урожайник отправишься обратно.

Дружинник кивнул, поднялся, снова поклонился:

— Мира в дому.

— Мира.

Уруп ушёл, а Клесх так и остался сидеть, задумчиво глядя перед собой. Назавтра пускаться в путь. Глава поднялся, подошел к окну. Отсюда был виден обезлюдевший двор Цитадели и тёмные тени деревьев за стеной.

С утра обоз выдвинется в сторону Встрешниковых Хлябей. Не пройдет и двух седмиц, как схлестнутся люди и Ходящие. Осенённые. Сказал Дивен правду или солгал, выполнил Лют уговор или нет — уже не имело значения. Две седмицы.

Клесх не доверял никому из Ходящих и потому стянул такие силы, каких хватит и в том случае, если никто из его подельников не сдержит уговор. Исход битвы был ясен. Не ясна цена. Но одно обережник знал наверняка — эта сшибка изменит привычный уклад жизни и людей, и Ходящих. Вот только к добру ли, к худу ли — пока неясно.

Над лесом повисла ночь. Лучина в светце затрещала и погасла. Крефф остался в кромешной темноте. Он думал о том, почему так спокоен и вдруг внезапно для себя постиг ответ.

У каждого человека должно быть то, ради чего стоит жить, то, что страшно потерять. Ведь если не стоит за душой страх потери, то никаких других страхов в ней не остается вовсе. Клесх давно уже всё потерял. Потому ничего не боялся. Но ведь, кроме него, жили ещё на свете люди, которым было, чем дорожить. Жили в постоянном страхе. Этих людей обережник и собирался защитить. В память о тех, кого защитить не смог. Потому и месть тут была совершенно ни при чём.

* * *

Мягкий тюфяк казался Тамиру набитым не сеном, а жёсткими прутьями. Тело ныло и жаловалось. Тянуло и выкручивало каждую кость. Обрывки смутных не то видений, не то воспоминаний кружились в голове, и казалось, рассудок раздирает на части.