Анастасия Машкова - Поющая в репейнике

• Название: Поющая в репейнике
• Автор: Анастасия Машкова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-090916-2

Жизнь тридцатилетней Мани Голубцовой счастливой не назовешь: ни семьи, ни близкого человека, ни собственной квартиры. Череду скучных дней нарушает сенсационная новость о возможном аресте ее шефа – Павла Супина, якобы причастного к финансовым махинациям. Но Маня не верит в бесчестие шефа и бросается ему на выручку. Впрочем, только ли дружеское участие руководит ею? Лучшая Манина подруга – красотка Ритуся – в этом сильно сомневается. Как, впрочем, и в том, что Павел – невинная жертва… И действительно, очень скоро доверчивая Маня оказывается перед тяжелым выбором, который полностью изменит ее жизнь.

---

– Вы что, с ума посходили?! Или вовсе не имели его никогда?! Не понимаете, с кем имеете дело? – в Супине просыпается здравомыслящий и властный начальник.

Все смотрят на Риту – ждут ее вердикта. Она поднимает глаза, с изумлением и надеждой оглядывает людей, которые, похоже, не собираются ее проклинать, и качает головой:

– Ну, убивать он вряд ли кого-то будет… Время вроде не то.

Полкан страдальчески вздыхает и хлопает себя по бокам:

– Какое везение! Просто обнадежили и осчастливили вы нас, Кашина!

Но решительно настроенная троица «умалишенных» уже в возбуждении начинает излагать свой план возмездия-спасения.

К полуночи шестнадцатый лист со схемой фиктивного ДТП, разработанный Трофимом, летит под стол. Неумолимый Супин отказывается рисковать!

– Во-первых, может пострадать ребенок, – талдычит он как заведенный.

– Не может! – дружно рявкает «оппозиция».

– Во-вторых, там может быть вооруженная охрана.

– Не может! – трясет головой Ритуся.

– В-третьих, мы сами становимся уголовниками. И на это я никогда не пойду!

– Вот! – поднимает палец Трофим.

– Герой не может замарать белых перчаток! И дело вовсе не в средствах, которые и вправду никогда не оправдываются целью. Средства наши вполне невинны. Без шума и пыли перегородить дорогу, пригрозить моим газовым пистолетом водителю, передать с рук няни в руки Риты дочку и… все! Это позволит дезориентировать на время нападавшего и сделать следующий решительный выпад!

Седов вдохновенно припадает на правую ногу и выбрасывает вперед руку с невидимой шпагой. Треники натужно трещат. Трофим, стушевавшись, садится на табурет, умерив пафос.

– Да, и сделать решительный выпад. Поднять службу собственной безопасности полиции, подключить юристов вашей компании. Ведь Маргарита готова давать показания против бывшего мужа?

Рита не слишком уверенно кивает.

– Нет, все это сомнительно! – не сдается прагматичный главбух. – У них мой компьютер. Там полно компромата. А показания Кашиной проще простого опровергнуть. Женщина хочет вернуть дочь и затевает аферу против мужа. Да еще и ребенка крадет… Нет и нет! Нас самих потом выкрадут и из кожи вытряхнут. Посочиняли сказочки – и довольно.

Супин роняет голову на костлявые руки. Маня смотрит на крупные ногтевые пластины шефа, которые, по мнению Трофима, говорят о его безупречной честности, и проникается страхами Полкана.

– Что-то и вправду не слишком гладко. Нет, Нику при помощи Трофимовой фуры мы, может, и отберем за милую душу, а вот наша судьба… Не говоря уж о канцелярке…

Она обреченно мотает головой.

Тетя Аля, запрокинув голову, пытается выцедить оставшиеся капли «Праздничной» из бутылки, и, отправив поллитровку в помойку, со вздохом выходит из-за холодильника, который вновь оживает со страшным грохотом.

– Нужно действовать поту… соспу… тьфу, дьявол! По-сту-па-тель-но, – выговаривает она наконец.

На недоуменные взгляды отвечает, сжав кулачки:

– Вернуть Никочку, а там уж смотреть по обстановке!

И снова все начинают говорить одновременно, перекрикивая друг друга.

Проспорив без толку еще битый час, заговорщики расходятся в полном изнеможении. Ритуся укладывается с Маней и, прижавшись к ней, немедленно начинает реветь.

– Ну все, Ритуся, все… Как-нибудь образуется… – гладит подругу по волосам Голубцова и тоже шмыгает носом.

– Ты разлюбишь меня, Мань? Перестанешь уважать? Как я могу так жить? Что творю? – причитает Рита. – И Полкан меня ненавидит. Мне кажется, он бы меня Тосиковой фурой втихаря переехал.

– Ерунда, Супин вполне ничего дядька оказался. Мне он даже немного симпатичен. Не такой уж истукан и страхолюдик, как мы думали раньше.

– Так, Голубцова, ты, часом, не влюбилась? Нет, я понимаю, что на фоне Тосика он может и приглянуться, но все же это… Полкан! Наш дубовый Полкан! – поднимает голову с подушки Рита. Слезы ее мгновенно высыхают.

– Рит, ну хватит уже! Какой там влюбилась – скажешь тоже, – вздыхает Маня. – Я после своего наркоши ни одному мужику не поверю. Не-а! Как же он виртуозно шифровался! Сборы, спецзадание и прочая лабуда. И я, представь себе, верила! А он зелье через границу гонял, гнида… И соседке – девчонке семнадцатилетней траву подбрасывал. А потом, с ума сойти, когда я все узнала и менты меня трясли, он презрительно так фыркнул: «Да ничего бы у нас стоящего все равно не получилось. Ты – человек совершенно не моей группы крови». Представляешь? Он еще гордился своей дурной кровью!

Маня в возбуждении садится, обхватив колени руками.

– Господи, да есть ли среди них нормальные? – стонет Рита. – Если добрый, как Тосик, то с прибабахом. Неглупый, как Полкан, но с морозильной камерой вместо души. Про Кашина вообще умолчу. Знаешь, меня в те годы, что я была замужем, не оставляло ощущение, что я проживаю какую-то чужую, навязанную мне жизнь. Вот, думаю, проснусь завтра – а жизнь, наконец, станет моей. Не в смысле – легкой, защищенной. Но… моей! Я буду чувствовать в ней себя хозяйкой, жить в полную силу, дышать! И понимать, что хоть что-то значу… Я, кажется, именно сейчас начала бы жить вот так, по-настоящему. Но без главного человека это невозможно. Дочки.

На глаза Риты вновь наворачиваются слезы, она судорожно сглатывает комок, появившийся в горле.

Маня поворачивается к подруге, смотрит на абрис ее совершенного профиля, едва угадываемого в темноте. На щеке в зыбком отсвете блестит тонкая влажная полоска.

– Рит, и все-таки надо будет на что-то решиться. В конце концов, обойдемся и без Супина. Трофим все очень неплохо придумал.

– Да, смелый он, этот твой влюбленный дальнобойщик.

– Прекрати. У нас с ним такая давняя игра. И давай уже спи. Утро вечера мудренее, а на работу явиться завтра необходимо.

– Это да, – вздыхает Ритуся.

– Мань, а скажи, почему ты всегда и всем помогаешь? Ну ладно – Але. Ты от нее зависишь и вообще это уже давние отношения. Но Полкан? Притащить чужого, безразличного к тебе мужика и порхать вокруг него… Я не понимаю.

Маня молчит. Рита уже жалеет, что наговорила лишнего и, видимо, обидного. Вот вечно у нее так: слова слетают с языка раньше, чем она успевает их «причесать».

– Ритусь, а вот если бы со мной случилась беда, ты бы помогла? – спрашивает глухим голосом Маня.

– Ну конечно! Мы же подруги! Друзья, родственники – это святое. Я-то о том, что мне трудно понять. Ну, например, взять да помочь на пустом месте Блиновой. Вот ты можешь помочь Блиновой? Да ты ведь святая. Ты и Блиновой бросишься помогать. Я лежу рядом с матерью Терезой. Аминь. – Рита поворачивается на бок, складывается калачиком.

«Да уж. Из меня мать Тереза, что из Тосика – кинозвезда, – думает удрученно Маня, которой почему-то неприятно выслушивать восторги подруги. Совершенно незаслуженные. И помочь Блиновой – не такой уж подвиг. Если речь, конечно, не пойдет о пересадке Маниной почки. Что за белиберда в голову лезет? Ритка уже сопит мирненько, и Полкан будто лег и умер».

Маня прислушивается: из-за стенки, за которой находится Супин, не раздается ни звука.

«Отличная нервная система у счетовода», – думает Голубцова и закрывает глаза.

Но главбух не спит. Он лежит на жестком диване с потертой плюшевой обивкой и таращится в потолок на семирожковую люстру-спрута. Слышатся возня и скрип кровати за стенкой. Шепот, вздохи и, кажется, смешки.

«Дуры-бабы… какие же дуры», – думает Полкан в раздражении. Сна ни в одном глазу. Мысли в смятении налезают одна на другую, путаются, не дают сосредоточиться на чем-то главном, единственно важном.

«Хоть закуривай после десятилетнего перерыва. Или запивай. Впрочем, если я обоснуюсь у этой мышки-норушки, то праздник каждый день мне обеспечен. И Голубцова не спасет. Хорошая она девчонка, милая… Но ничего это не меняет. Кашина сделала свое подленькое дело и еще рассчитывает на участие. Тварь… Мать-кукушка… Впрочем, что попусту злобиться? Делать что-то надо».

И снова Павел Иванович мучительно гоняет идеи и возможные действия по кругу, не выхватывая того, главного, что все поставило бы на свои места. Но он чувствует, что ясное и простое решение лежит на поверхности. Подходи и бери его. Быть может, краткий сон поможет? Так бывало с Супиным. Все главные решения в своей жизни он принимал, давая подсознанию задание искать единственно верный ответ на мучительный вопрос. И, как правило, это срабатывало. Супин закутывается в одеяло. Оно коротко ему: натянешь на плечи – ноги торчат, неуютно. Вниз спустишь – мерзнешь, и вовсе не уснуть.

– Тьфу, пропасть!

Он закутывается с головой и пытается всунуть ступни под валик дивана.