Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Одинокому везде пустыня

• Название: Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Одинокому везде пустыня
• Автор: Вацлав Михальский
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906709-15-8, 978-5-906709-10-3

Роман «Одинокому везде пустыня» продолжает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах двух сестер – Марии и Александры, начатый романом «Весна в Карфагене», за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года удостоен Государственной премии России.

Впервые в русской литературе на страницах романа Вацлава Михальского «Весна в Карфагене» встретились Москва и Карфаген – Россия и Тунис, русские, арабы, французы. Они соединились в судьбах главных героинь романа, дочерей адмирала Российского Императорского флота.

В романе «Одинокому везде пустыня» читатель вновь встречается с Марией и Александрой, но уже совсем в другом времени – на пороге и за порогом Второй мировой войны.

---

Мужчины чокнулись, выпили.

– Да, – сказал Карен, – на госпитал разнарядк пришел, я знай. Шест человек разнорядк. Кто точно, я не знай.

Сашенька побледнела. Марк благодарно улыбнулся ей, потому что подумал, что это она побледнела из-за него. Анна Карповна перепеленывала на кровати маленького и не видела этой сценки, и еще они о чем-то шептались с Надей. Надя по-русски, Анна Карповна по-украински, но, видимо, они достаточно хорошо понимали друг друга: языки-то родственные.

Мужчины простились и ушли, а женщины остались помыть посуду и почаевничать. День стоял жаркий, томительный, а здесь, в пристройке к кочегарке с ее толстенными стенами, было вполне сносно, так что малыш спал в свое удовольствие. Попили чайку с сахарином, потом Надя вдруг сказала, пряча глаза:

– Сашуль, ты отдохни, а мы тут с тетей Аней сходим по моим делам.

– Ради бога, – пожала плечами Сашенька, – не бойся, я за ним присмотрю.

– Да мы его тоже возьмем, – сказала Надя.

– А его зачем? Ма, зачем вы в такую духоту берете Артема?

Но Анна Карповна в этот момент уже выходила из двери и сделала вид, что не услышала Сашеньку.

Надя подхватила на руки малыша и выбежала вслед за Анной Карповной.

Сашенька сразу смекнула, что от нее хотят скрыть что-то очень важное. Она чуточку приоткрыла дверь и проследила в щелочку, как ее мать и Надя с младенцем торопливо пересекли их широкий двор и скрылись за углом. Недолго думая, Сашенька пустилась за ними следом, она пошла им наперерез через проходной подъезд, и скоро они попали в поле ее зрения. Куда они шли, пока было неясно. «Ну что ж, – решила Сашенька, – куда они – туда и я». Минут через десять стало понятно, что направляются беглянки прямиком к Елоховскому собору. Собор действовал. Нужно сказать, что с войной позиция власти предержащей в отношении верующих заметно смягчилась. И это было понятно: чтобы удержать дух народа на высоте, годилось все, и в первую голову старые средства, испытанные веками.

Анна Карповна и Надя с младенцем направились к черному ходу собора. Сашенька знала здесь каждый уголок, и ей не составило труда прокрасться за ними следом и пока не выдавать себя. В храме было пусто и полутемно, особенно со света, но через минуту-другую Сашенька присмотрелась: Надя с младенцем на руках приткнулась в темном углу и зверовато озиралась по сторонам – было сразу понятно, что не только в этом соборе, а вообще в церкви она в первый раз в жизни. Анны Карповны не было видно, значит, она скрылась где-то в боковой двери, наверняка ищет батюшку. Зачем? Теперь-то понятно. «Значит, маленькому Артему предуготована участь креститься в той же купели, что и Пушкину, – подумала Сашенька. – Что ж, быть тогда мне крестной матерью!»

Скоро появился низкорослый батюшка в темной рясе, а за ним Анна Карповна – по всему было видно, что они успели договориться.

– Ну, шо, молодайка, – весело обратилась Анна Карповна к Наде, – пан отець згоден[6].

И они деловито направились к купели, Надя с младенцем на руках поспешила за ними.

– А что армяненок, то не беда, – степенно говорил пожилой грузный батюшка, лица которого Сашеньке не было видно. – Я и китайчонка, было дело, крестил, а армяненок – это тебе не штука, армяне, они почти православные, а этот по матери тем более русак. Крещеного Бог лучше сохранит. А что армяненок, ничего, война и не такое спишет. По-моему, там воды нету, – заглянув в купель, добавил батюшка, – надо принести со двора. Если подкачать колонку, то, может, и набежит ведерко. Анна Карповна взяла от купели два пустых ведра и быстро пошла знакомой ей дорогой на выход. А как только она вышла, тут-то Сашенька и выдала себя, неловко переступив с ноги на ногу. Реакция у батюшки была мгновенной, только за пистолет не схватился.

– А вы почему здесь, гражданка?

– Саня, ты что, тебе нельзя! – испуганно зашептала Наденька. – Тебя накажут, ты что!

– А тебя? – усмехнулась Сашенька.

– Да я за ради Артемки на все готова! – вдруг горячо сказала Надя, сказала тоном, совершенно ей не свойственным, не слыханным от нее доселе.

– Я дочь Анны Карповны, – сказала Сашенька батюшке.

– А-а, это другое дело… А вы, барышня, сами крещеная?

– Да, я крещеная. И сейчас хочу быть крестной матерью этому мальчику Артему.

Анна Карповна принесла полные до краев ведра воды и сделала вид, что совсем не удивилась Сашеньке. Она слышала последние слова дочери, они ее не смутили, а только порадовали – в конце концов будь что будет! Сколько можно все это терпеть, молчать, таиться? Тем более не дело играть в дурика в храме Божьем!

Младенец крестился вполне благополучно и радостно, он даже не заплакал – имя ему было дано Артемий, а крестной матерью записана Александра Галушко.

Анна Карповна передала ребенка батюшке, и тот повесил на шею новокрещеному легонький оловянный крестик.

Из церкви Надя с Артемом побежала в общежитие – пришла пора сцеживать молоко, а Анна Карповна и Сашенька пошли вечереющими улочками Москвы к себе домой. Улочки были тихи и безлюдны, жара спала, они шагали не спеша и говорили между собой по-русски.

– Теперь тебя затаскают, – сказала мать.

– А как они узнают?

– Это элементарно. У них всё на контроле.

– Не успеют! – жестко сказала Сашенька. – Ма, ты прости, что я до сих пор молчала, но я, как и Марк…

– Понятно, – сказала мать после долгой паузы. – И что, в одну часть?

– Вряд ли. – Сашенька улыбнулась. – Какой он все-таки нудный…

– Просто у тебя другой на уме. Что о нем слышно?

– Софья Абрамовна говорит, что он на передовой, а где, она толком не знает, говорит – главный хирург, а чего – тоже толком не знает – то ли госпиталя, то ли целой бригады или армии. Говорит: семья за него хорошо получает.

– Слава богу! Хирург он, конечно, отменный, а что за человек, не знаю… И когда ты уходишь?

– Послезавтра с вещами, а куда – не знаю.

– Что ж, – сказала Анна Карповна, – дело военное, рассуждать тут не о чем. А может, оно и к лучшему – развеешься, встретишь кого…

– Мне никто не нужен.

– Нужен не нужен – жизнь подскажет. Только еще раз прошу тебя – не пей на фронте!

– Да ты что, ма? Ты что?

– Саша, не будь наивной. Разве ты не видишь, сколько пьют у нас в госпитале? А это еще не фронт, не ад, это только предбанник ада. И пьют не от распущенности, а от страха, от жизни, от смерти чужой заслоняются, от боли. И женщины многие попивают, а для них это дорога в бездну. Женский алкоголизм безвозвратен, его не лечат.

– Но я ведь тебе обещала! Я же поклялась!

– Ой, смотри, смотри, доченька, благими намерениями дорога в ад вымощена.

– Ма, я поклялась, сколько можно!

– Ладно. Больше не буду об этом. Немец рвется к Волге, сегодня утром я слушала – идут бои под Сталинградом. Наверное, туда вас и бросят. Там все главное только и начинается, помяни мое слово[7].

– Ты разбираешься в стратегии? Откуда у тебя это?

– Не знаю! – засмеялась Анна Карповна. – У нас ведь род армейский да флотский. Чего тут разбираться? Если немец возьмет Сталинград, будет очень плохо. Бакинская нефть, Кавказ – все будет отрезано.

– Ма, а какую роль в нашей жизни сыграл папин денщик Сидор Галушко?

– Большую. Потом как-нибудь расскажу, это отдельная история.

– Когда же потом? Я ведь на фронт ухожу!

– А вот придешь с фронта, я и расскажу, – нежно глядя на дочь, улыбнулась Анна Карповна.

– А мы победим?

– Непременно!

– А хороший был человек этот Сидор Галушко или очень хороший?

– Неплохой.

Мама явно уходила от разговора, и Сашенька настояла на его продолжении.

– А хоть фамилию его носить не стыдно?

– Раз мы столько лет ее носим, значит, не стыдно. Что, графская кровь заговорила? – усмехнулась мама.

– Да! – засмеялась Сашенька. – Получается, что так… Раньше мне до того не нравилась наша фамилия, что я ее ух как не любила! А теперь, когда знаю, что есть и другая, настоящая, я вроде бы смирилась.

– Ну да, – сказала весело мама, – это когда у тебя в гардеробе висит хороший костюм, то можно поносить и плохонький, притом совершенно спокойно. Так человек устроен: ему главное – знать, что у него за душой есть запасец. Я видела очень богатых людей, которые одевались кое-как, но при этом у них была такая властность в движениях и жестах, что никто не признавал их за бедняков или за людей, нарушающих правила хорошего тона. В любой ситуации держись уверенно, и все подумают, что так и надо, что это не у тебя какая-то оплошка, а они чего-то недопонимают.

IV

На другой день, накануне отъезда на фронт, все шестеро открепленных из госпиталя неожиданно получили правительственные награды: Сашенька – орден Трудового Красного Знамени[8], Марк – «Знак Почета», а остальные – медали «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие»[9]. Начальник госпиталя, главврач, поздравляя награжденных, скромно умолчал о том, что все эти награды добыты исключительно его хлопотами и ходатайствами, в том числе и благодаря его личным связям, его громкому имени. В свое время он был знаменитым хирургом, а где-то к шестидесяти годам его руки поразил артроз, и он, как говорил сам о себе, «выбыл из игры» и занялся организаторской деятельностью. Начальник госпиталя не получил никакой награды и, кажется, ничуть не огорчился этому. Что касается Сашеньки, то ей не хотели давать сразу такой высокий орден, но начальник госпиталя объяснил в инстанции, что это у нее не первая, а вторая правительственная награда – он имел в виду ту самую пресловутую Грамоту ВЦИК за физкультурный парад на Красной площади, которая, как оказалось, открыла для Сашеньки многие тяжелые двери, так что она совсем не зря простояла пять минут вверх ногами над знаменитой брусчаткой.