Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria

• Название: Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria
• Автор: Вацлав Михальский
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-906709-19-6, 978-5-906709-10-3

Роман «Ave Maria» заключает цикл романов Вацлава Михальского о судьбах дочерей адмирала Российского Императорского флота Марии и Александры, начатый романом «Весна в Карфагене», за который писатель Указом Президента РФ от 5 июня 2003 года был удостоен Государственной премии России.

Место действия цикла романов («Весна в Карфагене», «Одинокому везде пустыня», «Для радости нужны двое», «Храм Согласия», «Прощеное воскресенье», «Ave Maria») – Россия, СССР, Тунис, Франция, Чехия, Португалия.

Время действия – XX век.

---

Письмо к Адаму далось Александре легко. Она выразила ему соболезнование по поводу кончины его отца, о себе написала коротко: «У меня все идет своим ходом». А вот как подписаться – долго не могла сообразить. «Вечно твоя Саша»? – Глупо. «Александра Домбровская» – еще глупей. Думала, думала и, наконец, подписала просто: «Александра». Нелегко ей далась эта подпись, но все-таки она нашла в себе силы ничего не клянчить, ничего не вымогать, ни на что не намекать, а сохранить собственное достоинство. Хотя что там достоинство, что гордыня? Жизнь свою она бы с радостью бросила ему под ноги. Но теперь она не одна: есть Ванечка, и есть в ней еще кое-кто, поважнее Ванечки и, наверное, даже Адама.

XII

Мария и тетя Нюся ни слова не говорили с Аннет по-французски, только по-русски, и она делала удивительные успехи в овладении языком. Видимо, еще с младых ногтей, от папы с мамой, которые общались в семье по-русски, у Аннет остался большой пассивный запас слов. А теперь, в разговорах с Марией и Нюсей, русские слова, как по волшебству, выплывали из памяти одно за другим, а то и выстраивались целыми фразами.

В Аннет было столько энергии, что даже работящая, неутомимая тетя Нюся, и та ей дивилась. Аннет возвращалась из университета с подготовительных курсов в половине третьего, обедала с тетей Нюсей, а иногда и с Марией, выводила на часок погулять Фунтика, который ее обожал, и начинала хлопотать по дому. Она всегда находила что помыть, почистить, протереть. Особенно любила Аннет гладить белье. И тетя Нюся, и Мария делали обычно это без удовольствия и удивлялись Аннет:

– Неужели тебе нравится?

– Еще как!

Раньше полы во всем особняке, и в том числе на их этаже, натирали мастикой два здоровенных дядьки, а теперь Аннет выговорила себе право натирать на их этаже полы сама.

– Они пусть натирают на первом этаже и на втором, а у нас – я сама, в свое удовольствие.

– Попробуй, – с улыбкой согласилась Мария, – если силы девать некуда. – Чужие люди в доме теперь были бы для нее действительно в тягость. В последнее время Мария стала слишком раздражительной. Только Нюся и Аннет не мешали ей, а на остальных глаза бы ее не смотрели. – Попробуй, Анечка. Но ведь нужны мастика, щетка…

– Купим в мага́зине, – сказала тетя Нюся.

– В мага́зине, так в мага́зине, – незлобливо передразнила ее Мария. – Купите.

И они купили.

Нужно сказать, что с появлением в доме Аннет и Марии, и Нюсе жить стало гораздо веселее, чем прежде. От девушки прямо-таки веяло недюжинной жизненной силою и неисчерпаемой ежеминутной доброжелательностью. В каждом слове, в каждом движении, в каждой ужимке ее милого остроносого личика в ореоле рыжих кудряшек, в слегка плутоватом блеске ее серо-зеленых глаз с припухлыми веками сквозили веселье и отвага юного существа, наделенного редким чувством обладания жизнью. Ей нравилось, когда светило солнце, нравилось, когда шел дождь, нравилось, когда ветер гнал по низкому небу мглистые облака, нравились прохожие, нравились дома и улицы, нравилось заниматься на подготовительных курсах в университете. Видя ее веселый нрав, некоторые студенты пытались ухаживать за ней как за легкой добычей. Она с удовольствием хохотала в ответ на их простенькие шутки, а тому, кто пробовал распускать руки, сразу давала по этим рукам ребром ладони, да так больно, что у ухажеров аж искры из глаз сыпались. Ребра ладоней она постоянно била обо что-нибудь твердое, – этому ее когда-то еще отец научил, так что она была вооружена не на шутку.

– Нюся, у меня соски нагрубли, – светясь от счастья, сказала Мария, когда они были на кухне вдвоем, если, конечно, не считать Фунтика, что лежал на коврике у дверей.

– Тай слава богу! – троекратно перекрестилась тетя Нюся. – До профессора ще чуток осталось. Потерпи.

– Потерплю. Еще целая неделя… сегодня ведь среда?

– Середа, середа. Тай ты справна стала, добре то. Добре…

– Точно, справна. Я сегодня рассматривала себя в большом зеркале в ванной, со всех сторон осмотрела… живот вырос, соски нагрубли и потемнели.

– Все так, все так, – улыбаясь, проговорила тетя Нюся. – Господи, як я понянчу цу дитину! – И она молитвенно прижала обе руки к груди.

Легко сказать – потерпи. Днем-то еще ничего, то в бюро на втором этаже можно найти занятие, то погулять с Фунтиком. Ночью ждать нестерпимо. О чем только не передумала Мария в долгие ночи. В популярной брошюре про беременность она прочла, что, ожидая ребенка, надо стараться думать только о хорошем, вспоминать хорошее, смотреть на красивое, есть все чистое и простое, выращиваемое в той местности, где будущая роженица живет, – и никакой экзотической пищи, никаких изысков, а о табаке и алкоголе просто надо забыть. Слава богу, Мария никогда не курила, да и к выпивке не было у нее специальной тяги, только так – поддержать компанию. Вся ее жизнь теперь была словно нацелена в одну точку.

Конечно, она много вспоминала о днях своего детства и отрочества в России. С особенной нежностью вспоминала свою семью и годовалую сестричку Сашеньку – кудрявую, белокурую, в белоснежной пелеринке. В том роковом 1920-м Сашеньке исполнился всего годик. Она родилась уже после гибели папа́. А маме было тогда чуть ли не сорок лет. Это казалось так много… Сейчас Марии самой за сорок, и это не кажется много. Лица сестренки она толком не помнила, да и фотография осталась единственная. И даже не фотография мамы у камина с Сашенькой на руках, а только обрывок: лицо мамы и вся ее фигура в длинном траурном платье, ручонка Сашеньки в белой пелеринке и часть камина. Половина маминой головы, плечо, к которому прижималась Сашенька, да и сама сестричка исчезли вместе с другой частью фотографии. Эта ручонка Сашеньки с перевязочками на пухлых пальчиках, белая пелеринка сейчас так умиляли Марию, что, ложась спать, она клала теперь этот обрывок фотографии к себе под подушку, с правой стороны головы – Мария спала на правом боку, и ей удобно было поглаживать часть старой фотографии левой рукой, очень удобно. Это нежное прикосновение успокаивало ее, вселяло силы и надежды.

Вянет лист, проходит лето,
Иней серебрится.
Юнкер Шмидт из пистолета
Хочет застрелиться.

Как странно устроена жизнь: еще неделю назад она знать не знала и слышать не слышала об этом профессоре Шмидте, а теперь вдруг на нем свет клином сошелся. Даст бог, все будет в порядке, она разрешится от бремени и купит доченьке много белых пелеринок. А почему доченьке? А если сын? Нет, сына Мария даже не могла вообразить. Почему-то все ее существо говорило о доченьке. Назвать в честь мамы Анной? Нет. Нельзя. Мама жива, – это она точно чувствует. Именами живых новорожденных не называют – примета плохая. Тогда как назвать? Ладно, поживем – увидим.

Усилием воли она переключила свои мысли на Аннет. Надо завтра же открыть ей счет, а лучше два счета: один на текущие мелкие расходы, а второй большой долговременный под хороший процент. Почему она вдруг решила немедленно открыть банковские счета на имя Аннет? На этот вопрос Мария и сама не могла бы ответить, но интуиция подсказывала, что так надо. А она доверяла своей интуиции.

– Аннет, сегодня ты не идешь на занятия, – объявила на следующее утро Мария, – бери свои документы и поедем по делам.

– Сегодня у нас нет занятий, и я хотела натирать полы. Это мне на три дня, тем более в первый раз.

– Ничего, полы подождут. Есть дела поважнее. Нюся, ты поведешь мою машину.

– Хорошо, – безропотно согласилась тетя Нюся, знавшая за своей подругой и покровительницей склонность к резким движениям в этой жизни.

Когда Мария назвала адрес, тетя Нюся поняла, что они едут в один из крупнейших банков Франции. Однажды Мария уже возила ее туда, а вот теперь очередь Аннет. Все понятно… но зачем такая спешка?

В банке они открыли на имя Аннет два счета: текущий, для житейских расходов во франках, и накопительный – под хороший процент в американских долларах. Потом, как когда-то и в случае с тетей Нюсей, они поехали в другой банк, конкурирующий с первым, и проделали там ту же процедуру.

– Зачем мне накопительные счета? Какие шиши я буду там копить? Откуда у меня возьмутся деньги?

– От верблюда, – с ухмылкой отвечала Мария. – Мне так надо. Ты можешь пойти мне навстречу?!

– Тебе? С радостью, – отвечала Аннет, – но зачем?

– Так мне спокойнее с моими деньгами. Вдруг я увлекусь азартными играми и начну ездить в Монте-Карло? Пойди, Анечка, посиди в машине, а у меня тут еще кое-какие мелочи.

Выпроводив Аннет, Мария перевела на ее счета, как в том, так и в другом банке, крупные суммы денег. И сразу стало хорошо у нее на душе, стало спокойнее.

– Зачем мне такие деньги? – еще раз спросила Марию на обратном пути Аннет. – Я любопытная и мучаюсь от того, что не пойму.

– А вдруг я умру в родах, – весело отвечала Мария, – а вдруг…

– Тяпун тебе на язык, Маня! – сурово оборвала ее тетя Нюся.