Анна Тьма - Заповедник Бессмертных. Осторожно - вымирающий вид!(СИ)

• Название: Заповедник Бессмертных. Осторожно - вымирающий вид!(СИ)
• Автор: Анна Тьма
• Жанр: Фэнтези

Сборник рассказов о драконах, эльфах, темных и прочей нечисти.

---

Сюда, в обитель тепла, добра и заботы, и привезли свою невиданную находку двое молодых охотников. Здесь, в монастыре Ожидающих, где не делали различий между послушниками и послушницами, дружно жившими под одной крышей, и пытались отогреть неведомого чужака, за спиной которого были крылья. Только сквозь его кожу так и сочился запредельный холод, замораживая всё вокруг…

— Не получается, — молоденькая ученица, как здесь называли послушниц, покачала головой, взглянув на старшего мастера-лекаря. Она была самой способной из целительниц, родившихся в последние сто лет. — У него душа замёрзла. А когда хоть немного отогревается… Ох, мастер, не приведи вас Бог когда-нибудь испытать такую невыносимую боль!.. Он будто спасается этим холодом. Как живая зима…

Золотоволосая, голубоглазая, миниатюрная девушка прижала к щекам ладошки. Немолодой мастер и сам слышал отголоски той нечеловеческой, невыносимой муки, что иногда проступала сквозь этот живой лёд. Он не мог даже представить, что могло стать причиной такой чудовищной пытки.

Мастер-лекарь Овидий снова взглянул на кровать, где покоился их невольный гость. Золотые волосы, нечеловечески прекрасное лицо, крылья за спиной, сейчас беспомощно раскинутые. Он был высок. Выше всех в долине, и великолепно… совершенно сложен.

По всем канонам он являлся ангелом Господним. Но… «Я не ангел…» — тихий шёпот, хотя гость не разжимал замёрзших губ, был слышен мастеру так же хорошо, как его ученице.

Кто же ты, неведомый чужак?.. От тебя веет бесконечной древностью, но ты так же бесконечно молод. Кто ты? И как же тебе помочь?..

— Милана, пригляди за ним, — Овидий вздохнул и поднялся. — Я поищу кое-что в старых свитках…

Недвижимый до того ангел вдруг крепко сжал в кулак ладонь, лежавшую поверх одеяла. Выдохнул с едва слышным стоном. Холод плеснулся по стенам, заставляя их покрыться инеем, а огонь в очаге притухнуть. Веки с длинными, тёмно-золотистыми ресницами дрогнули, приоткрылись.

Никогда в жизни мастер-лекарь не видел таких глаз. Сказать, что они были просто синими — всё равно что сравнить небо с грубо размалёванным серо-голубым грунтом холстом. Невероятная их глубина могла сравниться только с такой же невероятной болью и тоской, что плескалась в глазах, ещё ничего не видевших вокруг.

Шевельнулись белые от холода губы, и едва слышен был удивлённо-недоверчивый шёпот:

— Мири?.. Мири…

Взгляд заметался по комнате с какой-то безумной надеждой. Наткнулся на замершую Милану. И надежда за несколько мгновений умерла, сменившись беспросветным отчаяньем. С губ слетело слово… звенящее, чистое, непроизносимое. Ни один человек не смог бы повторить его. Но самым удивительным было другое — оно было понятным. Одно короткое чужое слово содержало в себе столько, сколько нельзя было сказать сотней человеческих. «Зачем бы убиваете её последнюю тень?.. Не уходи, моя жизнь… Стань моей смертью…» — так звучал только верхний смысл.

Ангел попытался приподняться, но тут же рухнул обратно, потеряв сознание…

Охотники за сокровищами не раз возвращались отсюда с пустыми руками. А чаще и вовсе не возвращались. Но дураки не переведутся никогда. Вот и теперь отряд из двенадцати воинов и одного проводника расположился на ночлег в вечных снегах. Итого, тринадцать человек.

Все собрались за одним костром. Все, кроме троих, сидевших особняком.

— Не счастливое число, — тихо бормотал под нос помощник главы отряда.

— Заткнись, Рем, — выцедил сквозь зубы Фуад, главарь. — Аза наш проводник и без него мы не найдём сокровищницу. А если не устраивает число, то тебя можно прирезать. Тогда избавимся от плохой приметы и от твоего постоянного трёпа. Хочешь?

— Нет, — тут же отозвался помощник и замолчал.

— Так-то лучше, — усмехнулся Фуад и сплюнул в костёр сквозь дыру в зубах.

— Не беспокойся, Рем, — Аза хлопнул его по плечу. — Уже скоро дойдём. И вернёмся богатыми. Разве что ты устыдишься грабить и вернёшься без гроша…

…Как часто он так умирал в лихорадке за последние века? Первые годы, потеряв разум — почти постоянно. Зачем эти люди раз за разом выхаживали его, чужака, почему смерть не брала его?.. Однажды в зимнем лесу, когда накрыло волной безумия, его, раненого, ищущего смерти, отогрели и вылечили волки. Даже один, когда некому было помочь, когда он сорвался со скалы и переломал себе кости — выжил.

Хотя… как смешно сравнивать себя с человеком. Элльри безнадёжно и навсегда опоздал к собственной смерти. Он ведь и умер, лишившись смысла Пути. Тогда почему же ещё жив? А кто сказал, что он на самом деле жив?..

«Но ведь ты ещё дышишь…» — шепнуло тепло рядом.

«Это ничего не значит… — тихо ответил холод. И беззвучно добавил: — Я так устал…»

А ведь если замёрзнуть… Замёрзнуть где-нибудь здесь, среди этой нескончаемой зимы… он перестанет чувствовать. Не умрёт по-настоящему, как все остальные, но… но прекратит этот нескончаемый и бессмысленный путь в никуда. Остановит. Как было бы хорошо остаться в вечной стуже…

«Не умирай… ведь жизнь так хороша!..»

«Я давно не жив…»

И словно ударом кнута сознание Рождённого Летать пронзила мысль — он не один здесь! Это не тепло! Это люди!..

Элли заметался в округе снежным вихрем.

Какие они чистые. Это дети…

Нельзя их убивать. Нужно очнуться. Нужно уйти. Уйти и замёрзнуть как можно дальше от них!..

Лёд ушёл глубоко в сердце. Невероятное количество сил потребовалось, чтобы допустить к себе тепло, отогревая замёрзший вокруг мир. Единственный из своего народа убийца, сполна познавший боль и неведомую другим ненависть, не желал убивать этих чистых и добрых детей.

Снова этот голод и бессилие… Слишком давно он не мог восстановиться даже наполовину. Земля не давала достаточно сил, воздух которым он дышал, здесь был просто воздухом, а человеческая еда не обладала и десятой частью тех свойств, которыми дома наделялась пища.

Невидимые раны кровоточили не хуже тех, что бывали видны на теле, и почти не заживали.

Элли вздохнул, унял голод и провалился в сон, попросив мир вокруг хоть немного поделиться с ним силами.

…Миниатюрная, прекрасная девушка, золотые волосы которой спускались до колен, занималась тем, что трудно было представить в её исполнении. Недолго примериваясь, она наносила точечные удары тяжёлым молотом по большому, почти в её рост, куску гранита. Картина, которую она рисовала по камню, с помощью такого отнюдь не девичьего инструмента, уже обретала свои черты…

— Мири, ну хватит! — не выдержал Элли. — Ты же себя сама ранишь…

— Отстань, — отмахнулась Художница Мира, примериваясь для очередного удара.

— Лучше бы ты попросила Мирна научить тебя растить камни! И вырастила бы себе новую картину.

— А это хорошая мысль! — примерилась, сосредоточено глядя на камень, ударила. — Будет чем заняться, когда ты уйдёшь в Путь.

Её снова захватило Творение, и в этот раз маленькая девушка выбрала совершенно новый способ для создания своей картины. Странник знал — бесполезно сейчас пытаться остановить её.

— Эх, Звезда моя… — вздохнул Рождённый Летать.

Он не посмеет прервать Творение, как никто не смел прервать его Путь.

Закончив глубокой ночью, Художница нашла приют в руках Странника. Сидя у него на коленях, она привычно, уже не первый раз жаловалась на свои сбитые в кровь руки и стенала от боли в мышцах. Элльри снова сочувствовал, разминал усталые плечи, лечил, жалел, выслушивал… Это всё было таким привычным, родным и ничуть не обременительным.

— Дети завтра прибегут смотреть, — улыбнулся Странник, когда Художница устала жаловаться.

Мирэини улыбнулась.

— Когда-нибудь и наши дети будут бегать смотреть на мои картины и встречать тебя из странствий… — негромко произнесла она.

Элльри ощутил как внутри заполняет всё собой тепло и нежность. Дети… Рождённый Летать и Художница Мира были теми, кто появился из ветра, света и жизни самого мира уже взрослыми. Почти такими, какими они были сейчас. Некоторые подрастающие малыши явились на свет таким же путём. У других же были родители, но все жили и воспитывались одинаково. Детей здесь любили все…

…детей, которых безжалостно перебили. Детей, которым было страшнее всех нас, которые даже не понимали… Замёрзшие, изломанные, крошечные… в чёрной крови, перепуганные, цеплявшиеся друг за друга и взрослых… ни один взрослый не испытывал такого смертельного, невыносимого ужаса, что достался им, крохам… Именно он, прочувствованный до последней крупицы, окончательно свёл с ума Последнего…

Он проснулся рывком. Придавил волей плескавшуюся чёрным безумием боль. Осмотрелся…