Матильде Асенси - Твердая земля

• Название: Твердая земля
• Автор: Матильде Асенси
• Издательство: группа “Исторический роман“
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2015

Карибское море, 1598 год. Пережив нападение пиратов, которые разделались со всей командой, юная Каталина Солис, истощенная и подавленная кошмарным убийством брата во время этой атаки, наконец добирается до необитаемого острова. Проведя там больше года в лишениях, она видит прибывший к берегам островка корабль. Капитан решает представить ее как своего неизвестного сына-метиса.

Начиная с этой минуты она превращается в Мартина Невареса и открывает свободу и верность Нового Света, полного опасных контрабандистов, корсаров и изгоев.

---

Многие эти вещи отдавались не за деньги, а в обмен на другие товары, потому что, как мне сказали, в Индиях не хватало наличных, поскольку все металлы отправлялись в Испанию, как золото и серебро, так и медь, отсутствовал также жемчуг, который миллионами добывали на Твердой Земле, как и любые другие ценные предметы, которые можно было бы использовать в качестве монет. По этой причине мы загрузили в Тринидаде большое количество какао, гипса, говядины, кокосов (это оказались те самые орехи с белой сочной мякотью, покрытые коричневыми волосками), домашнюю птицу, деготь и уголь.

Ветра и течения в этом районе были направлены в сторону побережья, к Санта-Марте, так что плавание было быстрым и приятным, а расстояние между городами показалось довольно небольшим. После Тринидада мы проплыли мимо необитаемых островов Лос-Тестигос и всего через два дня прибыли на Маргариту. Глашатай объявил о нашем появлении, и вскоре порт наполнился торговцами и местными жителями, заинтересованными в наших товарах. Отец запретил мне сходить на берег, чтобы не никоим образом не рисковать нарваться на дядю Эрнандо, так что я осталась на корабле одна, наблюдая, как все весело удаляются в шлюпке. Я воспользовалась этим, чтобы опорожнить мочевой пузырь без обычных опасностей, поскольку во время плавания мы должны были пройти до гальюнной фигуры [14] на носу и оттуда свеситься в море — к счастью, там мы находились не на виду, что позволяло мне справлять нужду, поскольку бьющиеся о борт корабля волны всё смывали.

В ожидании возвращения моего нового отца и товарищей я сильно скучала, правда, по крайней мере, получила возможность осмотреть весь корабль в свое удовольствие. «Чакона» была старой шебекой с тремя мачтами, без марселей (бизань на корме, грот посередине и фок на носу с маленьким развевающимся вымпелом), с латинским парусом [15], легким корпусом и единственной палубой, с неглубокой осадкой, высоким носом, а на юте возвышалась бизань, под которой находилась каюта моего отца, корабль был так быстроходен, что с легкостью мог опередить любой другой.

«Чакона» была водоизмещением около шестидесяти тонн и составляла тридцать вар в длину, двадцать в высоту и восемь в ширину. Ее корпус, как я позже выяснила, был обит бронзой с помощью деревянных шпилек, так что это был отличный корабль, надежный и с хорошими мореходными качествами. Ниже палубы находились кормовой и носовой трюмы, где хранились товары, отсек для припасов, якорное и канатное отделение и каюта боцмана, которую раньше использовали для хранения оружия и пороха, а теперь она превратилась в мою личную каюту.

Если моряки сеньора Эстебана и возражали простив этой исключительной привилегии, которой капитан одарил незнакомого юношу, то ничего не сказали по этому поводу. Они спали на палубе, под открытым небом, в странных постелях, купленных у индейцев, которые звали гамаками. Гамаки делались из тонких хлопковых тканей и были длиной в две-три вары и отлично сшиты. С их концов свисали веревки, которые привязывали к такелажу, постель висела в воздухе, как качели. Днем они их снимали, расчищая палубу, чтобы можно было заниматься обычными делами.

Жизнь на борту была очень простой. Утром мы просыпались еще до зари, мылись в ведрах, завтракали, вычерпывали собравшуюся за ночь воду, проверяли и зашивали паруса (на море ни одна ткань долго не выдерживала) и осматривали такелаж. Только штурман Гуакоа не принимал участия в этих занятиях, потому что не мог оставить свой пост в рубке. Ближе к полудню мы обедали. У нас всегда была вода или вино, кукурузные галеты вместо хлеба, иногда мы ели рыбу с горохом или фасолью, а в другие дни — солонину с кашей. По воскресеньям дополнительно был сыр в оливковом масле.

Мулат Мигель, кок, готовил пищу в большом железном чане в очаге, который стоял прямо под открытым небом около грот-мачты. По вечерам мы скребли палубу с уксусом и солью и окуривали нижние отсеки и трюмы серой, чтобы не завелись крысы и тараканы. Потом мы ужинали тем же, что было на обед, а перед сном отец с моряками пели, аккомпанируя себе на лютне и флейте (на ней играл Лукас Урбина), или играли в карты — длинные и эмоциональные партии в короля, которые иногда заканчивались криками и ударами по столу.

Родриго из Сории несколько лет был хозяином игорного дома в Севилье и владел всеми шулерскими приемами в карточных играх: он знал, как крапить карты, прятать и добавлять нужные во время партии, как сдавать себе лучшие и подменить одну колоду на другую, как обмануть при тасовании, как подавать сигналы и прочее в таком же духе. По этой причине он никогда не принимал участия в игре и ограничивался лишь ролью судьи в спорах, коих было бесконечное множество. Хорошо хоть они играли не на деньги, иначе это могло бы довести до беды.

К счастью, тот долгий день в порту Маргариты, проведенный в одиночестве, с наступлением сумерек закончился, когда на корабль вернулась шлюпка с водой для плавания и новыми выменянными товарами: кукурузой, просом, маниокой, картошкой и ананасами — всё это было для меня незнакомо, но очень вкусно и питательно, в чем я убедилась в последующие дни, когда Мигель добавил их к рациону. Еще они привезли хлопок, табак и кофе, но не очень много, потому что, как оказалось, эти товары редкие и дорогостоящие.

От всех этих мелких торговых сделок в портах корона имела приличную часть. Отцу приходилось платить большие налоги, но самым серьезным был налог под названием альмохарифасго — десятая часть с каждой продажи, что откусывало весьма существенную долю. Города могли оказаться всего лишь кучкой домов из глины и дерева, без солдат и пушек для защиты от пиратов, а колонисты не имели ни продовольствия, ни одежды, но там всегда присутствовала пара чиновников королевского казначейства, занимающаяся таможенным осмотром и не позволяющая пронести мимо своего носа ни единой курицы без уплаты по тарифу.

— Я думал, что в этих землях все богачи, — сказала я отцу в ту ночь, — но, как я погляжу, здесь столько же бедности и нужды, как и в Испании. Почему у людей ничего нет?

— Потому что ежегодный флот не приходит, когда должен приходить, — объяснил он, остановившись на минутку рядом со штурманом Гуакоа, который спросил, какой румб брать в сторону Кубагуа, нашего следующего места назначения. — Лишь Испания может поставлять все необходимые припасы на рынки Индии. Ни одна другая страна не имеет разрешения здесь торговать, так что если испанских товаров недостаточно, чтобы нагрузить ими корабли, или получены известия о пиратах на пути следования флота, то отправка задерживается до полной загрузки или до исчезновения английской, французской или голландской угрозы, таким образом, нам постоянно всего не хватает.

— Но ведь отсюда происходят горы золота, серебра и жемчуга для короны, — возразила я. Что-то ведь да остается.

— Ошибаешься, — очень серьезно ответил он. — Колонисты в этих поселениях всегда нуждаются во всем. Для чего нужно золото, если на него нечего купить? А кроме того, если ты обладаешь золотом, серебром, жемчугом или драгоценными камнями, которые тоже здесь имеются, пираты отнимут всё во время своих регулярных рейдов на города. То небольшое богатство, которое остается, растрачивается на войны с индейцами, поскольку корона не предоставляет в достаточном количестве ни корабли, ни солдат, ни оружия, ни пороха; не строит достаточно крепостей для защиты своих подданных от атак еще непокоренных племен, ведь ей приходится вести войну за католическую веру в Европе. За всё местные жители расплачиваются своим имуществом, вдобавок, хотя земли здесь плодородные и благоприятны для возделывания и разведения скота, жители не могут получить к ним доступ, так как они принадлежат немногим богачам, которым выдала землю корона, заинтересованная лишь в добыче золота и серебра. Более того, если что и могло бы уменьшить бедность жителей этих земель, так это плоды собственного труда, но люди вроде меня платят в королевское казначейство высокие налоги. Так что, по правде говоря, для колонистов ничего не остается.

На Кубагуа я была почти освобождена от дел торговли и обращения с весами. По правде говоря, там почти не осталось жителей — недавно там исчерпались запасы жемчужниц, и жители покидали дома в поисках лучших мест для проживания, но я чувствовала себя королевой (или королем), продавая товары вместе с отцом. Кубагуа славился ловкостью своих индейцев, ныряющих за жемчугом.

— Об этом тебе может рассказать Хаюэйбо, — объявил отец за ужином. Он отсюда.

Матрос Хаюэйбо оторвал глаза от тарелки и через левый борт посмотрел на остров. В его взгляде читалась мука. Как и штурман Гуакоа, матрос Хаюэйбо был не слишком разговорчивым. Оба индейца оказались молчаливыми и замкнутыми людьми, хотя Хаюэйбо чаще смеялся и делил повседневные заботы с товарищами, а Гуакоа всегда держался отстраненно, с серьезным лицом и в молчании. Он безусловно был превосходным штурманом, который не нуждался ни в лоциях, ни в картах, чтобы вести корабль, днем он ориентировался по солнцу, а ночью — по звездам, но его молчаливость и осторожное поведение вызывало у меня определенное беспокойство. Хаюэйбо, происходящий из племени гуайкери, вел себя по-другому.