Галина Яхонтова - Сны Анастасии

• Название: Сны Анастасии
• Автор: Галина Яхонтова
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7027-0246-8

Сны и реальность причудливо переплетаются в сознании Анастасии.

Дорога к счастью устлана розами?

Ей придется пережить горечь разрыва и… обрести новую любовь.

---

Настя снова собралась с силами и почувствовала под ногами не болотную трясину, а упругие колебания калинового моста. В народных сказках по калиновым мостам богатыри шли на смертный бой с многоглавыми змеями. И она почти наяву ощутила под ногами сплетение гибких, как женская суть, стволов этого кустарника.

— Настя, с кем это ты катаешься? — спросил Володька Старых.

— Не заметил разве — с владельцем „вольво“, — ответила она, выходя из лифта.

В коридоре было пустынно: в полдень тут „мертвый час“. Зато в комнате все оказались на месте. „Приютитель“ мирно посапывал, едва не утыкаясь носом в стену, а Гера, вытянув все четыре лапы, лежала в кресле. Настя заметила, что она не любит находиться рядом со спящим Ростиславом. Свое кошачье предпочтение она оказывала ей одной. Заметив на столе блокнотик Авдея Петропавлова, она, конечно же, вспомнила о Марине. „Спущусь-ка я к ней в комнату, пока здесь длится мертвый час“. Марина оказалась дома.

— Заходи, заходи. Сейчас кофейку сообразим.

Настя почувствовала, что ей совсем не хочется кофе: наверное, дневная норма уменьшилась, и офисной дозы этого напитка оказалось предостаточно.

— Нет, мне лучше чайку с травами.

Марина странно взглянула на нее, но пошла на кухню поставить чайник.

На кровати валялась раскрытая сумка, из которой были вытряхнуты щетка для волос, косметичка, авторучка, ключи, еще какие-то мелочи. Настя не придала бы значения этому невинному натюрморту, если бы не пачка отрывных талонов от почтовых переводов, на каждом из которых в графе „Для письма“ был указан номер телефона и имя. Причем, во всех случаях, мужское.

— Что это, Марина? Картотека потенциальных женихов? — спросила Настя, когда подруга вернулась, неся симпатичный заварной чайник из цейсовского стекла, сквозь кривую стенку которого было видно, как листики душицы и ромашки медленно оседают на дно.

Марина, как показалось, чуть-чуть смутилась.

— Это?.. Думала тебе не говорить. Но раз уж ты сама спросила, то скажу. Понимаешь, я устроилась в одну фирму. Ну, подрабатывать. Сама знаешь, какая сейчас у аспирантов стипендия, да и переводами сыт не будешь.

— И куда же ты устроилась?

Свежезаваренные травы наполняли тесную комнату ароматом знойных широких полей, и Настя невольно взглянула на оконное стекло, словно хотела увидеть пчелу.

— Только не смейся. Обещаешь?

— Обещаю. — Вместе с запахом трав в пространство ворвался дух интриги.

— Так вот, я работаю в фирме „Секс по телефону“.

— Что?! Как это — по телефону? Кажется, у Виктории Нарбиковой в какой-то повести героиня „залетела“ по телефону. Но ведь на то он и авангард.

— Настя, я не о литературе. Понимаешь, в Москве есть много людей, для которых нормальный секс просто недоступен.

— Как это? Импотенты?

— Не только и не столько. Много увечных, уродливых, с изломанной психикой — афганцев, например. И просто застенчивых, закомплексованных — тех, кто боится женщин. Вот с ними мы и работаем.

— По телефону?

— Именно. Они присылают денежный перевод и указывают свои координаты, как ты видела. А мы потом звоним в определенный час и беседуем с ними томными голосами, часто повторяя нежные слова и очень страстно вздыхая. А они на том конце провода в это время занимаются любовью.

— С кем же?

— Сами с собой. Но с нашим участием. И у них все получается гораздо лучше.

— Что же, технология понятна. Аккомпанируешь онанистам.

— А почему бы и нет, если за это хорошо платят?

— Потому ты и читала разные психосексуальные книжки. Не так ли?

— И потому тоже. Нужно ведь быть готовой ко всяким клиентам. Те, у кого все в порядке, к нам не обращаются. Поэтому психология — прежде всего.

Выпив из жаростойких стеклянных чашек в алых пластмассовых подстаканниках изумительный чай без сахара, они продолжили беседу.

— Я читала, — вспомнила Марина, — что в Японии существует целая служба „Жена на три часа“ или что-то вроде этого. И, понимаешь, она ничего общего не имеет с сексуальными услугами. Эта служба — исключительно психологическая. Приходит к холостяку „жена“ с „дочкой“, скажем, на несколько часов, и вся троица старательно разыгрывает семейные отношения. При этом мужчина реально чувствует себя женатым человеком, семьянином.

— Для такого не нужна целая фирма! Можно просто подселиться к какой-нибудь женщине с ребенком, чтобы все „почувствовать“.

— Не скажи. Исполнительница заказа едва ли не целых полгода изучает биографию клиента, его повадки, склонности, чтобы все — как на самом деле. И обходятся такие три часа мужичку в целых тысячу двести зеленых.

— Ого!

— За границей самые дорогие услуги — именно психологическая помощь. А не девочки в домах терпимости.

— Слушай, девочка телефонной терпимости, если я к тебе сегодня приду ночевать, впустишь?

— Что это ты? Поссорилась с Коробовым?

— Кажется, он от меня устал.

— Эх ты, поэта нужно держать на дли-и-и-нном поводке. А три месяца в одной комнате — полный провал.

— Возможно…

„И все-таки самый женский на свете роман — это „Театр“ Моэма,“ — думала Анастасия, в который раз листая старенький томик.

Впервые она прочла его еще лет в пятнадцать. А потом перечитывала не однажды. Можно сказать даже, каждый раз, когда ей бывало невыносимо от осознания того, что она снова потерпела неудачу.

И опять она читала старую добрую книгу, настоящую энциклопедию женской жизни. Настя уютно устроилась в кресле и даже смогла абстрагироваться. И было отчего: рядом посапывал Ростислав.

„Они поднялись и пошли в спальню. Джулия сняла шляпу и сбросила платье. Том обнял ее, как обнимал раньше. Он целовал ее закрытые глаза и маленькие груди, которыми она так гордилась. Джулия отдала ему свое тело — пусть делает с ним, что хочет, — но душу ее это не затрагивало. Она возвращала ему поцелуи из дружелюбия, но поймала себя на том, что думает о роли, которую ей сегодня предстоит играть. В ней словно сочетались две женщины: любовница в объятиях своего возлюбленного и актриса, которая уже видела мысленным взором огромный полутемный зал и слышала взрывы аплодисментов при своем появлении. Когда немного поздней они лежали рядом друг с другом, ее голова на его руке, Джулия настолько забыла о Томе, что чуть не вздрогнула, когда он прервал затянувшееся молчание.

— Ты меня совсем не любишь больше?

Она слегка прижала его к себе.

— Конечно, люблю, милый. Души не чаю.

Джулия поняла, что он разочарован. Бедняжка, она вовсе не хочет его обижать. Право же, он очень милый.

— Я сама не своя, когда у меня впереди премьера. Не обращай внимания.

Окончательно убедившись, что ей ни жарко, ни холодно от того, существует Том или нет, Джулия невольно почувствовала к нему жалость…“

А что Настя чувствовала к Ростиславу? Ненависть? Или все еще любовь? Или сама не могла разобраться?

Она научилась понимать его, „вычислять“ его реакции, поддерживать его, как во всем поддерживают своих сыновей матери. Но за эти месяцы успела понять, что он вовсе не романтический герой-любовник, а слегка закомплексованный, инфантильный постсоветский мужчинка.

За несколько поколений успел сформироваться отдельный „вид“ таких мужчин — для всех хороших и приветливых, но неспособных отвечать за свои конкретные поступки.

И Ростислав как раз принадлежит к тем, кто прекрасно знает, например, как воспитывать детей, и может весьма красноречиво читать лекции на тему воспитания. Но при этом не в силах — ни в моральных, ни в физических — воспитать „одного, отдельно взятого“ ребенка. Своего собственного.

Настя инстинктивно положила руку на живот.

„Джулия, довольная, взволнованная, счастливая, вернулась к себе в уборную. Никогда еще она не была так уверена в своем могуществе. Никогда еще не играла с таким блеском, разнообразием и изобретательностью. Пьеса кончалась длинным монологом, в котором Джулия — удалявшаяся на покой проститутка — клеймит легкомыслие, никчемность и аморальность того круга бездельников, в который она попала благодаря замужеству. Монолог занимал в тексте целых две страницы, и вряд ли в Англии нашлась бы еще актриса, которая могла бы удержать внимание публики в течение такого долгого времени. Благодаря своему тончайшему чувству ритма, богатому оттенками прекрасному голосу, мастерскому владению всей палитрой чувств Джулия сумела при ее блестящей актерской технике сотворить чудо — превратить свой монолог в захватывающий, эффектный, чуть ли не зримый кульминационный пункт всей пьесы. Самые острые сюжетные ситуации не могли быть столь волнующими, никакая, самая неожиданная развязка — столь поразительной“.

„Как только Ростислав проснется, я должна поговорить с ним. Я скажу ему все — и о ребенке тоже… Бедное мое дитя, в какой мир ты хочешь войти?..“