Калоян Манолов - Великие химики. В 2-х т. Т. 2

• Название: Великие химики. В 2-х т. Т. 2
• Автор: Калоян Манолов
• Издательство: Мир
• Жанр: История
• Год: 1986

Автор книги, болгарский ученый Калоян Манолов, известен не только как специалист в области химии комплексных соединений, но и прежде-всего как талантливый популяризатор и историк химических наук. Его книги «У химии свои законы» (М.: Химия, 1975), «Биография атома» (М.: Мир, 1984) переведены на русский язык.

Издание содержит ряд биографических очерков о выдающихся ученых — от Р. Глаубера (XVII в.) до ученых нашего времени. Написана живым, образным языком, содержит много ранее не известных материалов. Биографии насыщены яркими, интересными эпизодами, хорошо передающими черты характеров и главные вехи творчества героев очерков. В т. II вошли биографии ученых XIX—XX вв.

Предназначена для химиков, преподавателей химии и будет интересна самым широким кругам читателей.

---

Для Фишера наступили тяжелые дни. Призванный в армию младший сын Альфред был направлен в Добруджу, в бухарестский лазарет, где заразился сыпным тифом и умер. За год до этого, в 1916 году, после тяжелой болезни скончался его второй сын, который также собирался стать врачом.

К тяжелым личным переживаниям присоединились трудности с исследовательской деятельностью: работа в лаборатории была приостановлена из-за того, что не хватало химикатов. Поэтому целые дни Фишер проводил в своем кабинете, работая над рукописями. «Полипептиды и белки», «Депсиды и дубящие вещества»[293] — работа над этими книгами нередко возвращала его к прошлому, и он вспоминал любопытные факты, забавные случаи, учеников, помощников и друзей. Многие из них оставили частицу своей жизни в лаборатории Фишера. Ему хотелось каждому воздать должное, высказать свою признательность. Так созрела у Фишера идея написать воспоминания с своей жизни.

Это была последняя большая книга, которую написал Эмиль Фишер.

Все предвещало новый расцвет науки, но у Фишера вдруг пропало желание работать. Тяжелая, неизлечимая болезнь все чаще давала о себе знать, отнимала последние силы. Заключение врачей было категорическим: рак! Фишер отчетливо осознавал, что его ждет, но он не страшился смерти. Спокойно привел в порядок все свои дела, закончил работу над рукописями, успел завершить и свою автобиографию, хотя и не дождался ее выхода в свет. Эмиль Фишер скончался 15 июля 1919 года.

Ученики Э. Фишера — лауреаты Нобелевской премии О. Варбург А. Виндаус Ф. Прегль О. Дильс

ЯКОБ ГЕНРИК ВАНТ-ГОФФ (1852–1911)

Был теплый воскресный день, один из тех ясных весенних дней, которым так радуются после длинной, уже надоевшей зимы. Почки на деревьях набухали буквально на глазах, краски в саду волшебно менялись. Еще утром парк был серым и неприветливым, но уже к полудню легкая зеленая дымка окутала кусты, тоненькие молодые побеги тополей чуть заметно трепетали.

Наслаждаясь картиной пробуждения природы, господин Гоогеверф глубоко вдыхал свежий воздух. Время от времени он останавливался перед какой-нибудь веткой и любовался ее нежными зелеными листочками.

Давно Роттердам не был столь приветлив, столь красив.

Господин Гоогеверф шел медленно, не думая ни о чем — он просто радовался наступающей весне. Аллея вела к большому каналу, окаймленному тополями. Гоогеверф и сам не заметил, как свернул в переулок и оказался на школьном дворе. Сколько лет он ходил по этой дороге, сколько раз переступал порог этого красивого здания. Сейчас учеников в школе не было, и всюду царила тишина.

Солнце опустилось над острыми куполами соборов, отражаясь в стеклах окон. Они блестели, будто позолоченные.

Господин Гоогеверф остановился и прищурил глаза. «Красота какая!» — подумал он. Вдруг какая-то тень мелькнула за окнами. «В лаборатории кто-то есть!». Нет, ему не показалось, в лаборатории и в самом деле кто-то был. «Неужели вор? Господин Гоогеверф быстро поднялся по серым каменным ступенькам и толкнул дверь. «Заперто!» Он нащупал во внутреннем кармане пальто ключ, открыл дверь и бросился бегом в химической лаборатории. Рванув дверь, он замер, пораженный.

— Генри! Что ты здесь делаешь?

Высокий белокурый Генри смотрел на него с еще большим удивлением и молчал. Только блеск его синих глаз вдруг погас, а лицо вспыхнуло румянцем смущения.

— Как ты попал сюда?

— Через окно в подвале, — тихо ответил Генри.

Господин Гоогеверф приблизился к демонстрационному столу и стал внимательно рассматривать то, что делал его ученик. «Так… прибор собран абсолютно правильно. В дистилляционной колбе что-то кипит…»

— Что это у тебя там? — спросил Гоогеверф, явно заинтересованный работой самого способного и самого прилежного своего ученика.

— Нитробензол. Я его перегоняю.

— Все сделано правильно, но независимо от этого я должен самым серьезным образом предупредить тебя: твой поступок заслуживает строгого наказания. Если я сообщу директору, не сомневаюсь, решение будет очень суровым, невзирая на то, что твой отец — уважаемый в Роттердаме человек.

Наступило неловкое молчание. Господин Гоогеверф переступал с ноги на ногу, обдумывая, как поступить. Генри замер на месте. «Неужели это так плохо — желание чему-то научиться?» — подумал он.

— Погаси горелку и убери все на место. Идем к твоему отцу.

По улице они шли молча, пока не подошли к дому. Господин Гоогеверф бросил взгляд на блестящую бронзовую таблицу на двери «Доктор медицины Вант-Гофф» и назидательно сказал:

— Это имя в почете у всех в Роттердаме. И ты должен вести себя так, чтобы не посрамить его.

Господин Вант-Гофф, узнав новость, был потрясён: неужели все его старания воспитать сына в духе высокой морали, привить ему чувство долга и самоуважения остались напрасными? Жажда знаний не могла служить здесь оправданием, всему свое место и время.

Господин Гоогеверф обещал не сообщать об этом случае директору, но Генри с этого дня все же получил разрешение проводить опыты в одной из комнат, служившей прежде врачебным кабинетом отцу. Никому тогда и в голову не приходило, что это увлечение уже определило судьбу мальчика. Отец считал: заниматься химическими опытами интересно и даже полезно — развивается любознательность, но посвятить всю жизнь химии — это нелепо. Химия не профессия! Химик не способен обеспечить свою жизнь.

Так думали не только в семье Вант-Гоффа. В Голландии вообще относились к химии с пренебрежением. Поэтому, когда Генри закончил школу и твердо заявил, что хочет стать химиком, решение его было встречено иронически.

— Вот, например, аптекарь — это профессия. Химия, конечно, тоже находит применение в медицине, в биологии, но химия сама по себе…

— Ив химии есть место великим свершениям, отец. Глубокие философские идеи кроются не только в литературе.

— Нет, с этим я не могу согласиться. И вообще, эти сравнения совершенно неуместны. До осени еще есть время, обдумай все хорошенько. — Господин Вант-Гофф раздраженно побарабанил пальцами по блестящей полированной крышке бюро и посмотрел в сторону библиотеки, где стояли сотни книг в кожаных переплетах. — Пойдем в холл.

День угасал. Большой шар керосиновой лампы разгонял мрак в холле. Мать и братья Генри уже были на своих местах. Генри сел в кресло и раскрыл небольшую книжку. В этот вечер читали «Манфреда». Отец сел так, чтобы свет лампы падал на страницы, и начал читать вслух. Каждый держал в руках свой экземпляр книги и следил за неторопливым и торжественным голосом доктора Вант-Гоффа. Байрон был его любимым поэтом, его кумиром. Он считал, что Байрона нужно читать только по-английски, и медленно, выразительно декламировал бессмертные строки.

Любовь отца к поэзии Байрона захватила всю семью, путешествия по страницам книг мало-помалу научили молодого Генри философскому отношению к жизни во всех ее проявлениях. Он долго размышлял о своем будущем, еще и еще раз взвешивал доводы отца, но решения своего не изменил.

Осенью 1869 года Генри был уже в Дельфте. Занятия в Политехническом институте не представляли для него никаких трудностей. Наделенный острым умом и замечательной памятью, он легко усваивал материал, все свободное время посвящал литературе и философии. Любовь к Байрону была так сильна, что даже здесь он не мог расстаться с его книгами. Лишь сейчас, оставшись наедине с любимым поэтом, Генри по-настоящему почувствовал, какая неисчерпаемая сила, какая красота сокрыта в его стихах, какая глубокая философия в них заложена. Байрон стал и его кумиром.

Генри был человеком невеселым, задумчивым, он говорил очень мало и как-то очень возвышенно, но коллеги относились к нему с уважением. Нет, он не был похож на других. Он был на голову выше любого из них, и все это прекрасно понимали.

Чтобы хоть в чем-то быть похожим на своего любимого поэта, Генри завел собаку. Возможно, романтическая мечта о подвиге — тоже под влиянием Байрона — привела его к странному поступку — он начал учиться у плотника Гоого. Генри приходил всегда вовремя, работал с необыкновенным старанием, но ловкостью не отличался. Не хватало практических навыков, а может быть, не было природного дара. Но молодой студент не отступал от своего твердого намерения посвятить себя практической деятельности.

Всегда последовательный в осуществлении своих целей, Генри поступил на сахарный завод, чтобы на практике познакомиться с тем, что он узнал в первый год студенчества. Однако производство было очень далеко от того, о чем писалось в книгах и говорилось в университетских аудиториях. Постепенно Генри стал понимать, что его призвание — наука.