Любовь Орлова - О Сталине с любовью

• Название: О Сталине с любовью
• Автор: Любовь Орлова
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9955-0762-8

Ее величали «иконой советского кино» и «первой звездой СССР». Она была лицом великой эпохи и любимой актрисой Сталина. Ходили даже слухи о романе Вождя с Любовью Орловой… Как оказалось, это были не слухи, что подтвердила она сама! Любовь Петровна решилась написать о своих отношениях со Сталиным после того, как его тело вынесли из Мавзолея, а «разоблачение культа личности» переросло в информационную войну против «сталинизма». Она просто хотела восстановить справедливость и рассказать правду о любимом человеке… Разумеется, эта книга не могла быть опубликована ни в СССР, ни на Западе. Но была страна, сохранившая добрую память о Вожде и рассорившаяся с Кремлем именно из-за клеветы на Сталина. Мемуары Любови Орловой, тайно переданные китайскому дипломату, были изданы в Пекине уже после ее смерти. Лишь сегодня эта книга наконец возвращается к русскому читателю. Это — исповедь не только прославленной звезды советского кино, но и любящей женщины, наедине с которой Сталин позволял себе сбросить маску Вождя и быть самим собой. Это — честный рассказ о «светлом пути» легендарной актрисы и всей Советской державы. Это — правда о Сталине и его великой эпохе.

---

Оказалось не совсем рядом. Во всяком случае, шли мы долго, дважды или трижды сворачивая. Мой спутник шагал впереди, то и дело оглядываясь, словно проверяя, иду ли я за ним. Мне почему-то подумалось, что со мной хочет поговорить наш «главком кино» (выражение Г.В.) Б.З. Сама не знаю, почему я так придумала, но вот придумала. Наверное, потому, что за столом несколько раз ловила взгляд Б.З., устремленный на меня. «Главком кино», несмотря на то что Г.В. имел о нем весьма невысокое мнение, был тогда в моих глазах большим начальником, вершителем судеб. Разумеется, я снова разволновалась, виски заломило, как будто их сдавило щипцами. Я терпела. А что еще делать? Терпеть, стиснув зубы, терпеть и не забывать улыбаться при этом. Стиснуть зубы и улыбаться.

Он привел меня в небольшую, скромно обставленную комнату. Кажется (уже не вспомню точно, да и не важно это), кроме трех кресел, стоявших вокруг небольшого круглого стола, там ничего не было. На столе стояла чугунная пепельница в виде листа. Я люблю все красивое, а пепельница эта была просто шедевром литейного мастерства. Лист выглядел, словно живой, мастер даже тончайшие прожилки на нем сделал. Я взяла пепельницу в руки и стала рассматривать.

Звук распахнувшейся двери застал меня врасплох. Я едва не выронила тяжелую пепельницу. Поспешно поставила ее на стол и хорошо, что поспешила, иначе бы непременно уронила ее. Почему непременно уронила бы? Потому что вместо ожидаемого мной Б.З. в комнату вошел Сталин.

Я вскочила и замерла, вытаращив глаза. Он шел ко мне, дверь за Его спиной закрылась сама собой. Подойдя к свободному креслу, он улыбнулся и сказал:

— Давайте присядем, Любовь Петровна. В ногах, как известно, правды нет. Правда вся в головах.

Я послушно села и попыталась взять себя в руки. Зажмурилась на мгновение и ущипнула себя за руку, проверяя, не сплю ли я. А когда открыла глаза, то увидела, как Сталин набивает трубку. Вспомнила о том, что хотела сказать Ему, поняла, что лучший случай вряд ли представится, и выпалила:

— Товарищ Сталин! Огромное вам спасибо за все, что вы для нас сделали! Без вашей помощи картина «Веселые ребята» была бы похоронена заживо!

— Зачем хоронить такую нужную, хорошую картину? — услышала я в ответ. — Не только мне одному она нравится. Всем членам нашего Политбюро нравится, народу нравится. Последнее слово всегда за народом.

Пока он раскуривал трубку, возникла пауза.

— Ваш сегодняшний тост, Любовь Петровна, я расцениваю как серьезное и очень ответственное заявление. Как можно больше хороших картин! Может быть, нам с товарищами стоит посоветоваться по поводу того, чтобы назначить вас начальником Главного управления кинопромышленности?

Все, кто имел отношение к кино, знали, что Сталин и Б.З. недолюбливают друг друга. Были у них в прошлом какие-то трения. Но Сталин никогда не позволял себе пренебрегать деловыми качествами человека. Мало ли, что были трения. Если человек может на этом посту приносить пользу стране, то пусть приносит. Подход умного, рачительного хозяина. Сталин был не только Вождем, но и Хозяином. Многие из окружения так называли Его за глаза. Он это знал и ничего не имел против.

Я смутилась. Не могла понять, серьезно ли говорит Сталин или шутит. Наконец выдавила из себя, что я не справлюсь и что мне больше хочется сниматься в кино, а не руководить им.

— Руководить тяжело, — согласился Сталин. — Но кто-то ведь должен делать это.

Помолчал, пыхнул трубкой и улыбнулся:

— Я пошутил, Любовь Петровна. Было бы непростительным расточительством запирать такую хорошую актрису в кабинете и загружать скучными начальственными делами…

Я облегченно вздохнула.

— Но задатки руководителя, настоящего руководителя, — продолжал Он, — у вас имеются. Вы верно чувствуете момент и умеете это выразить. Товарищу Шумяцкому стоило бы у вас поучиться.

Я смущенно улыбнулась. Он тоже улыбнулся и засыпал меня вопросами:

— Вам понравился фестиваль? А что понравилось больше всего? И т. д.

Вопросов было много, и чувствовалось, что Его в самом деле интересует мое мнение. В какой-то момент я поняла, что даже не столько мое мнение, сколько я сама. Это очень тонкое чувство — понимание того, что мужчина интересуется тобой как женщиной. Я говорю о понимании, которое возникает без признаний, без флирта, без каких-либо явных проявлений этой заинтересованности… Просто смотришь на человека и ощущаешь, как протянулась между ним и тобой тоненькая незримая ниточка.

Я была настолько ошеломлена происходящим, что не сразу разобралась в своих чувствах. У меня не было ни времени, ни возможности для того, чтобы в них разобраться. Вопросы сыпались один за другим, и все мое внимание было сосредоточено на них и на ответах. В глазах Сталина светился искренний интерес, и я очень боялась разочаровать Его, сказав необдуманно какую-нибудь глупость. А когда болит голова, глупость сказать совсем нетрудно.

Но не сказала, произвела хорошее впечатление. И чем дальше, тем больше, сильнее, отчетливее улавливала исходящие от Него «флюиды» (так сказала бы моя мама, увлекавшаяся в молодости, но недолго, произведениями Блаватской и прочей мистической белибердой).

Разговор был долгим. Сталин дважды набивал свою трубку. Под конец я так увлеклась, что позабыла о головной боли (или она прошла уже к тому времени?), совершенно раскрепостилась и, кажется, даже пыталась острить. Во всяком случае, пару раз мне удалось рассмешить Сталина. Разговор наш с кинофестиваля и кино перешел на другие темы. Ощущение было такое, что будто я разговариваю не с Вождем, а старшим товарищем или старшим братом. С умным, опытным, добрым человеком. Он ведь и был таким — умным, опытным, добрым. Это сейчас из Него пытаются сделать тирана, деспота, самодура. Увы, такова людская «благодарность»… Больно видеть! Больно слышать!

Пора было возвращаться на прием. На прощание Сталин сказал, что я интересный собеседник и что наш разговор непременно будет иметь продолжение. Я ничего не имела против. Он поинтересовался моими планами на ближайшее будущее. Ближайшим будущим было 8-е Марта, праздник, в который нам с Г.В. предстояло принимать гостей. Сталин тут же вспомнил слова Кости Потехина из «Веселых ребят»: «Что такой женщине Восьмого марта делать? Прямо зараз. Рук-то нету, голосовать нечем!» — и очень тепло попрощался со мной за руку. Он вышел первым. Поскольку наше прощание уже состоялось, мне было ясно, что не стоит выходить следом за ним, а надо выждать немного. Так я и сделала. В коридоре меня ждал широкоплечий военный. Он проводил меня до зала. Первое, что я увидела, войдя в зал, был встревоженный взгляд Г.В. Он обеспокоился моим долгим отсутствием. Дома я рассказала Г.В. о том, что разговаривала со Сталиным и что Сталин настолько хорошо знает «Веселых ребят», что к месту сразу же цитирует реплики из картины. Г.В. не успокоился, пока не выспросил у меня почти все подробности нашего разговора.

Ночью я долго не могла заснуть. Лежала с закрытыми глазами, но сон все никак не шел. Вместо сна меня одолевали мысли. Разные, светлые. Я то перебирала события минувшего дня, то принималась мечтать, то вдруг начинала укорять себя. Но разве можно укорять за то, что полюбила? (В покое ночной тишины я окончательно поняла это.) Любви покорны все возрасты, все сердца… Любовь прекрасна, и нет в нашей жизни большей ценности. Чем ценна жизнь, как не любовью? Заснула я лишь под утро. Плотные шторы не пропускали свет, циферблата часов не было видно, но у меня есть чувство времени. Внутреннее. Если оно и подводит меня, то не более чем на четверть часа.

Спала я мало, но, к своему удивлению, полностью выспалась. Утром встала бодрая, полная сил, окрыленная. Радость, а если говорить точнее, то предчувствие чего-то радостного, не покидала меня и в тот день, и в последующие дни.

Следующая наша встреча произошла уже после 8-го Марта. Утром вдруг раздался звонок. Обладатель выразительного баритона сообщил мне, что сегодня в половине одиннадцатого вечера за мной приедет машина, и спросил, где я буду в это время. Больше он ничего не сказал, но я и так все поняла. Я ответила, что буду уже дома, но попросила, чтобы машина ждала меня на бульваре, не сворачивая к нашему к дому. Помню, что на вопрос о марке и номере машины мне ответили: «Не волнуйтесь, вас узнают».

Весь день прошел как на иголках. Чем бы я ни занималась, думала я только о предстоящей встрече. Вечером битый час простояла перед зеркалом, меняя наряды, хотя подобное поведение мне совершенно несвойственно. Я заранее решаю, что мне надеть, продумываю все детали вплоть до брошки или бус. Это существенно экономит время. Но в тот день в голове моей был такой сумбур, что продумывать я ничего не могла. Наконец определилась, собралась и в десять двадцать пять вышла из дома. Медленным шагом дошла до бульвара и увидела ожидавшую меня машину. В том, что она ждет именно меня, не было никаких сомнений, потому что из нее вышел мужчина, поздоровался со мной, назвал по имени-отчеству и распахнул передо мной заднюю дверь.