Чарльз Хьюмана - Инь-Ян. Китайское искусство любви

• Название: Инь-Ян. Китайское искусство любви
• Автор: Чарльз Хьюмана
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: История
• Год: 2000
• ISBN: 5-232-01245-2

Впервые представлены сопровождаемые впечатляющим и незаурядным научным анализом переводы «запретных книг», в подробностях рассказа об искусстве любви соперничающих с Кама-сутрой. Повествование ведется с поэтичностью и простотой, присущими более утонченной цивилизации, столь притягательной своим тайным очарованием, которого мы вправе ожидать от создателей всемирно известных шедевров искусства.

Вряд ли кто-либо из интересующихся любовными отношениями между мужчиной и женщиной сможет пренебречь этой книгой.

---

— Ага! Это поза «Рабыня, на все согласная». О, тетушка, тетушка.

Трое племянниц одновременно разразились неудержимым смехом. Ситуация была тем более забавной, что Тетушка Утренний Цветок явно ничего не подозревала. Поза на ее карте изображала девушку, которую ее подруги кладут на высокую кровать, в то время как мужчина приступает к анальной разновидности игры в «огонь за горой».

Забыв про свои штаны, все еще лежащие у ее ног, тетя закричала:

— Этого я никак не ожидала. За все двадцать лет, что я провела с вашим дядей Вэем, я ни разу так не делала.

Девушки перестали наконец смеяться и заметили, что коли карта так уж неприятна главнокомандующему, следовало бы ее убрать вообще до начала игры. Затем они обратились за поддержкой к Ученому, и хотя тот подозревал, что карту эту намеренно положили четвертой по счету, он не имел твердых тому доказательств.

Держа в одной руке свое грандиозное снаряжение, словно его тяжесть требовала некоторых усилий, Ученый предложил компромиссное решение: тетушку избавят от рабского унижения, но зато она без перерыва примет четыре другие позы.

Племянница закричали в ответ: «Фан би»[62]. Но Благоуханная Тучка принялась говорить, что тетушке надлежит по крайней мере наклоняться над стулом, даже если Ученый не прижмется к ней.

Три пары рук схватили растерявшуюся тетушку, освободили ее полностью от штанов, а затем ей было велено нагнуться над спинкой стула. Беззащитность того, что открылось Ученому, вызвала у него приступ дикого вожделения, но не добавила сочувствия. Он мелкими шажками приблизился к обнаженной задней части и тут же попытался вставить свое сделанное вручную приспособление в то, что теперь казалось невозможно маленьким отверстием. При первом же толчке Тетушка Утренний Цветок вскрикнула, будто ее убивали, но трое племянниц громко захлопали в ладоши от радости. После пяти неудачных попыток девушки смочили мишень плевками, а Бесценная Жемчужина встала позади Ученого и принялась со всей силы толкать его в спину.

Их усилия совпали с желанием (или уступчивостью) Тетушки Утренний Цветок, поскольку ее сопротивление явно уменьшилось. Благоуханная Тучка немедленно воспользовалась случаем и принесла баночку с притираниями для постельных удовольствий. После тою как надлежащее место было щедро намазано, все принялись тщательно копировать позы, изображенные на картинке. Все это сопровождалось новыми вскриками Тетушки Утренний Цветок. Она сделала последнюю попытку освободиться, но теперь уже и Ученый и девушки были преисполнены решимости удержать ее над стулом, а она оказалась совершенно беспомощной, в ее визгах уже угадывалась не только боль, но и наслаждение. Бесценная Жемчужина напомнила Ученому, что ему надлежит не прерываться вплоть до «прорыва облаков», а когда это наконец произошло, Тетушка Утренний Цветок почти потеряла сознание. Глаза ее были закрыты, а сама она обвисла на спинке стула, словно ворох одежды.

Затем позвали служанок, чтобы те отнесли ее в ее комнату, а вслед им по дому разносился торжествующий смех. Как сказала Бесценная Жемчужина, пройдет еще немало времени, прежде чем она вновь попытается увести от них Ученого. И действительно, Тетушка Утренний Цветок четыре дня не вставала с постели, три из них — с высокой температурой, а еще один день потому, что не могла сидеть как подобает».

«Жоу пу туань» появился, как полагают, в 1634 г., что совпало с одним из периодов наиболее сокрушительных литературных репрессий. В 1663 г. по приказу императора Канси было обезглавлено семьдесят ученых и писателей и составлен «Перечень запрещенных книг». Многие из них были политическими или революционными, а у некого Люй Люляна[63] в этом «Перечне» оказалось 68 его сочинений. Пришедший затем к власти император Цяньлун хотя и считался покровителем искусства, но тем не менее сохранил цензуру и по существу несет ответственность за ее дальнейшее ужесточение. Запрещая интерпретации классических сочинений, принадлежащие кисти Се Цзиши, Цяньлун отдал жестокий приказ: «Побольше уничтожать. Пусть не спасется никто». Указ императора о запрете книг Цянь Цяньи гласил: «Пусть правители каждого уезда обыщут книжные лавки и библиотеки в каждом городе, каждом поселке и каждой деревушке, что спрятались в горах и долинах. Ни одного тома не должно остаться для потомков, и я даю правителям два года на выполнение этого приказа». Бремя от времени приказ дополнялся предупреждениями в адрес уездных правителей о том, что, несмотря на увеличивающийся приток подвергаемых цензуре книг в столицу, они могли бы действовать еще активнее. Обычно их рвение после этого возрастало.

Большинство подвергшихся цензуре книг было опубликовано в период конца Мин — начала Цин, Обычно они вызывали возражения вследствие актуальности и злободневности их содержания, но в «Перечень» попадали и те, где высказывалась критика в адрес династий, считавшихся предшественницами царствующей.

Что касается романов, то запрет на них пытались представить как акцию, направленную на сохранение высочайших стандартов учености и мастерства. Без всяких ссылок на порнографическое содержание они попадали в разряд низкокачественных, плохо написанных вещей, стиль которых не соответствовал содержанию. Роман Жу Хунсюня был сожжен по причине его «туманности и запутанности». Сочинение Ян Минлуня было предано огню на основании «вульгарности языка и приземленности стиля». В некоторых случаях сопротивление, оказываемое авторами, не только влекло за собой пытки и гибель их самих, но и нередко те же наказания для всех мужчин в семье, отправку в рабство женщин. Цяньлун уничтожил около трех тысяч томов, причем учет писателей, которых постигла та же участь, велся с куда меньшей тщательностью.

Подобные репрессии, как это происходило в похожих случаях в разных странах в разные периоды времени, совпадали с возрастанием количества запрещаемых книг: вероятно, запреты стимулировали распространение такой литературы.

Не случайно поэтому многие наиболее эротические, порнографические и красочные китайские романы появились в период Мин. В их числе «Цзинь, Пин, Мэй» и его менее известное продолжение «Гэ лянь хуа ин» («Тени цветов за занавеской» или «Силуэты соития»). Наряду с замечательным реестром сексуальных обычаев и изящными описаниями интимных моментов из жизни китайских любовников того времени в этих романах развернута широкая панорама общественной и домашней жизни.

«Цзинь, Пин, Мэй» в стиле «Жоу пу туань» и прочих романов того времени начинается с привычных предостережений от земного греха и погони за материальным благосостоянием, от блуда и плотских пристрастий. Тем не менее герой обязан сделать всех своих шестерых жен счастливыми, а его интимные отношения с ними прерываются к тому же любовными делишками с множеством других женщин. Поэтому в своих сражениях в спальне он прибегает к любым мыслимым маневрам и разнообразной стратегии. В конце концов он умирает от чрезмерной дозы афродизиаков — подходящий для героя конец. О безостановочной деятельности Симэнь Цина и качестве письма можно судить по сцене с прекрасной куртизанкой Лунный Луч, встреча с которой состоялась после ночи непрерывных «Тучек и Дождиков», которую герой провел у себя дома.

Одетого в лучшее летнее платье и черные с белым туфли Симэнь Цина препровожают в публичный дом в паланкине, чтобы он мог провести вечер со своей новой любовницей. Его встречает хозяйка заведения, которая приказывает молочной сестре Лунного Луча, девушке по имени Восхитительная, позвать красавицу и предложить господину чай. Внешность входящего Лунного Луча столь же головокружительна, как и ее имя. Ее кофта и юбка — белого, алого и зеленого цветов, туфли красные, а каждое движение сопровождается отчетливым позвякиванием украшений и драгоценностей. Она пьет свой чай, прикрываясь дрожащим позолоченным веером, ее блестящие черные волосы обрамляют лицо подобно темному небу, окружающему луну. По завершении официальной церемонии две «сестрички» сопровождают Симэнь Цина в комнату Лунного Луча. Там служанка готовит легкую закуску, состоящую из ароматных печений и сладких пирожков, которые подают на золоченых тарелках. Покончив с едой, хозяйка и гость принимаются играть в домино фишками из слоновой кости. В конце игры подают вино и фрукты, и Лунный Луч, придя в возбужденное состояние, берет свою лютню, а Восхитительная — гитару, и они вместе ублажают господина любовными песнями. Наконец Восхитительная, сославшись на то, что ей нужно переодеться, удаляется.

«Как только Симэнь Цин остался наедине с Лунным Лучом, он тут же достал из рукава маленькую золотую шкатулку.

— Эта твои ароматные листья? — спросила девушка.

— Нет, это возбудитель. Я принимаю его каждый день, чтобы поддерживать силы. Я бы не купил золотую шкатулку для одних только ароматных листьев.