Сергей Булыга - Царское дело

• Название: Царское дело
• Автор: Сергей Булыга
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-7508-9

Царь Иван Васильевич Грозный умер 18 марта 1584 года в Москве при загадочных обстоятельствах. Что это — скоропостижная смерть или коварное убийство? Расследовать предполагаемое преступление берутся два самых знаменитых сыщика Разбойного приказа: многоопытный Трофим Пыжов и юный Маркел Косой, с подвигами которого при поимке виновников гибели царевича Димитрия читатели уже успели познакомиться на страницах романа «Углицкое дело».

---

Только после этого дядя Трофим взял шкалик, посмотрел на иконы и выпил. Маркел молчал. Дядя Трофим утерся и сказал:

— Вот так великий государь преставился. Как пес! Хуже лопаря валялся. Лопарь же у чужих, а он у себя дома.

Тут дядя Трофим опять насторожился, долго слушал, потом улыбнулся и сказал:

— Мышь. Слава Тебе, Господи, что мышь. А то…

И махнул рукой. И показал еще налить. Когда они выпили, дядя Трофим начал закусывать. Маркел спросил:

— А кто такой Степан?

— Степан! — передразнил дядя Трофим. И повторил: — Степан! — И уже просто сердито продолжил: — Какой он тебе Степан? Это он мне Степан, а тебе Степан Варфоломеевич. Сотник он первой дворцовой сотни, вот кто. И не кривись, что сотник! Я же говорю: дворцовый он! Первой стрелецкой сотни сотник, белохребетников, как мы их называем за их кафтаны белые, понятно? Белохребетники — это ого! И у Степана еще посох, который только начальным головам полагается. Да только он повыше их всех будет! Его даже сам Фома Сазонов, начальный голова первого стрелецкого Стремянного полка, всегда с поклоном встречает и о здоровье спрашивает. Вот! Его и бояре опасаются, особенно кто помоложе. А ты: Степа-ан! Попридержи язык, Маркел, когда в другой раз с ним встретишься! Видал, как нас пропустили в палату, куда не всех бояр впускали? А нас с ним сразу! Степан только руку поднял! А я только овчинку показал!

— Овчинку? — сразу же спросил Маркел. — Какую?

— Обыкновенную! — сердито ответил дядя Трофим. — Будешь хорошо служить, и у тебя такая будет. Или мою тебе передадут…

Эти последние слова дядя Трофим проговорил медленно, врастяжку и опять прислушался. А после поднял палец и сказал:

— О! — со значением.

Теперь и Маркел ясно слышал, что кто-то негромко стучит по доске. Но где стучит, непонятно. Так, где-то в глубине хором.

— О! — еще сильнее улыбаясь, повторил дядя Трофим. — О, вспомнили!

А после встал, поправил на себе шапку, сказал:

— Я скоро приду. А ты сиди здесь и никому не открывай. А если все равно войдут, то ничего не отвечай, о чем бы у тебя ни спрашивали. Ну да я быстро. Не скучай!

И он развернулся и ушел к себе, в ту дверь возле ковра. Маркел сидел за столом. Было совсем тихо. За окном уже стемнело. Эх, с грустью подумал Маркел, страсти какие: царь преставился, что теперь будет? Или будет так же, как и было? А что, подумал он уже спокойнее, жили же они у себя в Рославле сколько уже лет и про царя не вспоминали, пока в прошлом году не приехал к ним дядя Трофим и не начал допытываться, много ли у них порядка и не ходит ли кто через Астер на ту сторону к Литве и не носит ли туда чего, а после не тащит ли чего обратно тайком от казны? И стал грозить царским гневом! Вот только когда им царь припомнился. А так жили себе, слава Тебе, Господи…

И тут Маркел перекрестился, уже глядя на иконы. Икон у дяди Трофима было много и лампадок было несколько, а правильней, четыре. Маркел встал и подошел к иконам, еще раз перекрестился и прочел (про себя) Отче наш. Это он прочел, глядя на Спаса. Потом, глядя на Богородицу с Чадом, прочел Богородицу. Потом стал смотреть на Николу…

И ничего не читалось. Просто смотрел — и все. Так-же и святой Никола смотрел на него очень внимательно, Маркелу даже казалось, что морщины у Николы на лбу то строго сойдутся, то немного разойдутся. А то опять сойдутся. Это он, наверное, сердится на то, что я из дому убежал, подумал Маркел. Так я, может, еще и вернусь, подумал Маркел дальше. А если даже не вернусь, то буду им помогать, здесь же совсем другая жизнь, в Москве, у них же здесь у всех всего навалом. Это же вон каких пирогов нанесли, каких толстющих, жирных — и это в постный день, а что они в скоромный носят, так пока и не представить! А царь? А что царь! У царя два сына, кого-нибудь да выберут, так что без царя не останемся.

И вдруг подумалось: а ведь царя убили! Дядя Трофим об этом почти прямо говорил! А сперва убили лопаря — это чтобы он им не мешал, не путался, когда они пойдут убивать царя! Да только как это пойдут, да как ты к царю подойдешь и незаметно нож достанешь, когда вокруг царя всегда бояре, слуги всякие, рынды, стрельцы? Да кто же тебе даст его убить? Вон же только что дядя Трофим рассказывал, что, когда он туда вбежал, сколько там было народу?! Туча! А царь между ними лежал мертвый. Так, может, он просто умер, просто Бог его прибрал, и все. А лопарь как про это узнал, от досады зарезался. А где он взял нож? Плюнул, дунул, нашептал, еще раз дунул — вот тебе и нож в руке. Он же колдун! И режься! И зарезался. Подумав так, Маркел посмотрел на Николу. Никола смотрел очень строго. Маркел еще раз перекрестился, поклонился большим обычаем, вернулся к столу, сел и стал дальше ждать дядю Трофима.

А дядя Трофим все не шел и не шел. За окном стало совсем темно…

8

Вдруг сбоку кто-то кашлянул. Маркел поднял голову и увидел, что это дядя Трофим. Он стоял возле ковра с пистолями и улыбался. После сказал:

— Эх, ты! Я тут давно уже стою. А ты что, задремал?

— Винюсь! — сказал Маркел.

— Чего уже виниться? После виниться будет некогда, — сказал дядя Трофим, опять садясь к столу. — Сунут ножиком под ребра, вот и все дела.

— Здесь, что ли? — недоверчиво спросил Маркел. — В Кремле?!

— В Кремле особенно, — сказал дядя Трофим. — Или грибочков поднесут. Вот ты чего сейчас жуешь?

— Пирог.

— А он с грибами! А с какими?

— Так ты же мне, дядя Трофим…

— Что я? Я этот пирог не стряпал, — строго сказал дядя Трофим.

И взял его у Маркела, сунул себе под нос, понюхал и сказал:

— Ну, может быть, — и откусил немного, пожевал и проглотил. Потом заговорил с усмешкой: — Знаешь, как царю еду подносят? Так вот, сперва, еще на кухне, повар перед тем, как на блюдо положить, обязательно кусочек отведает. А мы рядом с ним стоим и смотрим, чтобы проглотил как следует. После один из нас это блюдо несет, а двое других идут рядом, охраняют. И вот поднесли к столу. Его там у нас берут и снова пробуют — сперва один едчик, после другой, — и передают боярину. Боярин, кравчий называется, опять попробует, а царь на него смотрит! И только потом уже сам царь эту еду берет и тоже сперва пробует, а только потом уже ест. И так с каждым блюдом. А их за один обед может быть до полусотни! И так же питье. Вина могут полкубка перепробовать, пока он до царя дойдет. Так что, если бы ему сегодня подали отраву, так не один бы он преставился. А так только один. Значит, отравы не было.

Маркел вначале помолчал, а после с опаской спросил:

— А разве говорили про отраву?

— А как не говорить, — сказал дядя Трофим, — если государь преставился? Когда государь преставляется, об этом всегда говорят. Говорили и сегодня, и приговорили, что отравы не было. А было…

И он опять замолчал. Но и Маркел теперь тоже молчал, не спрашивал. Дядя Трофим улыбнулся, сказал:

— Но я же тогда этого еще не знал. Я же забежал туда и вижу: государь лежит! Мертвый! А Федоска его постригает. А эти все вдоль стенки жмутся. А одеяло на царя свисает, пол-лица ему уже закрыло, и никто его не подоткнет.

— Это у него в опочивальне было? — спросил Маркел.

— Почему в опочивальне?

— Потому что одеяло. Где ему еще лежать?

— Э! — сказал дядя Трофим довольным голосом. — А ты внимательный! — Потом опять строго сказал: — Нет, не опочивальне это было, а в комнате.

— А что такое комната?

— Ну, это, скажем так, государева светлица, — сказал дядя Трофим. — Он там ответы принимает. А опочивальня — это еще дальше, за крестовой. Крестовая — это его молельня, домашняя церковка, там поп Федос сидит, и больше никого туда не допускают. Даже бояр никого! Боярам можно только в комнату, они его там дожидаются. И там же, в красном углу, стоит царское место, престол, а вдоль других стен лавки. Но на лавках никто не сидит, не положено! Это только по великим праздникам или если дело очень хлопотное, государь может позволить сесть. А сам всегда сидит! В шапке. А они все стоят без шапок. Но это когда царь здоров. А тут он, наверное, уже недели с три как не мог усидеть, и обустроили ему лежанку на царском месте — с подушкой, с одеялами. И так он там сегодня и лежал, в этом гнезде, с утра. Бояр выслушивал. После стало ему худо, и отнесли его в мыльню. А его мыльня тоже там, за крестовой, через сени от опочивальни. Долго его там парили! Я спрашивал, Тимошка Хлопов парил. И напарил очень славно! А эти стояли, ждали. После его к ним вынесли. Он был румяный, веселый, все вот так вот руки утирал и усмехался. А после там же обедал. Это когда уже почти что всех прогнали. Может, только пятеро, ну, или четверо бояр остались. И вот он обедал, а они стояли. И он хорошо пообедал, с охотой и даже с охотой выпил чару. А после лег спать. Но не спалось ему! И он тогда говорит: «Нет, не лежится. Позовите Родьку». Это, значит, Родиона Биркина. Пришел этот Родион, они с ним сели, государь вот так вот вперед наклонился, стал расставлять шахматы… И вдруг упал! Глаза закатил и помер. Вот и все!