Александра Толстая - Отец. Жизнь Льва Толстого

• Название: Отец. Жизнь Льва Толстого
• Автор: Александра Толстая
• Издательство: Книга
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5-212-00242-7

Книга написана младшей дочерью Толстого — Александрой Львовной. Она широко использует документы, письма, тексты Толстого. Однако книга ценна и личными впечатлениями Александры Львовны. С большим тактом, глубиной и пониманием пишет она о семейной драме Толстых. А. Л. Толстая сумела показать на довольно небольшом пространстве, выбрав самое главное из необозримого количества материала и фактов жизни Льва Толстого, невероятную цельность, страстный поиск истины, непрерывное движение духа писателя–творца в самом высоком смысле этого слова.

Печатается по изданию: Издательство имени Чехова, Нью—Йорк, 1953 год

Данное издание полностью его повторяет, сохраняя особенности орфографии и синтаксиса автора.

Ещё книги о Толстом (в т. ч. Александра Толстая «Дочь») и писания Льва Толстого берите в библиотеке Марселя из Казани «Из книг» и в «Толстовском листке» Вл. Мороза.

---

Как это часто бывало, Толстой пошел против течения и считал ненужным, чтобы русские добровольцы шли воевать против турок.

«..Такого непосредственного чувства к угнетению славян нет и не может быть», — сказал Левин—Толстой, доказывая, что масса русского народа не может интересоваться войной сербов с Турцией.

Катков требовал изменения написанного.

«Оказывается, — писал Толстой Н. Н. Страхову 22 мая 1877 года из Ясной Поляны, — что Катков не разделяет моих взглядов, что и не может быть иначе, так как я осуждаю именно таких людей, как он, и, мямля учтиво, прося смягчить то, выпустить это. Ужасно мне надоел, и я уже заявил им, что если они не напечатают в таком виде, как я хочу, то вовсе не напечатаю у них…». И, по совету Страхова, Толстой решил выпустить последнюю 8-ую часть романа отдельным изданием.

Роман был закончен, и успех его был действительно огромный. Об «Анне Карениной» заговорили, как в Москве, так и в Петербурге, и. как всегда, его хвалили и критиковали.

Толстой не хотел поддаваться развращающему влиянию похвалы. Он старался не забывать паскалевского пояса с гвоздями, и когда вовремя спохватывался, то старался мысленно его нажимать… Весной Страхов послал Толстому хвалебные статьи об Анне — он не стал их читать и сжег.

Но, несмотря на это, в письме к Н. Н. Страхову он писал, что «успех последнего отрывка «Анны Карениной», тоже признаюсь, порадовал меня. Я никак этого не ждал».

Тургенев с нетерпением ждал выхода романа, и, по прочтении, поспешил поделиться с другими литераторами своим мнением: «Анна Каренина мне не нравится, — писал он поэту Полонскому, — хотя попадаются истинно великолепные страницы (скачка, косьба, охота). Но все это кисло, пахнет Москвой, ладаном, старой девой, славянщиной, дворянщиной и т. д.»7

Между тем Достоевский писал: ««Анна Каренина» есть совершенство, как художественное произведение… с которым ничто подобное из европейских литератур в настоящую эпоху не может сравниться».

Нечего говорить о восторженных отзывах друзей Толстого, Страхова и Фета. Последний в длинном письме к Толстому, говоря о романе, писал: «Но какая художницкая дерзость — описание родов. Ведь это никто от сотворения мира не делал и не сделает. Дураки закричат о реализме Флобера, а тут все идеально. Я так и подпрыгнул, когда дочитал до двух дыр в мир духовный, в нирвану. Эти два видимых и вечно таинственных окна: рождение и смерть. Но куда им до этого!»9

7 мая 1877 г. Страхов писал Толстому: «О выходе каждой части «Карениной» в газетах извещают также поспешно и толкуют так же усердно, как о новой битве или новом изречении Бисмарка».

А в письме от 18 мая Страхов писал Толстому: «Последняя часть «Анны Карениной» произвела особенно сильное впечатление, настоящий взрыв. Достоевский машет руками и называет вас богом искусства»''.

Часто читатели задают себе вопрос: кто — кто? в романах Толстого. Как всегда, герои Толстого — характеры собирательные, зародившиеся в его воображении из нескольких типов, которых он встречал в жизни, и дополненные его воображением. Анну Каренину Толстой встретил на одном вечере в 1868 году. «Кто она?» — спросил он у Тани Кузминской. Это оказалась дочь Пушкина, М. А. Гартунг. Ее породистость, привлекательность, милые завитки на затылке, красота — поразили его. К образу М. А. Гартунг примешались еще черты других женщин, может быть Дьяковой—Оболенской, к которой в свое время он был неравнодушен, и других.

Стива Облонский напоминает Леонида Оболенского, мужа Лизаньки, дочери Марии Николаевны Толстой — то же легкомыслие, бесшабашность, мотовство, но наружностью и характером Стива больше напоминал приятеля Толстого—Перфильева, веселого бонвивана.

Николай Левин, с его сожительницей Машей, его болезнь и смерть ярко напоминают нам брата Толстого Димитрия.

Образ Кити, описание первых родов, сцена в лесу, где Кити с ребенком застала гроза, — все это взято из жизни Толстых.

Но, может быть, более чем в каком–либо другом произведении Толстого, мы чувствуем его самого в его герое Константине Левине. Взгляд его на жизнь, увлечение хозяйством, желание помочь крестьянам, отрицательное отношение к земствам, ревность к жене, увлечение переселенческим движением, волновавшим Толстого и которому он приписывал большое значение — все это несомненно черты автобиографические.

Но главное сходство — это искание Левиным того миросозерцания, которого в то время так мучительно искал автор Анны Карениной.

В последних, почти заключительных словах «Анны Карениной» ярко выявлены переживания Левина—Толстого:

«Уже совсем стемнело, и на юге, куда он смотрел, не было туч. Тучи стояли с противной стороны. Оттуда вспыхивала молния и слышался дальний гром. Левин прислушивался к равномерно падающим с лип в саду каплям и смотрел на знакомый ему треугольник звезд и на проходящий в середине его Млечный путь с его разветвлением. При каждой вспышке молнии не только Млечный путь, но и яркие звезды исчезали, но, как только потухала молния, как будто брошенные какой–то меткой рукой, опять появлялись на тех же местах.

«Ну что же смущает меня?» — сказал себе Левин, вперед чувствуя, что разрешение его сомнений, хотя он не знает еще его, уже готово в его душе.

«Да, одно очевидное, несомненное проявление божества — это законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею–неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое называют Церковью».

Искать до самой смерти, искать, постепенно постигая то вечное неизменное, ради чего живет человек, — вот к чему рвалась душа Толстого в эти годы.

«…Так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, — писал он в заключительных строчках «Анны Карениной», — и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»

ГЛАВА ХХХIII. ИСКАНИЕ

12 апреля 1877 года объявлена была война с Турцией. «…Мысль о войне застилает для меня все, — писал Толстой Страхову в августе 1877 года. — Не война самая, но вопрос о нашей несостоятельности, который вот–вот должен решиться, и о причинах этой несостоятельности, которые мне все становятся яснее и яснее».

Несмотря на внутреннее отвращение к войне, в Толстом всколыхнулись старые дрожжи. Как бывший военный патриот, он страдал от ущемленной гордости, мысль, что русские могут проиграть войну, — была для него невыносима. «Чувство мое по отношению к войне перешло уже много фазисов, — писал он Страхову 2 сентября 1877 года, — и теперь для меня очевидно и несомненно, что эта война, кроме обличения, и самого жестокого и гораздо более яркого, чем в 1854 году, не может иметь последствий».

«Левочка странно относился к Сербской войне, — писала С. А. Толстая своей сестре Тане. — Он почему–то смотрел не так, как все, а с своей личной, отчасти религиозной точки зрения; теперь он говорит, что война настоящая и трогает его».

На протяжении всей жизни Толстого мы замечали, что он часто, с обывательской точки зрения, «странно» относился к разным явлениям жизни и так называемому общественному мнению. Эта черта — критическое отношение к утвердившимся модным течениям — была в нем с самого детства. У «Левочки» всегда были какие–то «странности», которым поражались его воспитатели. В юности Толстой, не задумываясь, бросил университет, хотя все его друзья и братья кончали высшее образование, зная, что без диплома трудно было сделать карьеру. Но Толстого это не беспокоило. Университет не давал ему знаний, которые его интересовали, и навязывал ему изучение скучных, не применимых к жизни наук, и он не задумываясь ушел из университета. Странности Толстого замечали его тетушки, братья, военные товарищи по Кавказу и Севастополю, его товарищи по перу, когда, приехав в Москву и Петербург, Толстой, уже получивший известность своими Севастопольскими рассказами, поражал всех своими резкими, оригинальными суждениями, часто расходившимися с принятым общественным мнением. Даже самые близкие люди не всегда понимали его и приписывали его необычайные суждения желанию рисоваться, поражать собеседников смелостью, оригинальностью взглядов.

Толстой боялся трафаретной пошлости в литературе, избитых форм в образах, вульгарности в музыке, драме, живописи, во всяком искусстве. Художественное творчество для Толстого должно было быть выражением, возбудителем всего ценнейшего, прекрасного, что есть в человечестве. Он пришел бы в ужас от современных кинофильмов, телевидения, радио, того, что заменило чистое искусство в нашей современной жизни: преступные рассказы, изображающие полубезумных злодеев, скандальные истории Голливудских артисток, бесстыдно выставляющих голые тела, обезумевших от бешеных денег, успеха, основанного на падении человеческих нравов… И самое ужасное — вращающаяся в этом гипнозе морального падения молодежь, среди которой только сильные духом способны устоять против охватившего весь мир открытого, признанного разврата. А гипноз общественный? Его Толстой боялся еще больше. Прикрываясь высокими идеалами свободы, равенства, братства, народного блага, сильные мира сего вовлекли целые народы в братоубийственные войны, революции, междоусобицы. В такие минуты логическое мышление отсутствует — люди ослеплены, они принимают ложь за правду, подлость за благородство, жестокость, предательство и месть за храбрость.