Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны

• Название: Полное собрание сочинений. Том 17. Зимние перезвоны
• Автор: Василий Песков
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: ISBN 978-5-87107-893-8

В 17-м томе собрания сочинений Василия Михайловича Пескова вы вместе с ним отправитесь в необычное путешествие по Аляске, краю золотоискателей и нефтяников, увидите ее людей и природу, а заодно, по традиции, заглянете и в «Таежный тупик», навестить Агафью Лыкову.

---

А тут в доме хозяин — я». На том союз и окончился, к обоюдной радости тех и других. Навещал Лыковых с той поры один Ерофей. В его жизни в прошлом году случился крутой поворот. Повздорив с начальством, на старой своей работе остаться он посчитал невозможным и подался в охотники. Таежным любительским промыслом он занимался всегда и считал себя годным для охоты профессиональной.

В трех часах хода от Лыковых Ерофей построил избушку и в октябре в нее перебрался. Зима показала: таежный промысел — дело тонкое, нужен опыт и знание. Пушнины добыл Ерофей раза в четыре меньше, чем взяли охотники с опытом. Ему, правда, сильно не повезло — оказался по пояс в воде и шел потом три часа к зимовью. В результате обморозил на ноге пальцы и застудил колено. Нога болела, гноилась. По всем правилам по рации надо было вызывать вертолет. «Не позволило самолюбие — проверял капканы, надевая на одну ногу валенок, на другую — сапог». Ближайшей лечебницей для охотника стала избушка Лыковых. Врачевала Агафья тем, чему научил ее красноярский доктор Игорь Павлович Назаров, — парафином и припарками из пихтовой хвои.

Лечение было успешным — Ерофей без богатой добычи, но вместе с остальными охотниками выбрался из тайги…

Сейчас кружком мы сидим у натопленной печки. Дымится в кастрюльке картошка. Макаем горячие клубни в соль и искренне хвалим — никто из нас и нигде не ел столь вкусной картошки. В Москве ученые, с благодарностью приняв присланную от Лыковых Ерофеем посылку, размножили этот сорт, назвав его «Лыковским». Сюда же в тайгу доставленный сорт «синеглазка» был решительно забракован: «Цё за картошка — вода, никакой сытности».

Прижилась у таежной избы скотина. Осенью, завернув сюда — взглянуть на избу, Николай Николаевич Савушкин привез в компанию Муське еще одну козочку и козла. И есть уже прибавленье в семействе — бегает у загона, не страшась холода, вполне окрепший козленок, а в избе по лавкам и по скамейкам скачет прелестное десятидневное существо серовато-кофейного цвета с белой отметиной на ноге. «Мальчик…

Мальчиком назвала. — Агафья прижимает к себе козленка, целует белое пятнышко у копытца. — Тятя-то был бы рад. Ждал. Да вот не дождался».

Козленок, родившись, насосался из вымени материнского молока и никак не хотел пить из чашки. Изобретательная Агафья сшила «вымя» с удобным сосочком из бересты и на руках теперь поит козленка.

По странному совпадению Карп Осипович Лыков умер в тот же день — 16 февраля, — в какой двадцать семь лет назад умерла жена его Акулина. Тщательно, вместе с Агафьей, мы посчитали: умер на восемьдесят седьмом году. Умер, можно сказать, от старости. В последнее время ни в каких делах старик не участвовал — лежал, поднимаясь только поесть и к молитве.

В феврале стало замечаться помутненье рассудка — все куда-то пытался пойти. 15 февраля, выйдя за дверь, упал, и Агафья с трудом втащила его в избу. Полежав с полчаса, опять устремился наружу. Обливаясь потом, Агафья вволокла его в дверь, уложила у печки. Уснув под храп и хрипы отца, на рассвете Агафья встрепенулась от тишины. «Подбежала, а он холодный…»

Что же теперь делать? Помолилась. Заперла в загоне коз и достала с чердака лыжи. В 12 часов тронулась вдоль Абакана к поселку геологов сообщить о случившемся.

Двадцать пять километров одолела Агафья за восемь часов. Уже поздно вечером, в темноте, постучалась в окошко, где жила ее знакомая фельдшерица. В натопленной комнате Агафья повалилась на пол без чувств, успев попросить, чтобы сообщили в Абазу Ерофею, а он уж пусть сообщит кому надо.

Ночью Агафья металась в жару, и фельдшерица, как следует ее отогрев, предложила лекарство. «Грешно таблетки-то…» — «А иначе можешь и умереть…» — «Да оно, может, и к лучшему, умереть-то…» Однако проглотила таблетку.

Пила лекарство потом аккуратно и даже взяла с собой впрок.

— Вот погляди, Василий Михайлович, цё это? — Из узелка с травами Агафья извлекла облатку с синеватыми пуговками олететрина.

— Это лекарство, возможно, спасло тебе жизнь.

Агафья вздохнула:

— Может, и так. Да ведь грех-то большой — таблетки. Теперь отмаливаю. Шесть недель отмаливать полагается…

Три дня в феврале Агафья отлеживалась у геологов. Тем временем срочные телеграммы, посланные Ерофеем, дошли в Москву, в Абакан, к родственникам Лыковых в Таштагол. 19 февраля в поселок вертолетом из Абазы прилетел начальник геологической партии Сергей Петрович Черепанов, трое родичей Лыковых, начальник милиции, женщина-прокурор и Ерофей. Как быть с Агафьей — нездорова и согласится ли сесть в вертолет? Согласилась безропотно.

У прокурора и начальника милиции формальности были короткие. Осмотрели умершего, занесли в протокол: «За три дня лежания трупа голодные кошки объели руку». Агафья, выкинув из избы кошек, вынесла Ерофею ружье: «Стреляй. Видеть их не хочу…»

Вертолет с официальными людьми улетел. Агафья из старого домотканого полотна села шить саван. Родственник Анисим Никонович Тропин, обтесав кедровые плахи, начал сколачивать домовину, а сын его с Ерофеем рыли могилу.

Новая избушка Лыковых.

20 февраля старика схоронили. Не было ни речей, ни плача, ни слез. По обряду долго творили молитвы. А через день, после долгих бесед у свечи, все прилетевшие стали на лыжи и пошли к поселку геологов. Ерофей: «Я оглянулся махнуть Агафье рукой. Стоит у речного обрыва как каменная. Не плачет.

Кивнула: «Идите, идите». Прошли с километр, оглянулся — стоит…»

Месяц прошел с того дня. Никто за это время не побывал в избушке на реке Еринат. Только след волка обнаружили мы с Ерофеем. Видно было: одинокий немолодой зверь перешел через речку, сделал круг у избушки и долго топтался на месте, привлеченный, видно, запахом из загона, где ночевали козы.

— Что ж будем делать? Одному человеку в тайге нельзя… — Николай Николаевич Савушкин, Ерофей и я задаем этот простой и понятный вопрос. Ответ на него такой же, каким был и месяц назад, в день похорон.

— Тятенька благословенья отсюда уйти не дал… — И начинает играть с козленком.

Проблема с Агафьей с позапрошлого года казалась решенной. Мне она написала: «Тятенька уберется — буду жить у своих». Считая, что сразу Агафью и заберут, родственники стали прикидывать, что взять из избушки, а что надо бросить.

И тут выяснилось: Агафья тронуться никуда не желает. Объясняли, втолковывали, уговаривали, пугали. Ответ один: «Благословенья от тяти не получила». «Поставим отдельно избу, как и тут, заведешь огород…» — «Без родительского благословенья не можно…» Уже перед самым уходом Анисим Тропин полусерьезно сказал:

— Будешь противиться — свяжем и в вертолет.

Ответила:

— Не такое сейчас время-то, чтобы связывать…

На том и расстались.

Ерофей рассказал мне все это в письме.

Я рассудил: трудно было Агафье уйти от свежей могилы. Поживет одиноко в тайге — образумится. Нет, все осталось по-прежнему. По очереди с Николаем Николаевичем объясняем ей положение одинокого человека в тайге: медведи, болезни, приход нехороших людей, какой-нибудь случай — кто поможет?

— Да уж что господь дасть…

Догадываемся, были у старика перед кончиной с дочерью «философские» разговоры на тему, как не пустить по ветру все, что накоплено для «царства небесного» отшельничеством, постами, молитвами. Пришли к выводу: «в миру» капитал этот прахом пойдет. По некоторым косвенным фактам можно почувствовать: старик желал этот мир покинуть вместе с Агафьей, считал это, как видно, самым верным путем к другой, «вечной жизни». В прошлом не раз именно так завершались таежные одиссеи. Ушел один. Но, видно, твердым был он в своем нежелании видеть Агафью «в миру», пусть даже с единоверцами. И Агафья пока что не смеет ослушаться. Не без скрытого смысла рассказала нам житие «пустынницы» Марии Египетской, прочитанное вместе с отцом незадолго до кончины.

Еще и еще раз напомнили мы сорокатрехлетней дочери этой тайги обо всем, что может тут угрожать одинокому человеку.

— Что господь даст… — И играет с козленком.

Вертолета, выполнявшего на другой день рейс к геологам, мы ждали долго. Мартовская тайга уже наполнялась голосами синиц, дробью дятлов, всполошным криком кедровок. Над козьим стойлом вился парок. По огородному склону из-под кучи валежника уже тек робкий, маленький ручеек. На припек из открытой нечаянно двери выбежал любимец Агафьи — козленок — и прямо к материнскому вымени. Вцепился, сосет, подрагивая от возбужденья.

Агафья с криком «ай-ай!» сгребла любимца и села к окошку поить из берестяной посуды.

Коротая у костра время, мы с Николаем Николаевичем достали из рюкзака газеты, купленные в Абазе. Чего только нет в человеческом океане — идут через полюс на лыжах… стрельба в самолете… стрельба в Иерусалиме… новое совещание в Вашингтоне… И от всего вдалеке — вот эта догорающая, как свечка, особенная человеческая судьба. Украдкой наблюдаем, как понуждает Агафья козленка пить молоко. Сама не пьет — пост. Какая сила держит ее на месте? Неизбежно печальным будет конец, но она не страшится…