Виктория Габышева - Любовь, или Пускай смеются дети (сборник)

• Название: Любовь, или Пускай смеются дети (сборник)
• Автор: Виктория Габышева
• Издательство: Литагент «1 редакция»0058d61b-69a7-11e4-a35a-002590591ed2
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-82685-8

У Кати было несчастливое детство: мать настолько сильно любила отца, что для нее не существовало больше никого. Вот и выросла девочка с ощущением сиротства, с обидой на мать и подсознательной готовностью повторить ее судьбу… Так начинается рассказ Маши Трауб. А в рассказе Андрея Геласимова ситуация противоположная – даже страшный ярлык неполноценного ребенка не мешает матери по-настоящему любить свое дитя.

В этом сборнике – рассказы о детях, смеющихся и плачущих, счастливых и несчастных, которые ждут самого главного – любви.

---

На конеферме, кроме двух человек в загоне с больным пони и еще одного модно одетого парнишки из числа тех, о которых бредят мои одноклассницы, никого не было. Последнего мамин визг нисколько не побеспокоил. Он даже не повернул головы, когда мы к нему приблизились. Так и стоял, согнувшись над ванной, полной воды, и что-то в ней полоскал, приговаривая: «Не боись. Щас. Уже все».

– Сумасшедший, – шепнула мне мама, схватила за руку и потащила под навес, сиротливо стоявший прямо посреди фермы.

– Зачем только мы сюда притащились?! – задала она риторический вопрос и уселась на лавку.

– За мечтой, – напомнила я маме и села рядом.

Кстати, парень мне сумасшедшим не показался. Зато моя мама никак не могла успокоиться и все время вскакивала с места и пыталась разглядеть, что же тот там делает.

– По-моему, он моет котят, – предположила она, а потом добавила: – Или топит… Надо немедленно прекратить это безобразие!

«Живодер» реабилитировался раньше, чем до него добралась моя разгневанная мама. На вытянутой руке у него висела драная каракулевая варежка с вытаращенными глазами-пуговицами и синим животом. «Варежка» подергивалась в руках спасателя и нежно поскуливала.

– Выкинули, черти, а она породистая, – объявил «живодер» и протянул маме псину: – Подержите, будьте добры!

– Я не могу! – тут же объявила моя мама и кивнула в мою сторону: – Пусть она подержит!

Мне, очевидно, доверить спасенное животное молодой человек не решился и положил мокрую поскуливающую «варежку» на деревянный стол под навесом:

– Посторожи, чтоб не упала. Я щас, – скомандовал он и испарился в неизвестном направлении.

«Варежку» было жалко. Она мелко дрожала.

– Давай возьмем? – предложила я маме, но тут же пожалела, потому что она покрутила пальцем у виска и отвернулась в сторону.

Когда мама отворачивается в сторону, это означает, что мы в ссоре. В ссоре мы молчим и делаем вид, что не знаем друг друга, до тех пор, пока кто-нибудь из нас не забудет про это и не заговорит как ни в чем не бывало. Чаще всего ошибается мама. Иногда я. А сегодня мы заговорили одновременно, потому что из сарая вывели лошадей, предназначенных для развлечения туристов, которых, как ни странно, тут оказалось пруд пруди. И мама тут же потащила меня к собравшимся, забыв про «варежку». Начался инструктаж.

Инструкторша мне не понравилась сразу: босая, с соломенными волосами, убранными в хвост, очень похожий на хвост больного пони-альбиноса. Увидев меня, девушка взяла понурую лошадь под уздцы и затараторила, почему-то обращаясь ко мне, а не к моей рвущейся в бой маме: «Значит так. Это лошадь. К лошади нельзя заходить сзаду, где хвост. Конячка пугается и может лягнуть. К конячке надо подходить спереду. Это вот уздечка. Это стремячка. Это сиделец. Ставим левую ножку в стремячку, отталкиваемся правой ножкой и взгружаемся в сиделец. Понятна?»

Лично я ничего не поняла, но на всякий случай кивнула, чтобы не расстраивать человека.

– Маладец! – похвалила меня инструкторша и продолжила: – Када нада трогаться, не нада говорить: «Иди вперед», нада гаварить: «Чап-чап». А када нада встать, не нада говорить: «Стой», нада гаварить: «Трр».

– А если ваша «конячка» меня не послушается? – полюбопытствовала моя мама и зачем-то подмигнула мне левым глазом.

– А вы не бойтесь, – тут же заверила ее инструкторша и зачем-то обняла меня за плечи. – Наши конячки обучены. Слухайте дальше: идем караваном. Друг за другом. Если ваша конячка обгоняет переднюю, говорите: «Трр» и тяните уздечку. Резко. Вот так. А то другая конячка обидится и куснет.

«Только этого мне не хватало!» – подумала я и попробовала освободиться из цепких рук инструктора, но та прижала меня к себе еще сильнее:

– Ты не бойся. Ты же дите. Дите на лошадь не садят. Дите садят на полупони.

– А мама? – робко заикнулась я.

– Мама поедет на Драконе, – сообщила инструкторша и призывно махнула моей маме рукой. – Женщина. Идите сюда.

На секунду мне показалось, что маме страшно. Но ровно на секунду, пока девушка снова не затараторила:

– Вот эта конячка – Дракон. Ставьте ножку в стремячку. Толкайтесь.

Не успела моя мама и глазом моргнуть, как очутилась на высоте двух метров над землей.

– Вот так вот! – прокричала мне сверху она и погладила лошадиную шею, после чего Дракон тронулся с места и пошел куда глаза глядят. Мама беспомощно завертела головой по сторонам в поисках инструктора и, не выдержав, заголосила: «Остановите лошадь!»

Видимо, на конеферме к подобным крикам привыкли, поэтому инструкторша, не глядя в сторону моей мамы, громко скомандовала: «Трр, Дракон!» Обученная лошадь тут же остановилась, и за ней в ряд выстроились другие кони с напуганными наездниками в седлах.

– Чего стоим? – вспомнила обо мне инструктор и потащила к полупони. – Не надо бояться, это ж не лошадь! – засмеялась она и помогла взобраться на невозмутимое, медленно что-то пережевывающее животное.

В общем, скажу честно: я не выдержала. Полупони, конечно, не лошадь, но тоже страшно. Остановить эту сумасшедшую инструкторшу с хвостом альбиноса не было никакой возможности, и я заревела. Громко, как только могла. Но девушка меня не услышала: она торопилась за туристами, восседавшими на самых настоящих лошадях. Среди них была и моя мама. И я точно знаю, ей было страшно, как и любому нормальному человеку. Но она никогда бы в этом не призналась, потому что хотела быть примером для своей трусливой дочери, то есть для меня.

«Извини, мама», – подумала я и искренне обрадовалась тому, что моя бестолковая полупони вернулась к загону, вместо того чтобы трусить за конным караваном. Теперь мне предстояло как-то с нее слезть и при этом умудриться остаться целой и невредимой. Со стороны, наверное, это смотрелось смешно. Но мне, правда, было не до смеха. Я просто молилась про себя, чтобы эта бестолочь прижалась боком к плетню загона, по которому можно спуститься на землю. Но, как нарочно, унылая полупони побрела в противоположную от плетня сторону, а я попыталась представить, что придет в голову этому животному. А вдруг она возьмет и разовьет немыслимую скорость и прыгнет с обрыва? Правда, никакого обрыва поблизости не было, но на всякий случай пришлось крикнуть: «Помогите!»

После первого призыва никто не пришел ко мне на помощь. Лишь полупони пару раз шевельнула ушами и продолжила свой путь дальше. Тогда я заорала изо всех сил, но тоже безрезультатно. Похоже, на этой злополучной конеферме не было никого, кроме меня, полупони, больного альбиноса в загоне и «варежки», сохнущей под навесом. «Интересно, что моя мама скажет моему папе, когда вернется из Крыма без меня? Наверное, они разведутся: папа не простит ей моей гибели». После этих мыслей мне сразу стало жалко папу и маму, но больше всех – себя. На всякий случай я попрощалась с жизнью и пообещала, что если спасусь, сразу стану отличницей.

«Господи! – взмолилась я снова и закрыла глаза. – Спаси меня, пожалуйста. Я больше так не буду. Честное слово!» Про «честное слово» пришлось сказать на всякий случай, для убедительности. Но, как ни странно, полупони встала, фыркнула и опустила голову, пытаясь что-то поднять с земли. «Эй!» – в это время услышала я у себя за спиной, но не повернула головы, потому что побоялась свалиться. «Эй!» – повторился возглас, и у меня за спиной содрогнулась земля, словно по ней промчался целый табун. «Только землетрясения мне не хватало!» – поразилась я собственной невезучести и, превозмогая страх, повернула голову назад: на огромном красивом жеребце цвета темного шоколада гарцевал модно одетый «живодер», попросивший посторожить мокрую «варежку».

– Давай, перелазь, – протянул он ко мне руку, видимо, даже не предполагая, что я физически не могу этого сделать, потому что мое тело окаменело от страха. Я смотрела на своего спасителя и не могла выговорить ни слова.

– Ты чо? Немая? – резонно поинтересовался тот и впился в меня глазами. Пришлось покачать головой, чтобы хоть как-то заявить о собственной жизнеспособности. – А мамка твоя где? Ты ж вроде с мамкой была?

– Там, – ответила я и показала рукой в сторону Капсельской долины.

– А ты чего ж здесь? – поинтересовался «живодер» и посмотрел на меня с сочувствием.

– Инструктор, – похоже, ко мне начал возвращаться дар речи.

– Ох уж мне этот инструктор! – хмыкнул всадник и спрыгнул на землю: – Трр, Мустанг!

Конь встал как вкопанный, а его хозяин стащил меня с моей полупони, как куль с мукой.

– Не боись! – бодро скомандовал «живодер» и помог мне вставить ногу в стремя. – Толкайся! – приказал он, а я с тоской сообразила, что никого мое мнение не интересует.

В седле я очутилась незаметно для себя и сразу же зажмурилась, чтобы не смотреть вниз. «Живодер» через пару секунд оказался у меня за спиной и представился: