Хавьер Сьерра - Тайная вечеря

• Название: Тайная вечеря
• Автор: Хавьер Сьерра
• Жанр: Триллер

Секретное управление Ватикана получает полтора десятка анонимных писем с предупреждением, что в Милане составлен заговор, способный сокрушить Церковь. Средоточием ереси назван монастырь Санта Мария делле Грацие, а именно фреска в трапезной, над которой работает приглашенный из Флоренции художник Леонардо да Винчи. Какое послание сокрыл в своем творении гениальный мастер — непревзойденный изобретатель и шифровальщик?

Прочитайте роман, и вы больше никогда не сможете смотреть на эту картину прежними глазами: она заговорит с вами - каждой деталью, каждым жестом, ибо вам откроется величайший секрет «Тайной вечери».

---

Я покривил бы душой, если бы стал заверять вас, что, явившись в такую рань, он не застал меня врасплох. Он приехал один, без свиты, накинув рваный плащ поверх рясы и обернув кроличьими шкурками сандалии. Только что-либо чрезвычайно серьезное могло заставить магистра ордена Святого Доминика оставить свой собор и причт и в такую бурю пересечь город, чтобы встретиться с руководителем службы по сбору сведений. И хотя на его мрачном лице четко читалось желание как можно скорее начать разговор, я не осмелился спрашивать его о чем-либо. Я обождал, пока он сбросит лохмотья и опустошит предложенную чашу горячего вина. Молча мы взобрались по лестнице в мой крошечный и темный кабинет, заставленный ящиками с манускриптами, многие из которых видели расцвет Римской империи. Как только я прикрыл дверь, падре Торриани подтвердил мои опасения:

— Конечно же, я приехал из-за этих злополучных писем! — заявил он, выгнув дугой белые как снег брови. — И вы меня еще спрашиваете, кто, по моему мнению, автор этих писем?

Торриани глубоко вздохнул. Вино оказывало свое воздействие, и его хилое тело постепенно согревалось. А снег все засыпал долину.

— Мне кажется, — продолжил он, — что этот человек либо из свиты герцога, либо брат нашего нового монастыря. Он производит впечатление человека, осведомленного о наших порядках и о том, к кому именно попадают его письма. И все же...

— Все же?

— Видите ли, падре Лейр, с тех пор как я прочитал последнее письмо, я не сомкнул глаз. Кто-то пытается предупредить нас о тяжком преступлении против Церкви. Дело очень серьезно, особенно если, как я опасаюсь, наш информатор действительно член общины Санта Мария...

— Вы полагаете, что Прорицатель — доминиканец, падре?

— Я в этом почти уверен. Кто-то из самого монастыря стал свидетелем отступничества, но не решается открыто предупредить нас, опасаясь мести со стороны иль Моро.

— Думаю, вы уже изучили личности всех братьев в поисках нашего кандидата. Я прав?

Торриани самодовольно улыбнулся:

— Всех. Без исключения. Большинство из них родом из славных ломбардийских семей. Они преданы как иль Моро, так и Церкви, и не склонны к фантазированию или организации заговоров. В общем, как добрые христиане. Даже представить не могу, кто из них может быть Прорицателем.

— Быть может, никто.

— Разумеется.

— Позвольте мне напомнить, учитель Торриани, что Ломбардия всегда была вотчиной еретиков...

Глава ордена хотел чихнуть, но удержался и изрек:

— Это было давно, падре. Очень давно. Уже более двухсот лет в этой области нет ни одного катара. Действительно, после крестового похода против альбигойцев [4] именно там укрылись гнусные еретики. Это и навело нашего возлюбленного святого Доминика на мысль о создании святой инквизиции. Но все они погибли, не успев никого заразить своими идеями.

— Однако не стоит отрицать, что богохульство могло пропитать сознание жителей Милана. Иначе почему они так восприимчивы к еретическим идеям? Почему сам герцог так охотно принял языческие верования? Разве не потому, что он вырос в окружении, изначально к этому предрасположенном? И почему, — продолжал я, — верный Риму доминиканец скрывается за посланиями без подписи? Разве не потому, что он сам является участником обличаемой им ереси?

— Небылицы, падре Лейр! Прорицатель — не катар. Скорее наоборот: он предан делу сохранения истинной веры с большим рвением, чем даже сам главный инквизитор Каркасоны.

— Сегодня утром перед вашим прибытием я еще раз перечитал все письма этого субъекта. С самого первого послания Прорицатель ясно обозначил свою цель — он хочет, чтобы мы поручили кому-нибудь сорвать планы иль Моро относительно Санта Мария делле Грацие. Похоже, что другие деяния герцога в Милане — строительство площадей, каналов для внутреннего судоходства и шлюзов — не кажется ему хоть сколько-нибудь значимыми. И это говорит в пользу вашей гипотезы.

Торриани удовлетворенно кивнул.

— Но, учитель, — продолжил я, — вначале мы должны убедиться, что в его донесениях нет ловушки.

— Что? Вы собираетесь доверить самому Прорицателю взвесить серьезность им же и предложенной информации? Но разве не вы сами так настойчиво извещали меня о богохульстве, допускаемом покойной супругой иль Моро?

— Вот именно. Это коварное семейство. Найти доказательства их измены будет нелегко. Я хочу сказать, что нам необходимо проявлять крайнюю осторожность, чтобы не совершить неверный шаг.

— Нет, падре. Ничего подобного. Этот человек, кто бы он ни был, просит нас о помощи, и на этот раз мы обязаны ее оказать. Кроме того, да будет вам известно, через кардинала Асканио, брата герцога, я уже проверил все факты, упомянутые в этих письмах, вплоть до мельчайших деталей. И поверьте — все подтвердилось.

— Подтвердилось, — растерянно повторил я, пытаясь как-то упорядочить свои мысли. — Позвольте признаться, учитель Торриани? Думаю, что больше всего в этом деле меня удивляет то, что вы вдруг изменили к нему отношение.

— Это не так! — запротестовал мой собеседник. — Я складывал письма Прорицателя в свой архив, хотя у меня не было веских доказательств, которые бы их подтверждали. Если бы я им не верил, я бы их, наверное, уничтожил, как вы считаете?

— В таком случае, учитель, если истина на стороне автора писем, если он доминиканец, которого тревожит будущее нашего монастыря, почему он считает необходимым скрывать от нас свою личность?

Брат Джоакино пожал плечами, недоумение на его лице отражало мое собственное состояние.

— Хотелось бы мне это знать, падре Лейр. Меня это, признаться, тревожит. Чем больше возникает вопросов без ответов, тем больше меня беспокоит это дело. Сейчас наш орден сражается на многих фронтах. Еще одна открытая рана на теле Церкви может нас безнадежно обескровить. Поэтому настало время действовать. Мы не можем допустить т ого, чтобы Милан стал второй Флоренцией. Это будет катастрофой!

«Еще одна рана». Я колебался, стоит ли так некстати затрагивать эту тему, но Торриани своим молчанием не оставил мне выбора.

— Полагаю, вы говорите об отце Савонароле...

— О ком же еще? — старый аббат вздохнул. — У Его Святейшества закончилось терпение, и он подумывает о том, чтобы предать Савонаролу анафеме. Проповеди, обличающие роскошь, в которой живет Папа, становятся все более язвительными и суровыми. В довершение всего, его предсказания конца дома Медичи осуществились, и теперь он в окружении толп своих почитателей предрекает Божью кару и невообразимые бедствия, которые постигнут папские государства в скором будущем. Он утверждает, что Рим должен пострадать, чтобы очиститься от греха, и радуется своему гнусному пророчеству. Но хуже всего то, что количество его последователей растет с каждым днем. Если герцогу вздумается поддержать идею всеобщего краха, доверие к нашему ордену будет подорвано навсегда...

От нахлынувшего отчаяния я перекрестился; перед моим внутренним взором разворачивалась панорама роковых событий, очерченных магистром.

Всему Риму было известно, что сейчас у Торриани не было проблемы большей, чем Джироламо Савонарола. О нем говорили абсолютно все. С маниакальной настойчивостью проповедуя Апокалипсис, этот священник доминиканского ордена с блестящим красноречием и потрясающей силой убеждения заполнил образовавшуюся после бегства Медичи пустоту, установив во Флоренции теократическую республику. Со своей новой кафедры он яростно бичевал пороки Папы Александра VI. Савонарола был либо безумцем, либо, что еще хуже, безрассудным храбрецом. Он оставался глух к призывам старейшин ордена и сознательно игнорировал свод канонических законов. В последнее время его внимание вновь привлек догмат «Dictatus Papae», который с XI века освобождал Папу и его курию от вероятности ошибки, особенно его девятнадцатый пункт: «Никто не может осуждать Папу». Савонарола, стоя у алтаря, громогласно требовал ареста Папы.

Все это приводило в отчаяние нашего магистра. Он не только не смог ограничить влияние этого экзальтированного фанатика — деятельность Савонаролы скомпрометировала в глазах Его Святейшества весь орден. Мятежный проповедник, надменный, как Самсон перед филистимлянами, не только отклонил кардинальский сан, предложенный в попытке хоть как-то его утихомирить, но и отказался покинуть кафедру во флорентийском соборе Святого Марка, ссылаясь на то, что ему предстоит осуществлять божественную миссию. Это и было той единственной причиной, по которой падре Торриани не хотел, чтобы надежность доминиканских проповедников в Милане подвергалась сомнению. Если Прорицатель действительно был доминиканцем, а его предостережения относительно языческих планов иль Моро имели основания, орден снова предстал бы в крайне невыгодном для себя свете и окончательно утратил доверие Рима.