Джеральд Холтон - Что такое антинаука

• Название: Что такое антинаука
• Автор: Джеральд Холтон
• Жанр: Периодические издания
• Год: 1992

Я придаю особое значение тому обстоятельству, что первая американо-советская конференция по социальным и политическим аспектам науки и техники была посвящена «антинаучным тенденциям в культуре США и СССР». Культурологи традиционных ориентаций, наверное, сочли бы более важной и уместной какую-нибудь другую тему, чем проблема «антинауки». Весьма вероятно также, что многих академических ученых гораздо больше волнует распространение антипатий к традициям западной литературы и искусства. Еще кто-то сочтет более насущными проблемами нашей цивилизации разгул оголтелого национализма, фанатизм религиозного фундаментализма, этническую вражду, — в общем, то торжествующее насилие, которое Фрейд в книге «Почему война?» назвал «инстинктами разрушения». В сравнении с такими сюжетами наша тема выглядит чем-то второстепенным, легковесно-эфемерным. Однако из дальнейшего станет ясно, что выбор нашей темы правомерен и не случаен, в том числе (и не в последнюю очередь) потому, что она исторически и логически тесно связана как раз с теми самоочевидными социальными опасностями и угрозами, о которых я только что упомянул.

Прежде всего мы должны разобраться с приставкой «анти-», чтобы верно уловить суть проблемы. Я вижу свою задачу в данном очерке в том, чтобы наметить способы корректного и отвечающего существу дела обсуждения феномена «антинауки».

---

22. Пластичность тематического каркаса. Подобно тому, как индивидуальные представления о мире со временем могут изменяться, тематический состав коллективной картины мира так же может претерпевать изменения во времени. Другими словами, влияние тематического состава мировоззрения данного сообщества может ослабевать в одной из составляющих его картин мира, при том, однако, что в другом сообществе, картина мира которого построена на антитематической схеме, эта схема сохраняет свою устойчивость и значение. Таким образом, может оказаться, что кажущаяся «новой» картина мира состоит из выдвинутых на центральные позиции положений, которые в действительности вошли в оборот некогда прежде и в контексте иной картины мира. Важным примером в этом случае служит принятие в 1979 г. Папой Иоанном-Павлом II многих из тех положений, которые были отвергнуты церковью еще со времен суда над Галилеем, — включая сюда признание автономии и равного с верой статуса научного знания и научных открытий.

23. Как для индивидуальных, так и для коллективных картин мира иногда возможно проследить корреляции между изменениями в их тематическом составе, с одной стороны, а с другой, — изменениями во внешних социальных условиях (политика, экономика и т.п.), которые подтверждают либо ставят под сомнение адекватность и дееспособность принятой картины мира. Здесь можно напомнить о широком распространении коперниканской картины мира в условиях освоения и изучения Нового Света; о «контрперестройке» Екатерины II в свете событий Великой французской революции; о подъеме антинаучных настроений в США во времена Великой депрессии и вьетнамской войны.

24. Помимо прочего, изменения в тематическом составе принятой картины мира нередко обнажают и заостряют заложенные в ней внутренние противоречия. несообразности всякого рода, конфликты. Так, подъем антинаучных настроений в Германии, потерпевшей поражение в первой мировой войне, сочетался с расцветом холизма; недолгий всеобщий энтузиазм по поводу «атомной победы» и величия науки надолго сменился процессом покаяния и осуждения подобных настроений в пост-хиросимную эпоху; бурный выход на поверхность до того подавляемых и скрываемых этнических, религиозных, националистических чувств и притязаний на волне крушения и демонтажа небезызвестных государственных идеологий в странах Восточной Европы.

25. Сам факт наличия внутренних противоречий в той или иной картине мира и, особенно, возможность их «разоблачения» и осознания под давлением каких-то внешних потрясений — все это создает благоприятные условия для эффективного влияния на умы людей со стороны просвещения и образования. Такова была стратегия действий М. Ганди и М.Л. Кинга, например. При этом значение фактора образования не сводится к попыткам просто рассеять «мрак невежества» или «указать на ошибки». Оно состоит в том, что в этих условиях лучше всего излечиваются дисфункции общественного сознания, включая сюда и симптоматичную тягу к принижению репутации научного познания[16].

26. Очень трудно правильно понять суть картины мира, доминирующей в обществе или в какой-то из его социальных групп, если предварительно не изучена специфическая предыстория этого общества или этой группы.

Я имею в виду такое явление, как исторический «партикуляризм», или «исключительность». В особенности это справедливо по отношению к Америке и более всего применимо к самоощущению американской «исключительности», которое утвердилось в сознании нации еще с колониальных времен. Интересно, что идея «американской мечты» была тесно связана с идеей «научной», рациональной организации общества. В этой связи обращают на себя внимание такие, до сих пор повергающие в изумление иностранных наблюдателей, факты, как желание отцов-основателей США создать конституцию страны на основе и по образу ньютонианской физики и космологии, — и это при том, что в США до сих пор нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало централизованное министерство по делам науки. Вот по этим характерным приметам и попытайтесь представить себе, что значит наука для американцев! Но это так, мимоходом[17]. Нельзя, однако, не отметить, что и в Советском Союзе тоже существует и силен дух «исключительности», поскольку это государство с самого своего основания строилось, исходя из упования на некое всесильно-истинное и передовое «Научное Учение», на «научную политику» и т.п. Правда, и специфика, и результаты такого государственного строительства оказались весьма отличными от американских.

27. И, наконец, последнее (опять-таки, по порядку, а не по значению): как в личностной, так и в коллективной картине мира между их научными и политическими компонентами существует обоюдное стремление к взаимной согласованности и взаимоукрепляющей поддержке. Эта тенденция способна благоприятно сказаться на внутренней консолидации картины мира как целого, при условии, однако, что структуры самих этих компонентов хорошо упорядочены внутри себя. Но возможен и обратный эффект — когда целое становится более рыхлым и податливым к внешнему давлению, когда его составные части сами хаотичны, нестабильны, слабо структурированы. В этом случае сохраняется угроза неожиданных и катастрофичных для целостности мировоззрения поворотов и метаний[18].

Что такое «модерн»? Социологический подход

Мы наметили контуры той аналитической модели, которая необходима для серьезных размышлений о «феномене антинауки» в любом из его аспектов. Теперь попытаемся использовать ее для выявления скрытых, подспудных взаимосвязей, существующих между организованными формами враждебного противостояния науке и теми картинами мира, выражением которых эти формы являются.

Здесь сразу напрашивается гипотеза, что враждебное отношение к науке или, по крайней мере, ее игнорирование указывают на неприятие и оппозицию картине мира. которую можно определить как «современную», или «модернистскую». При этом вовсе не имеется в виду, что «современное» обязательно означает «лучшее». Нет необходимости специально напоминать читателям о том, что многие выдающиеся интеллектуалы современности отнюдь не в восторге от модернистских реалий (в этом отношении характерна новая книга И. Берлина «Искривленное древо человечества»), а также, что многие мыслители безуспешно пытались дать исчерпывающее и точное определение этого трудного понятия — «модерн», равно как и определить разницу между модерном и просто «текущим сегодня», — например, применительно к теории искусства. Тем не менее все же и мы попытаемся определить «модернизм», хотя бы лишь в качестве рабочей гипотезы и с учетом заданного выше контекста.

Можно утверждать, что во всякий конкретный момент исторического времени в ходе конкурентной борьбы между общепринятой картиной мира и различными ее оппонентами существуют такие области, где это противостояние отличается особым напряжением, особой остротой. В рамках любой культурной «современности» существуют более или менее устойчивые водоразделы, вокруг которых постоянно происходит или вызревает конфронтация. Если воспользоваться привычной, но не вполне правильной терминологией, то речь идет о тех областях, где происходит взаимное размежевание «традиционализма», «модернизма» и «постмодернизма». И каждый из нас в той или иной мере знает из личного опыта, сколь остры и напряженны бывают подчас эти столкновения. Для старшего поколения примером могла бы послужить борьба ставших затем известными под именем модернизма интеллектуальных течений, способов видения и понимания в искусстве против всех старых и привычных традиций, — борьба, олицетворяемая теперь именами Фрейда, Стравинского, Брехта, Джойса и др. Сюда же, наверное, стоит отнести и либералистскую философию истории, восходящую от Дж. Локка к Б. Расселу. И вот теперь люди старшего поколения обнаруживают, что линия духовного фронта ушла далеко вперед, что идущие им на смену поколения уже считают многое из того, что было для них опорой и образцом, — архаическим пережитком, который безжалостно отвергается новейшим антиканоном (Жак Лакан? Джон Кэйдж? Роберт Уилсон?..).

Вообще говоря, модернизм — понятие многосмысленное, содержащее множество нюансов, ускользающе-изменчивых аспектов и, по выражению Л. Колаковского, подвергающееся непрерывному суду и переоценкам. Когда Галилей провозгласил свои четыре великих новации — количественное описание природы; ее механистическое моделирование; разделение человеческого опыта на сферу обыденного сознания и научное знание о мире; секуляризацию природы, — то мировоззрение, возобладавшее к тому времени в Италии благодаря кропотливому и неустанному труду иезуитских мыслителей, сразу же и естественным образом самоопределилось в качестве диаметральной противоположности воззрениям Галилея. Если бы в те времена существовала соответствующая, столь привычная нам сегодня, терминология, то иезуиты, по всей видимости, должны были бы назвать себя «модернистами», а доктрину Галилея окрестить, соответственно, «постмодерном». Аналогичным образом, мир, созданный Ньютоном, должен был казаться европейскому обывателю XVIII в. чем-то столь же фантастическим, каким кажется десятимерное пространство нашим современникам, далеким от новейшего естествознания.