Георгий Гуревич - Рождение шестого океана

• Название: Рождение шестого океана
• Автор: Георгий Гуревич
• Издательство: Профтехиздат
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1960

Научно-фантастический роман о советских энергетиках. Одно из классических произведений советской научной фантастики 50-х - инженерные победы, преимущества социалистического строя, проклятые империалисты... Интересные научно.технические  идеи, политически все в рамках тогдашних веяний - капиталисты, конечно, за деньги готовы на любое преступление, но даже и они в конце концов оценят преимущества мирного сосуществования. Короче, все как положено....

---

Сергей не удержался и пересказал беседу с европейцем. Негодованию переводчика не было предела.

— Зачем же вы терпите этих людей? — спросил Сергей.

Бха снова завел свою пластинку:

— Мы против насилия... Предпринимателей тоже не надо обижать. Пусть каждый хранит достояние своих отцов. Не следует отнимать то, что заработано честно.

Дорога между тем пошла под уклон. В ложбине переводчик остановил машину.

— Кажется, журчит, — сказал он прислушавшись. — Надо долить воды в радиатор. А то впереди пустыня.  

Он взял ведерко и двинулся в темноту, светя под ноги фонарем, чтобы не наступить на змею. Сергей тоже вылез из машины. Почему он вылез? Кажется, у него затекли ноги, хотелось потянуться. Или в кабине было душно, пахло бензином. Так или иначе он вылез и только это спасло его.

Что-то плотное и могучее с силой толкнуло Сергея в спину. Грохот слился с ослепительной вспышкой. Сергей перелетел через канаву и лбом ударился оземь.

— Господин Новиков, вы живы? Господин Новиков, где вы? — кричал испуганный Бха.

Голова трещала, болела вывихнутая шея. Сергей ощупал себя. Как будто все на месте. Огонь с треском метался по кабине автомобиля. Пузырилась, лопалась краска. Мотор был расколот, капот скручен.

— Подумайте, бензин взорвался! Боги против нас. Это предостережение свыше! — причитал Бха.

«Предостережение? — подумал Сергей. — Пожалуй, да. Но не свыше. Очевидно, в Джанджаристане не все против насилия».

Ночь. Кромешная тьма. Змеи, львы, пустыня. До электростанции свыше ста километров!

Тому, кто хочет познакомиться с чужой страной, не следует летать на самолете...

Глава шестнадцатая ПИСЬМА ИЗ МЕЗЕНИ

1

Сергей, дружище, здравствуй!

Ты удивлен, конечно, получив от меня письмо на неделю раньше условленного срока. Ведь только утром мы расстались. Но я должен поделиться с тобой, и меня не устраивает узкий бланк фототелеграммы.

Началось с того, что я заблудился. Скорость ветра я не учел что ли, но железная дорога осталась левее, Двина — левее, уже давно мы должны были прилететь, а внизу все тянулся невеселый зимний пейзаж — белые поля да черная тайга. Когда <на поля набежали синие вечерние тени, Геннадий Васильевич заволновался. Пришлось сознаться, что мы попали в магнитную бурю, радиосвязь отказала, компас бунтует. И поскольку встречный ветер снижает нашу скорость, мы, возможно, не долетим до аэродрома и сядем где-нибудь па таежной речушке, потому что без радио и без компаса трудно ориентироваться.

А тьма наступала быстро. Ведь мы летели на север, в страну многомесячных ночей. На небе одна за другой зажигались звезды. Снега и леса внизу, под крыльями, смешались в нечто единое, темно-серое, бесформенное. Потом мы увидели свет, но не на юге, где зашло солнце, а на севере, как будто там, за горизонтом, уже начинался новый день. Геннадий Васильевич засуетился и передал мне записку: «Слева свет, вероятно, Северострой».

Минуты через две свет стал ярче, словно над горизонтом поднялось освещенное солнцем облако. Потом из облака потянулся широкий луч соломенного цвета. Мгновение — и по всему небу заходили лучи, вспыхивая и угасая, расходясь и собираясь в пучок, как прожекторы в день салюта. Это продолжалось минут пять. Потом появился занавес, сотканный из прозрачных лучей, бледно-желтых и зеленых, с багрово-красной бахромой. Складки его волновались, как будто наверху дул сильный ветер, желто-зеленые и малиновые полосы пробегали по сугробам. А впрочем, что тебе рассказывать о полярном сиянии.

Пока я любовался небесным пожаром, впереди показались и огни стройки. Сели мы не на аэродроме, а прямо на знаменитую ледяную плотину, о которой мы слышали еще в Москве.

Почувствовав твердую почву под ногами, Геннадий Васильевич накинулся на меня. «Как вы смели, — кричал он, — так легкомысленно лететь во время магнитной бури? Как вы смели так легкомысленно относиться к самому себе? Да понимаете ли вы, кто вы есть? Вы незаменимый человек, ученый всемирного масштаба. (Это я-то! ). Да если бы с вами что случилось, меня расстреляли бы... Да-да! Или я сам на себя наложил бы руки!»

Неправда ли, у нашего Геннадия Васильевича есть какая-то старомодная чудаковатость? Подобных типов видишь в старых пьесах. В наши дни так не относятся к начальству, верно?

Мы попали в самое сердце стройки и, выйдя из самолета, сразу увидели, как работает конвейер, сооружающий ледяную плотину.

Впереди шли тяжелые ледоколы — они давили лед, раздвигали его, расширяли полынью. Далее, опустив чугунные хоботы в воду, двигались землесосные снаряды — по-видимому, они готовили основание для плотины, выбирая со дна илистый грунт. Смешанная с водой земля с шумом выливалась из труб прямо на плотину и, стекая, замерзала, превращаясь в мерзлый монолит. Ближе ко мне этот монолит наращивали чистым льдом. По свободным ото льда каналам пыхтящие буксиры подтягивали к плотине огромные ледяные поля. Здесь на них накидывали крюки и втаскивали на специальные баржи со срезанной кормой. Затем на палубе производилась разделка льда, она напоминала разделку туши на китобойном судне. Специальными скребками со льдины счищали снег и тут же распиливали ее круглыми, раскаленными докрасна пилами. Пилы с громким шипением погружались в льдины, нарезая ровные кубы и плиты. Ледяные блоки не задерживались ни на миг. Очередные укладывались на скользкий лед, обильно политый водой, и вскоре смерзались с нижним рядом. На многие километры по обеим сторонам плотины стояли краны, вытянув над водой железные руки. И повсюду колыхались в воздухе ледяные кубы, плиты и балки, окрашенные полярным сиянием в зеленый и красный цвет.  

А цветной занавес еще трепетал над нашей головой, зеленые и красные отсветы соперничали с желтыми электрическими огнями, и отдаленный треск ломающихся торосов покрывался стуком моторов, шипением пил, рокотом кранов, гудками буксиров.

Если бы я был художником, я запечатлел бы это на полотне и назвал картину «Атака на Арктику».

2

Дорогой Сережа!

Посылаю тебе полный отчет за истекшие десять дней.

Мы подыскали место для вышки на Абрамовском берегу. Абрамовским берегом называется все побережье от горла Белого моря до Мезени. За Мезенью идет уже Конушинский берег, а еще дальше Канинский. На нашем участке есть прочный холм, а рядом осушная котловина. «Осушная» — это значит обнажающаяся во время отлива. Мы ее загородим, засыплем солью и превратим в лиман. У нас получится очень хорошее заземление площадью в два квадратных километра. Вышка будет стандартная — девяносто метров высотой, из сборных керамических плит. Кабель прокладываем по воздуху, чтобы не долбить мерзлый грунт. В связи с этим меняем изоляцию... (Далее следуют на трех страницах технические подробности и расчеты).

Дело движется медленно, потому что начальник стройки не дает рабочих. Сейчас сильные морозы, вода замерзает быстро, производительность наивысшая, и каждый рабочий на счету. А к весне, когда закончится ледяное строительство, мне дадут комсомольскую бригаду монтажниц — самую знаменитую на стройке. Она состоит из одних девушек. Я уже ходил знакомиться, и угадай: кого я встретил? Ни за что не угадаешь, а может, и не припомнишь. Речь идет о Зине с Ветростроя, о Зине, из-за которой мы с тобой чуть не поссорились. Сейчас она здесь, работает также крановщицей, ничуть не изменилась, такая же краснощекая, с блестящими глазами, так же сыплет словами и так же жестока со своими поклонниками. Меня она вспомнила с некоторым трудом, а тебя — представь себе — сразу. Оказывается, ты сказал ей что-то очень мудрое. Как будто так: «В нашей стране человек получает все, чего он достоин, и, если он предпочитает танцульки и наряды умным книгам, никто в этом не виноват». Одним словом, твое изречение записано в сердце девушки, и каждый день, садясь за письменный стол (Зина учится заочно в институте), она доказывает себе, что ты ее напрасно обидел. Впрочем, она взяла у меня твой адрес и, вероятно, сама напишет. Вот таким путем, Сережа, производят впечатление на девушку. Ты ее разозлил, и она не может тебя забыть. А я и развлекал ее, и смешил, и в вальсе крутил, и в кино приглашал, а в результате я только однофамилец того Новикова, о котором она думает каждый день.

3

Здравствуй, Сережа! Шлю тебе пламенный полярный привет! (Может ли полярный привет быть пламенным? )

Первого числа, наконец, нам дали рабочих и монтаж идет полным ходом. Вышка для ускорителя уже готова. Вчера мы установили на верхушке аппарат. Послезавтра опробование.

Зина кланяется тебе. По-прежнему провожу у них в общежитии все вечера и возвращаюсь оттуда, как будто из дому. Какая-то хорошая атмосфера у них, дружная, легкая и веселая. Кажется, что это одна семья, сорок две сестры. Когда ни придешь — страстные дебаты. Вчера распределяли роли в драмкружке, сегодня с таким же азартом обсуждают ремонт моторов, завтра выдают замуж электрика Клаву — и все принимают горячее участие. А Зина — главный заводила и самый авторитетный советчик.