Луи Жаколио - Берег черного дерева и слоновой кости. Корсар Ингольф. Грабители морей

• Название: Берег черного дерева и слоновой кости. Корсар Ингольф. Грабители морей
• Автор: Луи Жаколио
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1993

Сборник романов Луи Жаколио, знаменитого французского писателя XIX века, завоевавшего большую популярность своими приключенческими романами.

«Берег черного дерева и слоновой кости» — роман о приключениях двух молодых французов, проданных работорговцами в рабство черному вождю в Центральную Африку.

«Корсар Ингольф» — роман о бесстрашном капитане Ингольфе, прозванном Вельзевулом, вступившем в борьбу с могущественным многонациональным сообществом пиратов. Читателя ждут изобретательные и коварные враги, похищения и предательство, месть и возмездие, благородство, отвага и верность, смертельно опасные приключения.

«Грабители морей» — роман о захватывающей истории одного пиратского общества, созданного в Лондоне в конце XVIII века. Пользуясь всеобщей смутой и благодаря недюжинным способностям своих главарей, преступное общество разрослось в могучую организацию, объединявшую разбойников многих стран. Оно имело свой флот, армию, которые не только нападали на мирных купцов, но отваживались вступать в бой и с регулярными войсками.

---

— Зачем ты покинул друга своего, не предупредив о том? — заговорил Гобби жалобным голосом. — Не осыпал ли я тебя почестями и богатствами?.. Достойно ли тебе бежать, как преступнику?..

Видя, какой оборот принимают обстоятельства, Лаеннек отвечал в том же тоне.

— Вероятно, тафия сильно помутила твою голову, о, великодушнейший властелин Матта-Замбы, если ты решился покинуть тело твоего знаменитого племянника и сделаться посмешищем народа без всяких причин! Кто тебе сказал, что я бежал? Неужели свободный человек не имеет права идти, куда хочет, и не двадцать ли раз прежде я уходил в далекие страны, а ты не думал гнаться за мной?

— Правда, но ты всегда возвращался через несколько дней!

— А кто тебе сказал, что я и теперь не возвращусь?

— Один?

— Нет, с Буаной, Кунье и Уале.

— А белые невольники тоже участвуют в твоем странствии?

— Послушай, королевская морда! — отвечал Лаеннек, понижая голос, чтобы не слышали люди, сидевшие на задних пяти пирогах. — Воспользуйся тем, что я скажу тебе. Белые возвратятся на свою родину, потому что Момту-Самбу не хочет, чтобы хорошие люди были невольниками у такого злобного паренька, как ты… А теперь, если хочешь, чтобы мы расстались друзьями и чтобы я скорее вернулся к тебе, прикажи немедленно же солдатам отдать мне честь и не мешай нам продолжать дорогу, потому что отсюда еще далеко до Банкоры!

— Правду ли ты говоришь? Вернешься ли ты? — спросил Гобби, на этот раз с непритворной печалью. — Подумай, что мне делать без тебя? Ты один стоишь целой армии! Ведь ты сам знаешь это.

— Даю тебе слово вернуться!

— Так поклянись же на этом фетише, который у тебя на шее и который ты так часто целуешь.

То был портрет матери Лаеннека. Бретонец пережил тяжелую минуту: в одно мгновенье все прошлое пронеслось перед его глазами… но он недолго колебался.

— К чему? — прошептал он. — Она умерла… я никогда не увижу земли, где она покоится…

И он поклялся. По приказанию Гобби, все негры отдали ему честь с криками:

— Ме-Сава! Ме-Сава Момту-Самбу! Да здравствует Момту-Самбу еще десять раз десять лет!

Под дружными усилиями Буаны и негра, которые налег» ли на весла, маленькая пирога полетела по течению.

— А теперь, друзья, — сказал Лаеннек двум друзьям, находившимся под его защитою, — посмотрим, труднее ли справиться с девственным лесом, чем с первобытными людьми…

Часть четвертая Леса Конго

Верхний Конго. — Ночь тревоги

— Ну, господа, — сказал Ив Лаеннек, — трапеза наша кончена, скоро солнце закатится, и с первыми тенями ночи голодные звери займут берега реки. Пора возвратиться к нашей лодке.

В Биге, Бенгеле, Пукангаме, близ экватора, на протяжении девятисот или тысячи миль Лаеннека знали под именем Момту-Самбу, «человека неуязвимого», и Момту-Момани, «человека пустыни».

То, что рассказывали о нем по вечерам в деревнях, превосходило самые баснословные легенды, и молодые негритянки пугали его именем своих малюток.

На продолжительном совещании мнение Кунье, Буаны и Лаеннека, естественно, взяло перевес над мнением Барте, намеревавшегося было следовать по течению Конго до устья и затем подняться вверх до Габона на первом появившемся судне. Несмотря на то, что речной путь был прямее, пришлось от него отказаться и, покинув лодку при слиянии Конго с рекой Банкора, идти в глубь страны.

Негр Кунье, который в детстве исходил всю страну со своим отцом, погонщиком невольников, утверждал, что, следуя вверх по течению Банкоры до Маконгамы и затем по прямой линии в направлении озера Замба, они должны будут встретить на пути целый ряд достаточно возвышенных плато, поросших густыми лесами, через которые, однако, пролегают тропы, проложенные невольничьими караванами.

Таким образом, являлась возможность пройти там, где проходили эти караваны.

Правда, путешественники рисковали встретить таких страшных врагов, как гориллы, дикие слоны, громадные безгривые экваториальные львы, пантеры, леопарды и тигровые кошки, свирепые, коварные и сильные, нападающие всегда исподтишка. Но ведь все эти враги человека обитают также и по берегам Конго.

Здесь зато было то преимущество, что путешественники избегали болот и страшных злокачественных лихорадок, распространяемых испарениями реки. Не переставая совещаться, все уселись в маленький туземный челнок, род пироги, выдолбленный из древесного ствола. Кунье собирался уже оттолкнуть лодку от берега, как Лаеннек остановил его, напомнив, что нет еще Уале.

«Человек пустыни», как называли его африканцы, свистнул. В ответ послышался собачий лай; несколько минут спустя в высокой траве появилось громадное животное с окровавленной пастью и обглоданной костью в зубах. Одним прыжком собака очутилась в лодке, которая покачнулась от ее тяжести, и, ворча, легла у ног своего хозяина.

— Ну, Уале, — сказал Лаеннек, лаская ее, — кажется, охота была сегодня удачна.

Собака опять глухо заворчала.

— Она, должно быть, встретила зеленого сенона, обезьяну, до которой она очень лакома, — продолжал Лаеннек, как бы объясняя своим товарищам странные ухватки Уале.

— Вы разве всегда предоставляете вашей собаке самой искать себе пищу? — спросил Барте.

— Когда мы останавливаемся в деревнях, она питается около нас, и Буана приготовляет ей кашу из проса с кислым молоком, которую Уале очень любит. Но когда мы путешествуем, собака должна сама добывать себе обед; я это делаю не без цели: привычка воевать с дикими зверями, чтобы прокормить себя, делает Уале до того свирепым, что он не боится ни зверей, ни людей и будет защищать нас и от львов и от кумиров.

— Это еще что такое?

— Кумирами называют негров, прогнанных из всех деревень за какие-нибудь преступления; они собираются бандами, грабят караваны и нападают на искателей пальмового масла, словом, разбойничают в лесах, и могу уверить вас, что Уале питает особую ненависть к людям этого рода.

— Неужели вы думаете, что мы можем встретить этих кумиров на дороге?

— Их самих нам опасаться нечего. Это раса шакалов, которую я презираю, и, кроме того, они меня знают очень хорошо и не решатся попасться мне навстречу, но они могут зато поднять против нас какое-нибудь племя.

Лаеннек закончил фразу, по привычке, нервным движением головы.

— И тогда? — спросил Барте.

— Мы будем вынуждены взяться за карабины, и вы увидите, что Уале сделает свое дело; он известен так же, как и я, на берегах Конго. Во всех негритянских деревнях мою собаку называют Соле Явуа, чертова собака; Уале спасал мне жизнь раз двенадцать.

— Он очень опасен?

— Посмотрите на его необыкновенный рост, сильные мускулы, воловью шею, голову, круглую, как шар, глаза, налитые кровью, широкий нос, острые клыки и скажите мне: не нарочно ли создана эта собака для того, чтобы нападать на врагов? Я уже вам сказал, что в своем ошейнике с железными остриями она не боится льва.

— Я никогда не видал такой собаки, — сказал Гиллуа, который, оставаясь в задумчивости до сих пор, вмешался теперь в разговор. — Это, должно быть, один из последних потомков той породы собак, обладая которыми древние сражались с тиграми.

— Я не знаю происхождения Уале, — продолжал бывший моряк. — Его мне дали щенком португальские торговцы невольниками, которым я оказал услугу. В обыкновенное время это самое кроткое животное, оно позволит ребенку теребить себя, но когда мы странствуем — горе злоумышленникам. Человек никогда не освобождался из ее лап живым.

Во время этого разговора Кунье, ждавший сигнала к отъезду, небрежно поднял кость, которую собака уронила на дно лодки, и хотел бросить ее в реку, но вдруг подал кость Лаеннеку.

— Что такое? — спросил тот.

— Узнаете вы, какого зверя растерзал Уале сегодня?

— Что мне за нужда? Бери весло, пора выбраться на средину реки, нехорошо оставаться у этих берегов, когда настанет ночь!

— Друг, — продолжал негр, — это человечья кость.

При этих словах Гиллуа и Барте задрожали от ужаса.

— Кость человечья, — сказал тихим голосом начальник маленького каравана. — Если так, пора отсюда убираться! Опасность ближе к нам, нежели я думал, потому что Уале никогда не нападает по-пустому…

Лодка отчалила от берега и быстро выдвинулась на средину реки. Настала ночь… Одна из тех безлунных ночей на экваторе, которые не позволяют даже самому зоркому глазу ничего различить. Каждый путешественник занял свое обычное место: Лаеннек — у руля, молодые люди — посредине лодки, Буана и ее товарищ поочередно гребли, сменяясь каждый час. Под влиянием волнения, вызванного загадкой Кунье и словами Лаенмека, никто не прерывал тишины, и странник по африканским лесам, которому следовало бы успокоить всеобщие опасения, казался погруженным в себя до такой степени, что не заботился даже о движении пироги.