Джон Бэнвилл - Неприкасаемый

• Название: Неприкасаемый
• Автор: Джон Бэнвилл
• Издательство: Торнтон и Сагден
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-93923-028-8

Легендарная кембриджская пятерка — люди, всю свою жизнь отдавшие служению советской системе, в одночасье рассыпавшейся в прах. Кто они? Герои? Авантюристы? Патриоты или предатели? Граждане мира? Сегодня их судьбам вполне применимо крылатое выражение «Когда боги смеются…». Боги здесь — история, нам, смертным, не дано знать, каков будет ее окончательный суд.

Джон Бэнвилл, один из самых ярких представителей англоирландской литературы, не берется взвешивать «шпионские подвиги» участников «пятерки» на чаше исторических весов. Он рассказывает о жизни Виктора Маскелла — полувымышленного персонажа — во всей ее парадоксальной противоречивости. Советский агент и представитель английской элиты; романтика служения благородным идеям и психопатологическая трясина сексуальных отношений; чистая юношеская университетская дружба; спайка единомышленников и разнузданная вседозволенность; коварное предательство…

Боги посмеялись над персонажем Бэнвилла, но читателю предоставляется возможность убедиться, что божественного смеха достойны не статисты в историческом спектакле, а его творцы и герои.

---

Кончается лето. И мое время. К концу этих окрашенных багрянцем вечеров я особенно ощущаю близкий мрак. Мой тремор, моя опухоль.

Лондон во время воздушных налетов. Да. У всех есть что рассказать, каждый вспоминает какой-нибудь случай. Минные тральщики на Темзе. В горящем складу сотни бочек с краской взлетают подобно ракетам. По Бонд-стрит идет, шатаясь, женщина в одних подвязках — юбку сдуло взрывом, — муж пятится вприпрыжку, держа перед ней словно плащ тореадора бесполезно распахнутый пиджак. После падения случайной бомбы на зоопарк Ник, вернувшийся из поездки в Оксфорд, клялся, что видел пару зебр, трусивших посередине Принц-Альберт-стрит; он заметил их аккуратные черные гривы и изящные копыта.

Und so weiter…[23]

Как-то утром, вскоре после возвращения из Ирландии, я сидел на кухне. В халате, босиком спустился позавтракать не очухавшийся после пьянки Бой. Поджарил себе хлеб и хлебнул шампанского. От него разило спермой и чесночным перегаром.

— Нашел, черт побери, время удирать, — проворчал он. — Немцы тут без тебя ни на минуту не унимались. Бум, бум, бум, день и ночь.

— Умер отец, — ответил я, — разве я не говорил?

— Тьфу! Нашел оправдание. — Он насмешливо взглянул на меня. Снова уже полупьян. — Знаешь, а в этой форме ты и вправду выглядишь весьма соблазнительно. Какой товар пропадает. На днях в баре Реформ-клуба я познакомился с одним парнем. Летчик со «Спитфайра». В то утро вылетал на задание. Сбили над Ла-Маншем, вывалился с парашютом, подобрала спасательная шлюпка и, поверишь ли, три часа спустя сидел в баре, потягивал «Пимм». Глаза испуганные, улыбка до ушей, на одном глазу очень привлекательная повязка. Мы направились к маме Бейли и сняли у нее номер. Черт побери, это было все равно как трахать молодую кобылку, сплошные нервы, закушенные удила и клочья пены. У него это был первый и, надеюсь, последний раз. Война: нет худа без добра. — Он задумчиво глядел, как я готовлю завтрак. Его всегда забавляло мое сложное отношение к этим вещам. — Между прочим, — продолжал он, — наклевывается работенка, по-моему, как раз по твоей части. Существуют курьеры так называемых дружественных правительств, которые каждую неделю ездят ночным поездом в Эдинбург для отправки депеш военными кораблями. Нам приказано заглянуть в их содержимое. Курьеры лягушатников, турок и всей этой ненадежной компании. — Бой плеснул себе еще шампанского. Пена перелилась через край, и он смахнул ее с грязного стола, потом облизал пальцы. — До этого додумался не кто иной, как Ник, — сказал он. — Признаюсь, очень умный план, я был поражен. Он нашел парня, какого-то сапожника или вроде того, который будет распарывать мешки с почтой, не трогая печатей, понимаешь? Ты заглядываешь в документы, откладывая в своей выдающейся фотографической памяти лакомые кусочки, затем возвращаешь документы в мешок, а сапожник Ноббс или Доббс заделывает швы, и никто ничего не узнает… то есть кроме нас.

Я разглядывал блестевшую на солнце у моих ног лужицу. По утрам на меня находит какая-то подавленность, болит голова. Я становлюсь раздражительным чуть ли не до слез.

— А кто это «мы»? — спросил я.

— Ну конечно, Департамент. И кто-нибудь еще, с кем мы, возможно, захотим поделиться секретами, — подмигнул он. — Как по-твоему? Высший класс, а?

Бой пьяно ухмылялся, мотая головой, у него двоилось в глазах.

— А как достать мешки? — спросил я.

— Что? — заморгал он. — Ах да, тут в игру вступает Данни.

— Данни?

— Данни Перкинс. Он может все. Увидишь.

Иногда у Боя проявлялся впечатляющий пророческий дар.

— Данни Перкинс, — повторил я. — Где вообще ты откопал человека с таким именем?

Бой расхохотался. Хохот перешел в его обычный ужасный сдавленный кашель.

— Черт возьми, Вик, — прохрипел он, колотя ладонью по груди, — какой же ты зануда. — Он встал. — Пошли, — произнес он, тяжело сопя своим большим рябым носом. — Сам узнаешь его родословную.

На неверных ногах он поднялся впереди меня по лестнице и распахнул дверь своей спальни. Меня прежде всего поразило, что обычный тяжелый дух заметно изменился в лучшую сторону. В помещении еще оставался запах Боя — немытого тела, чеснока и чего-то прогорклого, прокисшего, происхождение которого было бесполезно определять, — но сквозь него проникал более тонкий, но не менее острый аромат, как будто в львиной клетке поселилась, скажем, стая голубей. Постелью Бою служил брошенный на пол матрас. На матрасе, среди ватных одеял и грязных простыней, лежал небольшого роста, плотно сложенный парень с очень бледной, почти прозрачной кожей, что обычно было верным признаком принадлежности к рабочему классу. На нем были распахнутая нижняя сорочка, защитного цвета штаны и расшнурованные армейские башмаки. Заложив руку за голову и скрестив согнутые в коленях ноги, парень читал номер «Титбитс». Глаз остановился на его влажной с синеватым отливом впадине подмышки. Голова в сравнении с широкими плечами и толстой шеей была несколько маловата, и эта несоразмерность придавала его внешности почти девическое изящество. Высоко подстриженные с боков тонкие черные волосы спадали на бледный, прыщавый лоб. Мне вспомнился райский эпизод, когда много лет назад я впервые увидел в Оксфорде спавшего в отцовском саду Бобра.

— Рядовой Перкинс, сми-ирно! — гаркнул Бой. — Не видишь, перед тобой офицер? Это капитан Маскелл. Поприветствуем его.

Данни в ответ лениво ухмыльнулся, отложил журнал, перекатился на колени и, присев среди разбросанных спальных принадлежностей, стал невозмутимо, с дружелюбным интересом, разглядывать меня.

— Очень приятно, — проговорил он. — Мистер Баннистер мне много о вас рассказывал, в самом деле.

Он говорил мягким доверительным тоном, как бы делясь с вами секретом. Его уэльский акцент выглядел почти пародией.

— Виктор, не верь ему, — рассмеялся Бой, — он неисправимый лгун. Я ни разу не упоминал ему о тебе.

Данни, снова невозмутимо ухмыльнувшись, продолжал разглядывать меня с видом доброжелательного противника в борцовской встрече, словно прикидывая захват, который уложит меня на ковер без особого ущерба для нас обоих. У меня взмокли ладони.

Все еще смеясь, Бой тяжело опустился на матрас, сел скрестив ноги и обнял Данни за талию. Халат распахнулся, и я старался не смотреть на высовывавшийся из копны волос большой отвислый член.

— Я рассказал капитану Маскеллу о нашем плане потрясти курьеров, — сказал Бой. — Он хочет знать, каким образом мы заполучим у них мешки. Я сказал, что это по твоей части.

Данни, играя тугими мышцами, пожал плечами.

— Ну, просто придется любезно попросить их, не так ли? — ответил он в своей вкрадчивой манере.

Бой рассмеялся и, снова закашлявшись, стал бить себя по груди.

— Слушай, холостяк, — произнес он, передразнивая акцент парня, — ты мне передаешь эти бумаги, и я тебя смачно расцелую.

Он неуклюже попытался обнять Данни, но тот добродушно двинул его бедром, и он, смеясь и кашляя, в распахнутом халате повалился на постель, крутя ногами как при езде на велосипеде. Данни Перкинс, качая головой, глазел на эту картину.

— Он страшный пропойца, верно, капитан Маскелл?

— Виктор, — сказал я. — Зови меня Виктор.

Скоро Бой, повернувшись к нам волосатым задом и, как ребенок, сложив под щеку ладошки, погрузился в пьяный сон. Данни заботливо накрыл его одеялом, и мы спустились на кухню. Данни, по-прежнему в ночной сорочке, налил в кружку остывшего чая, всыпал четыре ложки сахара и стал помешивать.

— Пересохло во рту, — сказал он. — Вчера вечером он заставил меня пить шампанское, а моя душа его не принимает. — Солнечное пятно переместилось с пола на стул и теперь заливало светом этого, широко улыбающегося широкоплечего немытого ангела. Он поднял глаза к потолку. — Давно его знаешь?

— Вместе учились в Кембридже, — ответил я. — Старые друзья.

— И ты тоже левак, как и он?

— Разве он левак?

Данни в ответ только тряхнул головой и фыркнул.

— А ты, — спросил я, — ты давно его знаешь?

Он ковырнул прыщик на руке.

— Видите ли, я певец.

— Певец! — воскликнул я. — Боже милостивый…

Он добродушно, не обижаясь, улыбнулся.

— Отец пел в церкви, — помолчав, сказал он. — У него был большой красоты голос.

Я покраснел.

— Извини, — сказал я.

Данни молча кивнул, принимая мои извинения как должное.

— Я получил место в хоре «Чу Чин Чоу», — продолжал он. — Там было замечательно. Так я познакомился с мистером Баннистером. Однажды вечером он стоял в машине у дверей зала. Ждал кого-то еще, но тут увидел меня и, значит… — Данни проказливо и немного грустно улыбнулся. — Романтично, не правда ли? — Ссутулившись, он задумчиво прихлебывал чай, заглядывая в светлые уголки своей памяти. — Потом началась эта треклятая война, и о подмостках пришлось забыть. — Какое-то время он еще пребывал в унынии, потом снова повеселел. — Однако мы еще позабавимся с этими курьерами, верно? Я всегда любил кататься на поездах.