Нина Искренко - 151 стихотворение

• Название: 151 стихотворение
• Автор: Нина Искренко
• Жанр: Поэзия

Стихи разных лет

---

23–26.10.91

сухое красное вино…

сухое красное вино
любимой капнуло на телекс
и моментально превратилось
в сырое красное пятно
любимая сказала — о!
что за бардак

дунул ветер — залаяли собаки
стукнул молоток
и бывший мальчик для битья
а ныне деятель искусства
сказал моей любимой устно
не плачь любимая моя
здесь нет мотива для самоубийства
и мы быстро выпили еще по одной

наступило утро — ветер усилился
позвонил Ной
говорит — собирайтесь
через час отправляемся
мы в нерешительности переглянулись
и в нерешительности выпили еще по одной

потом пробило два часа
потом четыре — восемь с половиной
зажгли сандал — потом лаванду
потом устали а потом
я все-таки спросила где ты был
в момент последнего удара
ведь мы с Тамарой ходим парой
ты не был там
он побледнел
от этих слов и тотчас же закрыл
лицо свое и пол газетой старой
как шестизначный мимикрыл

за окном стало накрапывать
свет неожиданно погас
в дверь постучали
явился слесарь
дернул кран
мы оказались в кинозале
где нам злодейство показали
и пили кровь и дибазол
из трех корон как Цинандали
мы замерзали с трех сторон

Вода медленно поднималась. На первом этаже послышался звон разбитого стекла. На подоконник сел голубь, растопырив мокрые перья. Стуча клювом он поглядывал на бутылочку оливкового масла с надписью Made in Spain на этикетке. Тикал таймер остывающей печки. Любимая колдовала со слесарем в ванной. Несмотря на предрассветный час небо не прояснялось.

мы пили красное вино
и положив на плечи ноги
читали наизусть две книги
хотя хватило б и одной
из уст в уста читали книги
где было все предрешено
мелким шрифтом
с параллельными местами
и условными обозначениями
в частности пункт А
оказался пятым а В шестым
темп нарастал — дыхание участилось
любимая еще спала и во сне улыбалась
понюхав крепких и приятных
искусство требовало чистых — первородных
и новых жертв
вода достигла — комната всплыла
положив предел высокоумию гордых
с последней прямотой бетонного угла
я вздрогнула
он расстегнул
она дала
мои чертежи остались нетронутыми
голубь на подоконнике наклонил голову
и несколько раз отчетливо произнес
слесарь! слесарь! слесарь!
окно растворилось и вода хлынула внутрь

23.1.92

Аппарат 46

он видит мир горизонтальным
лежащим — полуобнаженным
куда легко войти с ножом и
ножом блаженствовать зеркальным

он обнажением безмолвным
не наслаждается впрямую
но видит жизнь совсем иную
лишь бегло теребя камею

под угловым наклоном малым
он лишь слегка приподнимает
станок покрытый телом жизни
и тело корчится от жизни

а вздрогнуть все-таки не смеет
а все-таки ему вертеться
вокруг оси обетованной
не обязательно и странно

не обязательно совсем
чего вертеться-то Господи

Господи сохрани и спаси
падших ангелов твоих беспечальных
и мнимых иноков твоих
твоих ветреных рабов обуянных гордыней
и денно и нощно о бренном пекущихся
недоосмысленных и немощных чад твоих

лежащим и горизонтальным
он видит мир — совсем отдельным
каких-нибудь двоих-троих
зажатых светом и струбциной
священнодействуя за сценой
пока не пропоет петух

и слабый отсвет марганцовки
уже вошедшей в образ крови
покроет мрамор и линолеум и гравий
и робкий график
на миллиметровке

29.4.93

она выгибается когда целует…

она выгибается когда целует
и цепенеет когда обманывается
она не выёбывается
она выматывается
то захлебнется то уцелеет
она ненавидит дизайн для уродов
когда ей одно в другое врезается
я даже не знаю как это называется
впрочем так и называется — для уродов
она бы рада пройтись и пАхнуть
свистеть на ветке Высокой Моды
но эти морды — им лишь бы пухнуть
от пива
им лишь бы трахнуть
трое грузят фанеру в подъезде
простой уставился весь на взводе
пойти и дать ему смеха ради
по морде
и тут же с шиком уехать в Сочи
к французам уехать или в Сан-Франциско
не близко правда зато без сдачи
но очень-очень не близко
и вот она едет на Пушку с мужем
рука спокойно лежит на поручне
скользя в пространстве разбитом на парочки
спокойно думает — это мы можем —
рука спокойно лежит на пушке
фанеру грузят — морды алеют
дизайнеры вляпываются в собачьи какашки
уроды выёбываются
она целует

06.06.93

захотелось немножко…

захотелось немножко пожить
не по средствам
непосредственно то есть
захотелось пожить
непосредственно жизнь это что?
так… сложить-разложить
захотелось… да нет расхотелось уж
раз не по средствам
захотелось измыслить заведомо ложно
из отъявленной мухи
откровенно большого слона
но пока растекалась по древу
большая в пузыриках мелких слюна
против мух были брошены танки
алё вас не слышно
где ты милая?
чтоб ты пропала
пропала куда говорю
нет нет нет говорить не могу
говорить это знаешь работа
приезжай поработаем
подтвердим что ничто не забыто
кроме зонтика
ну приезжай расскажи мне про деньги
я рис с абрикосом сварю
нет? не хочешь? ну с Богом
не буду варить ничего
посижу в своем кресле
что может быть лучше сидения в кресле?
в кресле кроме сидения
есть спинка и два подлокотника — если
всё это использовать с толком
то больше пожалуй не нужно уже ничего
лишь закроешь глаза — вот она
непосредственно жизнь
узнаю ли тебя
голубой экскаватор в платочке
я торчу непосредственно
в каждой сжимаемой вздохами точке
в каждой ямке монетке точилке
кленовом листочке
я сжимаюсь торчу откровенно
работаю ботаю ботаю ботаю

10.07.93

я вечный двигатель…

я вечный двигатель Соломенной Сторожки
я рожица кривая — плавильный агрегат
фамильных благоглупостей
бирюлек драгоценных
Карл-Фридрих-Цейсс — бинокль
концертный для разглядывания слез
и тонких вен
и разноцветных бусинок зачатья
я часть той силы что
почти что нечисть но терплю
перехожу грозу по отрывному
над-пропастью-во-ржи-календарю
двумя руками открывая двери
в пространство междометий и волков
накопленных в капкане метрополитена
корплю над устрицей —
над скорбным завитком
телесности оправленной в терпимость
в бесчувственность
бесчисленных домов терпимости
над нашей головой
захлопнувших спасительные крыши
я наименьший вездесущий и тишайший
высасыватель мозговых костей
и сердобольных новостей
я здесь я пусть я в некотором роде
проглатывая изморось и клинопись и пыль
на бабушкином трепетном комоде
и кое-что еще
я — вот-вот чтобы не забыть
я бедный Нью-Йорик
в блестящей обертке
от шоколадного батончика «Сникерс»
торжественно
обещаю
и клянусь
ГОРЯЧО ГОРЯЧО ГОРЯЧО ГОРЯЧО
любить

2.4.93

она поцеловала его в подушку…

она поцеловала его в подушку
а он поцеловал ее в край пододеяльника
а она поцеловала его в наволочку
а он ее в последнюю горящую лампочку в люстре
она вытянувшись поцеловала его в спинку стула
а он наклонившись поцеловал ее в ручку кресла
тогда она изловчилась и поцеловала его
в кнопку будильника
а он тут же поцеловал ее
в дверцу холодильника
ах так — она немедленно поцеловала его в скатерть
а он заметил что скатерть уже в прачечной
и как бы между прочим
поцеловал ее в замочную скважину
она тут же поцеловала его в зонтик
зонтик раскрылся и улетел
и ему ничего не оставалось как
поцеловать ее в мыльницу
которая вся пошла пузырями
и уплыла в Средиземное море
но она не растерялась
и поцеловала его в светофор
загорелся красный свет и он
не переходя улицу
поцеловал ее в яблочный мармелад
она стала целовать его
всего перемазанного мармеладом
и в хвост и в гриву
и в витрину Елисеевского гастронома
и в компьютер «Макинтош»
а он нарочно подставлял ей то одну
то другую ланиту дискету
не забывая при этом целовать ее в каждый
кохиноровский карандаш
и в каждый смычок
Государственного симфонического оркестра
под руководством Геннадия Рождественского
в каждый волосок каждого смычка
исполняющего верхнее до-диез-бемоль
с тремя точками
и выматывающим душу фермато
переходящим в тремоло литавр
РРРРРРРРррррррр
она поцеловала его в литр кваса
и белый коралл в керамической кружке на подоконнике
и сказала — Господи, мы совсем с ума сошли
надо же огурцы сажать
и на стол накрывать — сейчас гости придут
а у нас конь не валялся
и даже НЕ ПРО-ПЫ-ЛЕ-СО-ШЕ-НО!
он сказал — конечно конечно
вскочил на пылесос
посадил ее перед собой
дернул поводья и нажал кнопку ПУСК
и — ААААААААаааааааааааааа
вскачь полетели они
в сине-зеленом мокром снеге
в развевающихся крылатках
шитых бисером российских новостей
и отороченных по краю сельдереем
и укропом в четыре карата
и еще тридцать две с половиной минуты
стекленели от медно-ковыльного ветра в ушах
вшиваясь торпедой под кожу
искаженного в целом пространства
и беспрестанно изо всех сил целуя друг друга
в начищенные купола
Троице-Сергиевой Лавры

11.4.93