Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель

• Название: Голоса выжженных земель
• Автор: Андрей Гребенщиков
• Издательство: Аст
• Жанр: Постапокалипсис
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091353-4

НИЖЕ АДА. На сей раз карта «Вселенной Метро 2033» открывается в сердце Урала: местом действия романа «Ниже ада» становится постъядерный Екатеринбург. Андрей Гребенщиков, коренной свердловчанин, показывает нам один из самых загадочных и зловещих городов выжженной планеты. Вместе с мальчишками, которым судьба приказала стать героями, вы пройдете не только через туннели тамошнего метро, но и отправитесь в таинственную глубь уральских гор, будете сражаться с невиданными чудовищами и делать удивительные открытия... ОБИТЕЛЬ СНОВ. Кому нужен антиквариат в постапокалипсисе? Не автомат или ботинки, сделанные еще до ядерного армагеддона, а настоящий, вроде мобильного телефона или цифрового фотоаппарата? Никому? Преуспевающий бизнесмен Александр Кузнецов со станции московского метро Бульвар Дмитрия Донского может с этим поспорить. Дело уважаемого антиквара столь прибыльно, что его единственный родственник и наследник, юный племянник Ник, по меркам Метро вполне может считаться «золотой молодежью» и жить припеваючи. И вдруг все меняется — настолько резко, что дух захватывает. Кто виноват? Злой случай? Судьба? А может, ответы хранятся в маленькой черной коробочке?.. СЕСТРЫ ПЕЧАЛИ. Это книга забытых имен и потерянных душ. Безымянные герои в поисках своей судьбы на ощупь бредут во тьме. Их путь — десятки и сотни километров по радиоактивной, выжженной земле навстречу друг другу. Их жизни — на кончиках пальцев сестер, плетущих нити человеческих страстей. Их будущее — сон умирающей в муках ведуньи. Их прошлое — слезы и смерть. В борьбе за настоящее они пойдут до конца…

---

— Баба. Тряпка и баба, — презрительно заключил Вольф, убирая в кобуру незаряженный пистолет.

— А ты — старый идиот! — не выдержал Валентин Пантелеевич. — Все тешишь себя мыслями, что на западных станциях еще кто-то жив? Веришь, что помнят тебя? Что ждут? Что ты свистнешь — а они сразу и примчатся?

— Верю, — твердо сказал Вольф. — Ждут и помнят. Меня, Валентин, забыть не получится.

Гринько дернулся и тихонько застонал.

* * *

— Костик, где мы? И куда мы идем? — разорвал затянувшуюся тишину негромкий, почему-то охрипший голос Ивана.

Живчик ответил не сразу, а ответив, говорил медленно, будто подбирая слова:

— Что случилось после нападения Князя, мне неизвестно — попросту отрубился. Я не знаю, как мы оказались у Дядюшки этого несчастного, — он сказал, что отбил нас у гиганта, но так ли это на самом деле… Да и не важно, по большому счету. Главное, что местонахождение его обиталища — один сплошной секрет, поэтому куда мы движемся — тоже непонятно. Еще и компас сошел с ума — стрелка тупо наматывает круги вокруг оси.

Иван никак не отреагировал на услышанное, вновь погрузившись в изматывающее молчание.

Косте безумно хотелось сказать что-нибудь ободряющее, внушающее оптимизм, хотя бы и самую отъявленную ложь или бессмыслицу, лишь бы избежать гнетущей, давящей на сознание тишины. Однако Ваня внезапно заговорил первым:

— Знаешь, я много думал в последнее время над твоими словами… Что мы навсегда заперты в аду, и единственный путь — все ниже и ниже.

Федотов попытался вспомнить подробности той безрадостной беседы, которая, как сейчас оказалось, происходила чуть не в земном раю — на свободной и по-своему счастливой Ботанической. Но подробности разговора упорно ускользали из памяти, слишком уж абстрактной и отвлеченной была его тема.

— Живчик, а что находится ниже ада?

Костя замялся, не ожидая подобного интереса:

— Ну… насколько я помню, в Библии есть указание, что нижним пределом является Геенна огненная.

— И что там?

— Там? Там уже ничего, только огонь… Душам остается лишь гореть в этом вечном огне, без надежды на прощение и вознесение.

— А мы?

— Что мы? — не понял Федотов.

Мрачный, совершенно неуместный сейчас диалог начинал раздражать его, но предаваться в тишине собственным безрадостным мыслям было намного хуже.

— У нас… есть надежда?

Костя подавил порыв ляпнуть бездумные «да», «конечно», «а как же иначе?». На что лично он, Федотов Константин, надеется? Куда стремится? Что ждет от будущего, когда все прошлое — любимое, дорогое прошлое — полыхает погребальным костром? Когда за спиной лишь пустота, да и в сердце тоже, а ведет его лишь элементарный инстинкт самосохранения? Глупый и лживый ответ. Что тогда? Ответственность за жизнь друга? Стоит ли себя идеализировать…

— Нет у нас никакой надежды, Ванька. Одно упрямство, жажда мести и крови. Злоба и ярость. Лютая злоба и отчаянная ярость.

Иван задумался, а затем без всякого выражения произнес:

— Завидую я тебе. Потому что сам не ощущаю ни-че-го. Одного хочу, чтобы быстрее все закончилось. Без разницы, как, лишь бы поскорее.

Живчик с трудом сдержал стон. «Бедный парень, разве он заслужил такое…» Костя пытался представить, каково это — лишиться всего в жизни, ослепнуть и остаться запертым в клетке из боли и невыносимой памяти. Он не осуждал друга за слабость — разве самому удалось бы не сломаться? Но вслух сказал:

— Не надо так, Ваня. Разве Светик хотела бы видеть тебя таким? А что сказал бы дед? Он от рака умирал, мучился жутко, а тебя, да и всех нас, кто его любил, успокаивал, к мужеству призывал! Разве мы теперь вправе… Мы покуда живы, и жизнь свою так просто не отдадим. Так что заканчивай ты с этими пораженческими настроениями.

Но Мальгин, казалось, его не слышал.

— Впереди что-то очень-очень плохое, — прошептал он. — Темное. Ждущее. Голодное.

Повязка на глазах Ивана вновь намокла и побагровела, а по щекам заструились тоненькие кровавые ручейки.

Живчик выругался про себя, извлек из вещмешка кусочек ткани и энергичными, злыми движениями быстро протер лицо товарища, при этом приговаривая:

— Все они тут ненасытные и совсем не светлые. Прорвемся, дозорный! Нет у нас с тобой другого выхода…

— Ты что-нибудь слышишь? — спустя какое-то время обратился Живчик к Ивану.

Тот обреченно пожал плечами:

— Не переставая, постоянно. Даже во сне.

Костя недоуменно хмыкнул и, оставив друга в покое, приложился ухом к бетонному полу. Ему чудился шелестящий, отрывистый звук, доносящийся оттуда-то из глубины туннелей.

«Может, подземная река?» — попытался успокоить себя он. Получилось не очень убедительно. Шум то нарастал, приближаясь, то надолго смолкал, но обязательно появлялся вновь. Последние полчаса Живчик не выпускал из напряженных рук свой верный, успокаивающий и придающий сил АК, но, вопреки обыкновению, помогало это слабо: страх неизвестности вчистую переигрывал холодную и расчетливую веру в непогрешимость всесильного оружия.

После продолжительной и довольно крутой дуги туннель вывел друзей на абсолютно прямой участок пути — мощный фонарик Живчика никак не мог нащупать противоположного конца коридора, и это немного успокаивало — значит, неведомый враг не сможет подкрасться незамеченным или выскочить из-за поворота. В это время Иван что-то отрывисто прошептал, испугав и без того шарахающегося от каждого звука Костю.

— Ч-что? Что ты сказал?

Мальгин одними губами произнес:

— Уроборос.

Живчик, разозлившись на несущего невнятности товарища, хотел было переспросить, как темнота вдалеке пришла в движение, и послышался знакомый пугающий шелест. А Иван больше не шептал, он кричал, без устали повторяя:

— Уроборос! Уроборос! Уроборос!

Федотов тоже орал, в отчаянье, пытаясь вырвать свою руку из насмерть сжавшейся кисти друга. Живчик значительно превосходил Ивана в силе и физической подготовке, но сейчас именно худосочный, никогда не отличавшийся особенной статью и мощью мальчишка тащил его за собой, увлекая навстречу взбесившейся, ожившей тьме.

— Уроборос! Уроборос! Уроборос!

* * *

— Давайте-ка, други, выпьем трофейного коньячку. Как раз для такого случая берег. — Генрих Станиславович с видом радушного хозяина наполнил три хрустальных рюмочки резко пахнущей жидкостью.

До сих пор пребывающий в прострации Гринько покорно принял подношение и механическим движением опрокинул драгоценный алкоголь себе в горло.

— Молодца! — похвалил Вольф. — Даже не поморщился. Но ты все равно закуси, закуси. Лимончика, к сожалению, сохранить не удалось, но вот шоколадку для хорошего человека не пожалею.

Валентин Пантелеевич с осуждением смотрел на седого генерала. Давным-давно он учил прямолинейного и не лезущего за словом в карман офицера искусству дипломатии, в том числе технике «плохой-хороший». Правда эта ролевая разводка была рассчитана на двух человек, а его бывший ученик умудрялся соединить оба сценария в себе одном — когда успешно, а когда и топорно, как произошло с беднягой Славиком. С другой стороны, Гринько уже потихоньку приходил в себя и даже смотрел на своего мучителя без откровенной ненависти и желания немедленно растерзать на кусочки. Значит, перспективному, но пока не сильно искушенному во взрослых игрищах подопечному Терентьева достаточно и такой грубой халтуры. «Над мальчишкой еще работать и работать…»

Вольф, разгадав мысли престарелого наставника, виновато улыбнулся ему. Мол, «Извини, Пантелеич, но зачем тратить лишние силы, если и так вполне сгодится?», и тут же озорно подмигнул: «Не переживай, научим твоего сосунка уму-разуму».

Валентин Пантелеевич демонстративно проигнорировал пантомиму и с кислой физиономией пригубил свою порцию коньяка.

— Ты кушай, кушай шоколадку, Славик, — ворковал над юношей отчаянно веселящийся Генрих. — Мозгам, особенно молодым и не замшелым, оно очень даже потребно. Кушай, и зла на меня, старика, не держи. Каюсь, погорячился… Сейчас еще по одной выпьем, за дружбу и мир между поколениями, а потом беги в архив, там в спецхран с Ботаники как раз доставили личные бумаги коменданта Федотова. Надеюсь, нужные ответы в них найдутся. А вечером заходи без всяких стеснений ко мне: найденное обсудим, обнаруженное посмотрим, ну и выпьем опять-таки.

Гринько предпочел надолго не задерживаться, торопливо, без видимого удовольствия сжевал крохотную плитку настоящего «доисторического» шоколада и, вежливо попрощавшись, стремительно выскочил из кабинета.

Оставшись наедине, Вольф немедленно отбросил показное веселье и с задумчивым видом уселся напротив Терентьева: