Андрей Гребенщиков - Голоса выжженных земель

• Название: Голоса выжженных земель
• Автор: Андрей Гребенщиков
• Издательство: Аст
• Жанр: Постапокалипсис
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091353-4

НИЖЕ АДА. На сей раз карта «Вселенной Метро 2033» открывается в сердце Урала: местом действия романа «Ниже ада» становится постъядерный Екатеринбург. Андрей Гребенщиков, коренной свердловчанин, показывает нам один из самых загадочных и зловещих городов выжженной планеты. Вместе с мальчишками, которым судьба приказала стать героями, вы пройдете не только через туннели тамошнего метро, но и отправитесь в таинственную глубь уральских гор, будете сражаться с невиданными чудовищами и делать удивительные открытия... ОБИТЕЛЬ СНОВ. Кому нужен антиквариат в постапокалипсисе? Не автомат или ботинки, сделанные еще до ядерного армагеддона, а настоящий, вроде мобильного телефона или цифрового фотоаппарата? Никому? Преуспевающий бизнесмен Александр Кузнецов со станции московского метро Бульвар Дмитрия Донского может с этим поспорить. Дело уважаемого антиквара столь прибыльно, что его единственный родственник и наследник, юный племянник Ник, по меркам Метро вполне может считаться «золотой молодежью» и жить припеваючи. И вдруг все меняется — настолько резко, что дух захватывает. Кто виноват? Злой случай? Судьба? А может, ответы хранятся в маленькой черной коробочке?.. СЕСТРЫ ПЕЧАЛИ. Это книга забытых имен и потерянных душ. Безымянные герои в поисках своей судьбы на ощупь бредут во тьме. Их путь — десятки и сотни километров по радиоактивной, выжженной земле навстречу друг другу. Их жизни — на кончиках пальцев сестер, плетущих нити человеческих страстей. Их будущее — сон умирающей в муках ведуньи. Их прошлое — слезы и смерть. В борьбе за настоящее они пойдут до конца…

---

Гость с неподдельным интересом смотрел на распаляющегося, уже нетрезвого деда и искренне кивал, со всем соглашаясь.

— На мне кровь, на тебе кровь. И грехи наши будут только множиться, до самого неизбежного финала. Но грешим мы ради ангелов, вот ради них берем всю тяжесть на душу. Наверное, только этим и спасаемся, только так и оправдываемся… Они — чистые, они искупят все дерьмо, всю накопленную нами и предками дрянь! Их поколение. Если не они, то потом некому будет.

— Я знаю, Александр Евгеньевич, знаю, — у незнакомца был приятный, сильный голос, — время опять подходит к концу… В этот раз все произойдет быстро, и никаких тебе двух тысяч лет на «обдумывание».

Пришла очередь удивляться Мальгину:

— Вы… Ты из этих, из фаталистов, что ли? Вот бы никогда не подумал!

— Наоборот, Александр Евгеньевич, наоборот. Я — оптимист. Неисправимый. Побитый жизнью, но верить не переставший. Потому и отдаю все борьбе — есть за что биться, убиваться… и других убивать. Апокалипсис не пощадил никого из моих — беременная жена и близнецы остались по ту сторону… Когда-то и мне хотелось туда же… Но есть люди, ради которых нужно жить самому — не для себя, но жить. Мы с вами, уважаемый Александр Евгеньевич, должны дать шанс другим, зубами прогрызть для них дорогу, ногтями прорыть путь. Для Ванечки, для всех динамовских и уралмашевских детишек, да и вообще для всех станций, даже для разнесчастных площадников, будь они трижды неладны!

Гость ненадолго умолк, затем, взвешивая каждое слово, медленно проговорил:

— Я многое про вас слышал. Плохого, хорошего, очень хорошего и очень плохого. Где правда, а где ложь — не разберешь. Одно ясно, торговаться с Вами бесполезно. Вы человек твердой воли, захотите — сделаете, не захотите… Да, я немало пообещал Ботанической, и обещания свои не только сдержу, но и ничего не попрошу взамен. Тут я честен. Но…

— А вот и начинаются встречные «но», — Мальгин в шутку погрозил собеседнику пальцем. — Я слишком давно «в бизнесе», чтобы ждать чудес. Твой подход рискованный: получив дары, надо признать, щедрые, я не обязательно сделаю ответные, совсем не обязательно. Хотя он, подход то есть, мне нравится. Люблю безрассудство, построенное на тонком расчете.

Гость развел руками, изображая полнейшую невинность:

— Александр Евгеньевич, я знаю и уверен, что победа будет достигнута не на поле боя и не силой оружия. Настоящая война идет не между станциями или не в меру честолюбивыми людьми. Есть более тонкие материи — там все и решится… Я хочу найти Зеркало и Алтарь для героя.

Дед изумленно присвистнул:

— Вооот даже как… неожиданно, неожиданно. Поразили старика, неприятно поразили. Последний полководец, который умудрялся смешивать войну с мистикой и символизмом, чрезвычайно плохо кончил. Вы понимаете, о ком я?

— О ком же?

— О Гитлере, молодой человек, о Гитлере.

Незнакомец что-то резко ответил, но что именно, было уже не разобрать — маленький Ванечка уснул прямо на полу, крепко сжимая в руках драгоценную машинку.

Иван сокрушенно потряс головой:

— Как говорится, на самом интересном месте… Знал бы тогда, черта с два бы уснул. Этот визитер показался мне знакомым, кто он?

— Это Отшельник, тоже из серых кардиналов. Стоял за главой Динамо — идеолог, стратег и так далее. Мне приходилось с ним встречаться, поскольку группа Игната, куда, как ты помнишь, я входила, подчинялась непосредственно ему. Нас так и звали, «гвардейцы кардинала». Именно он отдал приказ Игнату заткнуть пробоину на треклятой свалке.

— Точно, — обрадовался Ваня. — Вспомнил! А что он пообещал деду?

— Думаю, поклялся не трогать Ботаническую.

— А в обмен попросил Зеркало и Алтарь, это понятно. Аня, ты можешь мне наконец объяснить, что это за ерунда такая? Зеркальце в обмен на мир…

Хозяйка нахмурилась:

— Ты зря ерничаешь. Во-первых, Зеркало и Алтарь не материальные предметы, это символы. Во-вторых, Отшельник просил информацию о них. В-третьих, если бы кто-то не любил поспать, особенно посреди важных разговоров, мы бы знали несоизмеримо больше! Как бы твой дед ни смеялся над Отшельником и его склонностью к мистике, он сам являлся большим мистиком. Идея Зеркала принадлежит именно ему. Теперь выбирай: я своими кривыми словами рассказываю или опять в воспоминания ударимся, к первоисточнику?

— Давай «кино»!

— Что такое зеркало? — неизвестно кого спросил дед и тут же сам ответил: — Предмет для познания, вернее самопознания. Окружающий мир мы познаем при помощи органов чувств, а вот для познания себя Природа и Бог нас никаким естеством не наградили. Потому человек изобрел зеркало, чтобы, так сказать, восполнить досадное упущение могущественных сил. Что бы человек ни делал, к чему бы ни стремился, вся его деятельность неизменно возвращается и направляется к познанию собственного «Я». Самопознание — мотив для движения, стимул для жизни и та «морковка», за которой мы всю жизнь беспрекословно следуем и которую никак не можем достать. Любое человеческое действие — суть выражение своего «Я». Именно поэтому нам всем требуется постоянная оценка окружающих: правильное ли действие, красивое, благородное и так далее. Проблема в том, что наши действия, а значит, и наше «Я» все время оценивают другие. Мы как бы любуемся собой в отражении чужого мнения, видим себя глазами посредника. Вот и получается, что мы существуем не сами по себе, а лишь в оценках и мнениях окружающих. Нам необходимо найти к «Я» самое важное и правильное прилагательное: мое «Я» красивое, мое — умное, мое — еще какое-то. Но прилагательное придумывает не «Я», а наблюдатель со стороны и в такой оценке «Я» деградирует до «Я по мнению Его», что совершенно не равняется чистому «Я». И мы ищем Зеркало — настоящее, объективное, способное отразить чистейшее «Я». Ищем и не находим, потому как давно его утеряли. Если обращаться к Библии, то как раз в момент изгнания из Эдемского сада. В раю или Бог был незамутненным отражением человеческой природы, или, наоборот, человек служил неким, пусть и несовершенным отражением божественного. Но это не так существенно, главное, что наши далекие предки владели Зеркалом, а оно владело их истинным отражением. Но человечество взрослело, училось порокам, напитывалось грехами, увлеченно потакая самым низменным позывам, и его отражение мутнело, искривлялось. Отражать стало некого — вместо человека остался лишь сгусток грязи. И Зеркало пропало, ушло, не желая нести в себе людскую черноту и тьму…

— Аня, прекрати, я ничего не понимаю! — взмолился взмокший от чрезмерных умственных усилий Иван.

— Ну-ка тихо! — цыкнула Хозяйка. — Чуть-чуть осталось.

А дед, меж тем, увлеченно продолжал:

— Отказавшись от самопознания, человек обрекал свой род на животное существование, ибо только животным свойственно не интересоваться собственной природой. Им достаточно поесть и дать потомство, на этом жизненный цикл считается успешно пройденным, можно удобрять землю гумусом из своего бесполезного тела, в котором душа никогда и не ночевала.

— Аня, я и при жизни деда это морализаторство ненавидел, — вновь заныл Ваня. — У меня зубы от тоски сводит.

— Я кого-то сейчас так по зубам ткну, что они всю жизнь ныть будут, вместе с прикушенным болтливым языком, — весьма убедительно пообещала бывшая сталкерша.

— Однако человечество спасло себя, — вещал старший Мальгин, — или Бог спас свое любимое творение, что, в общем, не суть. А суть в том, что нашелся чистый человек, непорочный, светлый, и взошел он на Алтарь чужих грехов, и взял он на себя всю тьму своего рода, и принял он смерть за всех нас. И человечество, очистившись от темноты и невежества, прозрело и ужаснулось, увидев глубину той пропасти, куда себя загнало.

— Аняяяя!

— Ну, ты достал! — Хозяйка так разъярилась, что пропало не только «кино», но и сама она стала совсем прозрачной. — У тебя не мозги, а желе в голове! Вообще думать отвык под землей…

— Анечка, миленькая, давай своими словами, а? Я вспомнил, дед свои лекции каким-то пришлым мужикам читал, они специально с Большого метро к нам добирались. Так даже у фанатиков этих ум за разум заходил и соображалка вскипала!

Поняв, что спорить бесполезно, девушка только беспомощно всплеснула руками:

— Ну, своими так своими. По мнению твоего дедушки, пороки тянут человека вниз, такая уж у него природа испорченная, и, чтобы окончательно не погрязнуть в грехах, ему нужно искупление, обновление, потрясение. Лишь этот акт позволяет хоть на сколько-то времени из полнейшего мрака вылезти, устыдиться. А Апокалипсис произошел, потому что цикл прервался, не нашелся новый искупитель, и люди рухнули в ад, созданный собственными руками. И продолжают уверенно погружаться все глубже и глубже. И так — пока совсем не достигнут дна, на чем история человеческая и закончится. Последний Апокалипсис добьет всех. Но спастись еще можно. Вся надежда на Искупителя. Александр Евгеньевич был уверен, что тот обязательно появится.