Борис Миронов - Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации

• Название: Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации
• Автор: Борис Миронов
• Издательство: Весь Мир
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7777-0551-8

Фундаментальные работы Б.Н. Миронова по социальной истории Российской империи и исторической антропометрии вызвали большой интерес российских и зарубежных ученых, а также привлекли внимание широкой читательской аудитории. Новаторские подходы автора вызвали в научной и даже околонаучной среде оживленную дискуссию. Особым вниманием у рецензентов пользуется монография «Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII — начало XX века» (2010 — 1-е изд., 2012 — 2-е изд.). Настоящая книга содержит ответы автора на отзывы, рецензии, статьи своих оппонентов, которые по разным причинам не были опубликованы ранее, либо были опубликованы с сокращениями. В этой книге автор выступает последовательным поборником аргументированной, содержательной и корректной научной критики.

---

Во-вторых, думский режим проявил жизнеспособность. Правительственная политика, направленная на постепенное изживание пережитков общинных и крепостнических отношений, на рост грамотности, установление равных гражданских прав для всех, развитие самоуправления и гражданского общества, по целям и средствам приближалась к оптимальной. В противовес ей оппозиция настаивала на немедленных радикальных реформах, как минимум аналогичных проведенным на Западе: для крестьян — экспроприация частновладельческих земель, для рабочих — высокая зарплата, 8-часовой рабочий день и полный социальный пакет, для всех этносов — полное национальное равноправие, для всех граждан — ликвидация социального, экономического и политического неравенства. При имевшихся в то время экономических и финансовых ресурсах, низкой культуре населения, невысокой производительности труда пытаться решить проблемы быстро, как настаивала оппозиция, было бы авантюрой — советский эксперимент это с очевидностью доказал. Поэтому, за немногими исключениями, правительство проявляло крайнюю осторожность, реформируя только то, что нельзя не изменить, откладывая отдельные реформы, до которых огромное большинство населения еще не доросло, а временами даже отступая от уже проведенных, если они обгоняли общественные потребности и возможности. Сказанное не означает, что верховная власть и правящий класс не совершали ошибок, но революции порождались ошибками всех политических акторов, а не только тех, кто стоял у власти.

Какие же контраргументы приводят оппоненты? Никаких — только спекуляции: малоубедительно, не верится, сомнительно и т.п. Типичный пример дает П.П. Щербинин: «Одно из принципиальных положений Миронова об отсутствии в России в начале XX в. всеобщего, системного кризиса самодержавия представляется мне малоубедительным. <…> Как игнорировать источники, свидетельствовавшие о явно кризисных явлениях, политическом бесправии, полицейском произволе. <…> Откуда пошли бунтарские проявления, рост протестных настроений, радикализм самых широких слоев в 1917 г.?» Моего подробного объяснения этих противоречий{73} оппонент не замечает, а скорее всего, просто не знает.

5. Предпосылки и причины революции

Н.А. Иванова, Т.Г. Леонтьева и П.П. Щербинин по существу сводят мое объяснение происхождения революции к умелому пиару оппозиции. Это не так. По моему мнению, в России начала XX в. реально существовали острые социальные, экономические, национальные, политические и культурные проблемы. Эти проблемы являлись предпосылками, или предварительными условиями, революции. К ним следует отнести и военные поражения. Но у всякой революции есть также и причины, т.е. обстоятельства, непосредственно ее порождающие. Непосредственная причина революций заключалась в борьбе за власть между разными группами элит: контрэлита в лице лидеров либерально-радикальной общественности хотела сама руководить модернизационным процессом и на революционной волне отнять власть у старой элиты. Именно она создала в стране атмосферу экономического и политического кризиса, подготовила почву для революции и вывела народ на улицы в решающий момент, воспользовавшись недовольством, вызванным вышеперечисленными проблемами, усугубленными бедствиями войны. Хорошо известно: степень недовольства умелой пропагандой можно дозировать — то разжигать до крайней степени, то понижать. И здесь необходимо учитывать важность фактора, долгое время остававшегося в тени — мощные и удачные PR-кампании со стороны оппозиции. Оппозиция в полной мере воспользовалась недовольством всех слоев населения в своих политических целях. PR-кампании явились мощным средством, с помощью которого оппозиция искусственно заостряла внимание общества на реально существовавших проблемах, преувеличивала их важность и, самое главное, предлагала быстрое и легкое их решение — свергнуть монархию и привести к власти оппозицию. С точки зрения манипулирования массовым сознанием и поведением и с точки зрения высокой организации и активного вмешательства внешних сил, революции начала XX в. мало отличались от произошедших в конце XX — начале XXI в. на постсоветском пространстве так называемых «бархатных» революций. Все их трудно называть стихийными. Однако по своим последствиям, масштабу, идеологии, целям российские революции — настоящие великие революции: они стремились перестроить мир на новых принципах, оказавшихся, как показал опыт, утопическими и даже опасными при их воплощении в жизнь.

Г. Фриз и Я. Коцонис совершенно правы, когда говорят: политический контекст революции является реальностью сам по себе, для понимания ее происхождения важно учитывать не только то, что было на самом деле, а как это воспринимали и что об этом думали общественность и народ. Обоснованию последнего тезиса посвящена целая глава «Современники о благосостоянии населения», и сделано это, по мнению Я. Коцониса, убедительно: «Мы, возможно, приближаемся к новому и более убедительному объяснению краха самодержавия благодаря осознанию рассогласования между объективно существующей реальностью и ее политическими интерпретациями, которое Миронов эффективно обрисовал». Факт расхождения между жизнью и ее отражением в головах современников и историков получает признание в современной зарубежной историографии{74}.

Только по недоразумению можно считать меня сторонником теории заговора в февральских событиях (А.А. Куренышев). Заговор и подготовка революции — совершенно разные вещи. Опираясь на новые данные С.В. Куликова, я предполагаю: февральские события готовились, в том числе посредством подогревания недовольства и раздражения, провоцирования протестов, мобилизации неудовлетворенных режимом и организации массовых выступлений. Борьба за власть как движущая сила октябрьских событий, их тщательная подготовка и организация большевиками ни у кого не вызывают сомнения, при этом лишь немногие историки считают большевиков заговорщиками. Обвинение меня в «снобистски-высокомерном отношении к народным массам» свидетельствует о незнакомстве А.А. Куренышева с моими работами и о невнимательном чтении обсуждаемой книги. Об этом же говорит и его утверждение, будто я «обвиняю участников освободительного движения в беспринципной жажде власти». Красной нитью в книге проходит мысль: стремление к власти у оппозиции было принципиальным, т.е. основанным на идейных соображениях и уверенности в своей силе и правоте. Хотя беспринципных политиканов тоже хватало, и не стоит закрывать на это глаза. Верно замечено: «Мы знаем множество революционеров, пылавших ненавистью, но отнюдь не любовью: их ненависть к тирании слишком часто оказывалась завистью неудавшихся тиранов к удавшимся»{75}.

Согласен с И.В. Поткиной и другими коллегами (О.Н. Катионовым, Я. Коцонисом, Г. Фризом): причины революции действительно требуют дальнейшего исследования. Свой вклад в это я вижу лишь в следующем: (а) доказал несостоятельность наиболее распространенного объяснения революции, сводящегося к системному кризису и пауперизации населения, (б) показал причинно-следственную связь между успешной модернизацией в России, как и везде в мире, с ростом социального напряжения и протестных движений в обществе, подчеркнув необходимость обратить более пристальное внимание на политический аспект проблемы, включая и коллективную психологию[14].

6. Гражданское общество

Вызвала возражения моя интерпретация успехов развития гражданского общества и его роли в русских революциях (В.П. Булдаков, Н.А. Иванова, И.В. Михайлов, П.П. Щербинин). В последние 10 лет российские и зарубежные историки накопили богатый материал, убедительно доказывающий: генезис гражданского общества относится к последней трети XVIII в., когда появились первые добровольные общественные организации, общественное мнение и достаточно свободная пресса, а в начале XX в. налицо имелись его основные элементы{76}. Речь идет не о наличии в стране гражданского общества, а лишь о том, что оно постепенно развивалось, благодаря чему в начале XX в. сформировались его основные элементы. Действовали конституция, всероссийское представительное учреждение, институты городского и губернского самоуправления, независимый суд; население обрело гражданские и политические права. Сложился механизм принятия политических решений, в котором участвовали представители общества, функционировали достаточно свободная пресса, общественное мнение, политические партии, тысячи общественных организаций. При этом, вопреки мнению Н.А. Ивановой, ядром гражданского общества, его хребтом, организационной основой являлись именно добровольные ассоциации и, вопреки мнению П.П. Щербинина, контроль государства за их деятельностью — общемировая практика, а не свидетельство слабости российских обществ{77}.