Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

• Название: Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
• Автор: Павел Ефремов
• Издательство: Квадрига
• Жанр: Военное
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91791-033-8

Писать о флоте всегда нелегко. А тем более о подводниках. Не говоря уже об атомных подводных лодках. Знатоки сразу разберут по косточкам, найдут массу огрехов. Иной маститый адмирал, давно забывший бурное лейтенантское прошлое, раздраконит любое повествование, которое не сходится с его прилизанными мемуарами и официальной точкой зрения. Когда читаешь оды некоторых заматерелых начальников и бывших замполитов, посвященные самим себе, становится неловко и очень обидно. В этих книгах все неудержимо радуются возможности написать заметку в стенгазету вместо заслуженного отдыха, ходят в отутюженных стерильных одеждах, корабли отшвартовываются от пирсов исключительно силой воли начальников, а не благодаря усилиям швартовной команды…

И мне до боли захотелось написать. И не так, как пишут флотоводцы, потерявшие флот. А как есть и как было. И смех и грех. Что получилось — перед Вами.

---

Когда Ксюше присвоили старшего лейтенанта, она решила устроить небольшой междусобойчик на службе по этому поводу, исключительно со своими девчонками. И никак не ожидала, что там окажется Борис, как будто случайно забредший к ним на огонек. И когда в разгар веселья он шепотом попросил ее прийти вечером туда, где они раньше встречались, она неожиданно для себя сразу согласилась.

Все было, как и год назад. Им не нужны были слова. Тела сами говорили за себя, переливая друг в друга энергию годовой разлуки. А потом, когда она уже оделась, Борис взял ее за плечи, повернул лицом к себе и сказал коротко и просто:

— Я люблю тебя, медвежонок. И хочу, чтобы ты стала моей женой. Тебе только надо сказать «да». Я немолод, но могу стать хорошим отцом для твоей девочки. А ты у меня будешь последней. Последней женщиной в моей жизни. И давить на тебя я не хочу и не буду. Я просто жду ответа.

Ксюша ничего не ответила, и только выйдя из квартиры и шагая домой, поняла, как она зла на этого старомодного каперанга. Зла оттого, что он снова поднял на поверхность то, что она старательно забывала целый год. И Ксюша дала себе слово, что это была их последняя встреча, и больше этого не будет никогда. Она больше не говорила с ним, старательно избегая встреч в штабе наедине, и даже изменив маршрут своего движения на работу, чтобы Борис не мог подхватить ее на своем служебном «уазике».

А еще через два месяца Борис умер. Он вышел в море на контрольный выход с одним из экипажей дивизии, как-то на мостике корабля после семи суток бесконечных отработок и тревог закурил и, схватившись за сердце, осел на деревянные пайолы мостика. Доктор помочь уже ничем не смог. Сердце капитана 1 ранга Воробьева просто остановилось. Ксюша была в это время в отпуске и узнала о случившемся только через месяц. Она даже не плакала. Несколько месяцев Ксюша работала, автоматически выполняя свои обязанности и механически откликаясь на голоса сослуживцев. Вечерами она отгоняла от себя мужа, ссылаясь на головную боль, и засыпала, прижимая к себе Дашу. Она не хотела думать о Воробьеве и желала только одного: поскорее о нем забыть. И она о нем забыла.

* * *

Прошло семнадцать лет. Мы встретили ее совершенно случайно, на День ВМФ в Измайловском парке. Она ничуть не изменилась, разве только стала немного суше и стройнее, а в уголках губ были заметны морщинки. Но в остальном она все так же была очень хороша. Подполковник Ксения Сергеевна Ларионова гуляла со своей внучкой. Тогда, на Севере, мы были почти одногодки, и она, узнав нас, обрадовалась по-настоящему, как радуются старым-старым друзьям, по которым всегда скучаешь. Мы присели в каком-то кафе и опрокинули по сто грамм «наркомовских» за нежданную встречу и общий праздник. Естественно, разговор шел обо всем и обо всех. Где сейчас этот, а где сейчас тот, а что случилось с теми. И когда разговор случайно коснулся Воробьева, она неожиданно заговорила.

Она, совершенно не стесняясь нас, трех взрослых мужиков, и не пряча глаз, рассказала все, от начала до конца. Скорее всего, это так долго бурлило у нее там, внутри, что эта встреча стала попросту катализатором для выплескивания наружу всей горечи, хранимой долгие годы внутри. Ей надо было кому-то об этом рассказать. Она говорила и говорила, покачивая детскую коляску, а мы молча глотали сигаретный дым и слушали.

— Вот так. С мужем я все равно рассталась через два года. Устала я от его приходов и уходов. Хотя с самого начала и сама сильно перед ним была виновата. А потом еще через несколько лет в Москву перевелась. Один тип из штаба флота посодействовал. Квартиру получила в ближнем Подмосковье. Замуж так и не вышла. А потом одного из нашего управления хоронили, так я на кладбище случайно могилку увидела. Капитан 1 ранга Воробьев Борис Павлович. И его фотография. Он же сам из Москвы был. Могилка неухоженная такая. Вот езжу теперь, навещаю его.

Она нервным движением выдернула из пачки сигарету и закурила.

— Господи. Какая же я дура была. Вот, родила мне Дашка внучку. И что? У нее теперь своя жизнь, и в ней мое место крайнее. А вот у меня жизни-то и нет. Никакой. Мужчины были, а вот медвежонком никто больше не называл.

Она замолчала, а по обеим щекам медленно сползли две слезинки, оставляя за собой на косметике отчетливо видимый след.

— Ну, ладно! Что-то меня сегодня на лирику потянуло! Пойду я, мальчики. А то и красавице моей кушать уже пора, да и мне завтра на службу, а я кое-что недоделала. Будьте счастливы, ребята!

И толкая перед собой коляску, в которой агукала ее внучка, она пошла от нас по аллее все такая же красивая, обаятельная и очень несчастная.

В бой пойдут одни старики

Но бывает, расстается с кораблем своим моряк, —
Значит, силу краснофлотца на земле узнает враг.
Ничего, что сердцу тяжко, что не флотская шинель,
На твоей груди тельняшка, темно-синяя фланель!

«Это в бой идут, матросы!» Музыка Б. Терентьева, слова Н. Флерова

Матрос Микола Ползунок попал служить на подводную лодку совершенно случайно, неожиданно для себя и еще более неожиданно для окружающих. Дело в том, что природа наградила Колю не самым большим, но все же внушающим уважение ростом в 1 метр 96 сантиметров, что само по себе указывало, что самым разумным было бы направить служить парня военным регулировщиком, чтоб его издалека видно было, но, как известно, военная организация славна не разумным, а творческим подходом. Вот благодаря именно такому «творческому» решению одного из офицеров Львовского областного военкомата Миколу, примостившегося на скамейке военкомата и отходившего от вчерашних традиционных сельских проводов, неожиданно разбудили пинками, и пока он пытался понять, что к чему, воткнули в строй помятых призывников, которых незамедлительно пересчитали и, убедившись, что опоздавших нет, довольно резво повели на вокзал. Только на полдороге Микола, сфокусировав зрение, осознал, что ведет их офицер в военно-морской форме, а вместе с ним еще и парочка морских прапорщиков, флотское название которых он никак не мог вспомнить. Попытка Ползунка покинуть ряды флота, еще не добравшись до вокзала, натолкнулась на такую жесткую реакцию со стороны офицера, что, проникшись чувством глубокого уважения ко всему Военно-морскому флоту в лице этого офицера, призывник притих и даже как-то философски подумал, что годом больше, годом меньше, а в сущности никакой разницы.

Оказавшись в учебном отряде подплава в Северодвинске, Микола мгновенно стал звездой. По заверениям старожилов, таких высоких подводников они еще не встречали, а если учесть, что кроме роста Ползунку от родителей досталось крупное и сильное тело, то таких богатырей здесь отродясь не видели. Годковщины он так в полной мере и не вкусил, может, оттого, что стал вечным знаменосцем учебки и чемпионом гарнизона по гиревому спорту, а может, и оттого, что трогать его откровенно боялись из-за внушающей уважение комплекции. Так бы Коля и остался в учебке, к чему дело и шло, если бы под конец срока немного не оборзел. В один из выходных, раздавив с боевыми товарищами пару бутылок «огненной воды», он завис в какой-то заводской общаге, где ему в отличие от собутыльников неожиданно не нашлось достойной подруги. Обиженный женским невниманием к своей персоне, Ползунок покинул общежитие и, будучи, как все большие и сильные люди, человеком неконфликтным, побрел обратно в учебку. Туда он добрался без приключений, но, сделав неожиданный зигзаг, забрел в строевую часть, обычно в выходные дни пустую. Зачем он туда пошел, Микола даже потом не мог толком объяснить.

А в строевой части люди на этот раз были. Точнее один человек женского пола: старший мичман Ольга Александровна, женщина немного за тридцать, миловидная, мать двоих детей от неизвестных героев флота, к тому же давно разведенная. На свою беду, а может, и на радость, старший мичман, пришедшая навести порядок в бумагах перед какой-то проверкой, справедливо полагала, что в этот день и в этот час никого в канцелярские помещения не занесет, а потому даже дверь за собой не заперла. А так как всякого рода канцелярии всегда и везде обладают свойством быть душными и жаркими, то и сидела за своим столом Ольга Александровна соответственно атмосфере, то есть без мундира, в расстегнутой белоснежной рубашке, под которой было такое же белоснежное тело и бюстгальтер, скрывающий высокую, не испорченную двумя родами грудь. Надо сказать, что рождение двух ребятишек совершенно не исковеркало внешние данные этой статной поморской женщины, которая и мичманом-то стала при помощи отца первого ребенка, а в канцелярии учебки оказалась при содействии отца второго.

Так вот, Микола, вломившийся в первую попавшуюся дверь, вдруг узрел перед собой женщину, сидевшую на стуле, закинувшую одну красивую ногу на другую, которые были очень хорошо видны из-за неуставной длины юбки, задиравшейся довольно высоко. У сильно подвыпившего матроса участилось дыхание, и когда прекрасная мичманша повернулась к нему лицом, Микола уже мало чего соображал, потому что перед его глазами, сочными и красивыми виноградинами покачивались две большие груди, еле сдерживаемые тугим бюстгальтером. Матрос то ли всхлипнул, то ли прорычал, и напрочь забыв о субординации, практически одним прыжком оказался около старшего мичмана, и заграбастав ту под мышки, рывком вынул из кресла и присосался к ее губам. Ольга Александровна, толком не успевшая отреагировать на молниеносные действия статного матроса, не успела даже сжать губы, и эта оплошность решила все.