Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

• Название: Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания
• Автор: Павел Ефремов
• Издательство: Квадрига
• Жанр: Военное
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-91791-033-8

Писать о флоте всегда нелегко. А тем более о подводниках. Не говоря уже об атомных подводных лодках. Знатоки сразу разберут по косточкам, найдут массу огрехов. Иной маститый адмирал, давно забывший бурное лейтенантское прошлое, раздраконит любое повествование, которое не сходится с его прилизанными мемуарами и официальной точкой зрения. Когда читаешь оды некоторых заматерелых начальников и бывших замполитов, посвященные самим себе, становится неловко и очень обидно. В этих книгах все неудержимо радуются возможности написать заметку в стенгазету вместо заслуженного отдыха, ходят в отутюженных стерильных одеждах, корабли отшвартовываются от пирсов исключительно силой воли начальников, а не благодаря усилиям швартовной команды…

И мне до боли захотелось написать. И не так, как пишут флотоводцы, потерявшие флот. А как есть и как было. И смех и грех. Что получилось — перед Вами.

---

И все же до чего красива ночью Севастопольская бухта!..

Мент

Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть высочайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы.

Ф. М. Достоевский

Писать о человеческой низости всегда тяжело. Но необходимо. Народ обязан знать своих героев. Даже отрицательных. Для того чтобы не стать такими же и не дать стать другим. А история эта о том, как глупый юношеский проступок столкнулся со взрослой изощренной подлостью.

Четвертый курс я встретил снова в звании главного корабельного старшины. К этому времени в моем военном билете уже не осталось места для записи воинских званий, которые снимались и давались мне с высокой частотой. После «организации» празднования 23 февраля в санчасти училища, когда я был лишен своего старшинского звания вместе с постом старшины роты, прошло более полугода. Я отсидел положенные месяцы без схода на берег, попрактиковался в Нижнем Новгороде, потом отгулял летний отпуск. Мало-помалу все понемногу начало забываться, а когда мы в сентябре уже официально надели свои мицы, перед командиром встала одна небольшая, но серьезная проблема. С четвертого курса мы начинали ходить в комендантский патруль и уже не простыми патрульными, а начальниками. А ими могли заступать только главные старшины или главные корабельные старшины. Благословенное время адмирала Крастелева, когда поголовно всем старшекурсниками присваивали ГКСовские звания, давно прошли, а ныне в комендатуре в обязательном порядке проверяли военные билеты, тщательно сличая запись о воинском звании с нашивками на погонах. Поэтому с началом нового учебного года мой командир курса приказал мне вернуть нашивки главного корабельного старшины на погоны и констатировал, что отныне все гарнизонные патрули мои. Я шибко расстраиваться не стал, принял это как должное, и все потекло своим чередом. И вот однажды в середине октября случилась эта злополучная история.

Как у всякого уважающего себя гардемарина, а тем более старшекурсника, у меня в городе был комплект гражданской одежды. Те заповедные времена, когда моряки презрительно относились к штатскому одеянию, давно канули в Лету благодаря современному укладу жизни и неустанным усилиям севастопольской гарнизонной службы. И если ты намеревался провести увольнение, не выбираясь в центр города, то гражданка была просто необходима. Ну а уж если тебя отпускали «на сквозняк» до утра понедельника, то тут уж сам бог велел ставить хромачи в угол, а мицу класть на полку. На ночь в город отпускали либо севастопольцев, либо женатых, а с остальными вопрос решался каждый раз индивидуально, чуть ли не с написанием рапортов. Мой отец после перевода из Гремихи в Феодосию сначала послужил там несколько лет, а потом перевелся в Балаклаву, откуда и уволился в запас. А поэтому Севастополь был просто наполнен его сослуживцами, как черноморскими, так и с Северного флота, которые после десятков лет службы в Заполярье переводились на юг, дослуживать до пенсии под ласковым крымским солнцем. Так, только в моем училище было минимум человек шесть старших офицеров из экипажа отца, а общее количество бывших гремихинцев, кажется, вообще не поддавалось подсчету. Мои гражданские пожитки базировались на квартире одного из лучших друзей отца и его бывшего сослуживца Геннадия Ивановича Отдельнова, который к этому времени тоже уже ушел в запас и проживал на Летчиках. Как правило, отец с мамой, когда приезжали в Севастополь, останавливались у них, куда, естественно, приходил и я. Вот Геннадия Ивановича я предусмотрительно и объявил своими родным дядей, сразу на первом курсе, вследствие чего имел периодические и главное — законные возможности зависнуть в славном Севастополе не до «нолей», а на полноценную ночь.

Откровенно говоря, я нечасто пользовался своим штатским облачением на младших курсах по причине редких увольнений, да и то только по выходным. Но вот начиная с третьего курса нас стали выпускать в город уже и по средам, поэтому джинсы и прочее тряпье уже были определенной необходимостью. Стало гораздо сильнее хотеться погулять с девушкой без ежеминутного одергивания формы, потанцевать не только на флотских танцплощадках, да и просто иногда хотелось спокойно попить пива, без нервных озираний во все стороны и постоянной игры в прятки с патрулями. Так что с начала третьего курса я все чаще и чаще пользовался услугами квартиры дяди Гены, стараясь при каждой возможности задержаться в городе на ночь. Естественно, не у них дома. А потом случилось злополучное 23 февраля, этой возможности я был надолго лишен, и только с начала четвертого курса, после частичной и тихой реабилитации, снова начал помаленьку позволять себе дрейфовать по славному городу Севастополю в одеяниях мещанского сословия.

В ту субботу я был просто обязан уволиться «на сквозняк» до понедельника или хотя бы до вечера воскресенья. На неделе моя неугомонная подруга Капитолина, в жизни просто Капелька, с присущим ей энтузиазмом неожиданно решила меня осчастливить торжественным субботним ужином у себя дома, при шампанском, свечах и в импортном нижнем белье, по случаю приобретенном на толкучке.

Случая этого она дожидалась давно, и теперь спешила продемонстрировать мне в романтической обстановке трусики, которые очень походили на те, какие ныне называют стрингами, и бюстгальтер, с веселеньким простонародным прозвищем «бесстыдник». Вообще, мне иногда казалось, что Капелька просто отрабатывает на мне то, чем в будущем собиралась покорять более достойную кандидатуру в мужья, и оттачивала эти навыки самозабвенно, с полной отдачей духовных и физических сил, при этом не забывая периодически напоминать мне, что наши отношения не навсегда, а ровно до того момента, когда лично мне они станут ненужными. Саму ее пока устраивало все. Не скрою, мне идея с вечером пришлась по душе, но Капелька выдвинула два категорических требования.

Во-первых, чтобы я обязательно остался на ночь, а во-вторых, чтобы на мне не было этого грубого и шершавого флотского одеяния, от которого, по ее словам, потом на всем теле оставались натуральные борозды, а все эти побрякушки, якорьки и пуговички просто расцарапывали ее кожу, словно хищные звери. Доводы, что форма продержится на моем теле максимум минут пять после прихода к ней, успеха не имели, и мне пришлось подчиниться. Для этого я накатал рапорт командиру, с просьбой уволить меня до понедельника в связи с «приездом» родителей. До понедельника командир отпустить меня не решился, а вот до вечера воскресенья отпустил спокойно и без лишних вопросов. Отстояв очередь к телефонному аппарату, я тут же поставил Капельку в известность, что торжественный вечер состоится при любой погоде. Затем оповестил дядю Гену, что сегодня вечером ненадолго буду, и отправился готовить форму.

Каждое построение увольняемых, стараниями нашего заместителя начальника факультета по учебной части Сан Саныча Плитня, превращалось в небольшой, но яркий моноспектакль, правда с участием всего «зрительного зала», то есть нас, а потому засыпаться из-за мятой формы и неподбритого затылка очень не хотелось. В процессе подготовки мой друг и боевой товарищ Валера Гвоздев, в этот день уезжавший к какой-то девчушке в Инкерман, предложил встретиться в воскресенье и съездить к одним нашим общим знакомым, поздравить их с юбилеем свадьбы. Я грешным делом об этой их дате забыл, но сразу согласился. Капелька, надо отдать ей должное, совершенно серьезно считала, что каждому мужчине в этой жизни необходима определенная порция свободы даже от самой любимой женщины, а потому я был уверен на все 100 %, что ничего против того, что я ее покину в воскресенье не вечером, а в обед она иметь не будет. Да к тому же плотским страстям Капелька всегда предавалась так самоотверженно и фанатично, что уж если заводилась, то до самого утра, и на следующий день спала минимум до обеда, да и потом ходила сонная и томная чуть ли не до ужина. И наличие нового белья вкупе с шампанским, предполагало именно такой кордебалет, который мог продлиться при самом стыдливом и скромном варианте минимум до первых лучей утреннего солнца. Словом, договорились мы с Валеркой встретиться в начале третьего, сразу после того, как катер привезет на Графскую увольняемых из училища, прямо там, на площади Нахимова, у стоянки такси. Порешив на том, мы добросовестно отстояли построение и разъехались каждый в свою сторону.

Как раз перед этим была выдача денежного довольствия, а так как я получал гораздо больше других по причине своего бывшего сухопутного сержантства, то экономить не стал и сразу на Графской влез в такси и рванул к дяде Гене на Летчики. Вообще цены тогда были демократичные, и от Графской на Летчики доехать стоило ровно один советский неконвертируемый рубль. Уже через полчаса я переодевался у Отдельновых дома, а любопытная тетя Зина выговаривала мне за то, что редко заезжаю, а если и прихожу, то сразу сбегаю неизвестно куда. Я каялся, как мог, постаравшись объяснить, что мол, дело молодое, и сбегаю я не просто куда попало, а практически к будущей невесте.