Василий Сигарев - Замочная скважина

• Название: Замочная скважина
• Автор: Василий Сигарев
• Жанр: Драма

---

ОН (возносит указательный палец к небу.) Вот! Вот о чём я! Значит, вы тоже параноик!

Снова садится на стул, смотрит на её туфли.

ОНА. Ладно, убедил. Продолжай.

ОН. Что — продолжать?

ОНА. Ну, про свою мечту. Про фантазию или как там её. Про девочку с квасом.

ОН. Ах, да. В общем, в тот день я пошёл за ней. Надеялся на какое-то чудо. Думал, может с ней случится солнечный удар или эпилептический припадок где-нибудь в безлюдном месте. Тогда бы я мог подбежать к ней, сделать вид, что оказываю помощь, а сам бы прикасался к её груди. Проник бы рукой в тот самый промежуток между пуговицами и трогал бы гладкую упругую плоть. Может быть, даже у меня было бы время, чтобы запустить пальчик туда… туда… Ну, вы понимаете?

Она кивает, улыбаясь.

Целых полтора часа, пока я ходил за ней по магазинам, по кулинариям, у меня была эрекция. Мне казалось, что люди видят, как топорщатся у меня штаны, поэтому я держал руки в карманах. Потом она зашла в какой-то подъезд и исчезла. Исчезла навсегда.

ОНА. А ты, наверное, кинулся в кусты и принялся удовлетворять себя. Угадала?

ОН (не обращая внимания.) Нет, я пошёл домой. Я смотрел на людей. Я смотрел на женщин. Она были такие далёкие, такие недосягаемые. А мне так хотелось владеть им! Владеть всеми сразу!!! И тогда я подумал… Нет, это была даже не мысль. Это было озарение. Или прозрение. Я вдруг представил, что если бы все люди в мире уснули. Не умерли, а уснули. Уснули странным летаргическим сном. Тогда я бы мог овладеть любой женщиной, какой только пожелаю. Они бы лежали на улицах, у прилавков, в очередях, в квартирах — везде, а я бы был тем единственным, кому бы они принадлежали. Я был бы их царём. Я был бы их Властелином. Я был бы их Богом.

ОНА (иронично.) Печальная история.

ОН. Вы ничего не поняли.

ОНА. Всё я поняла.

ОН. Не поняли!

ОНА. Ладно, проехали. Зачем тебе бинокль?

ОН. Этот?

ОНА. Этот.

ОН. Этот плохой. Я хочу купить дорогой. Морской.

ОНА. Зачем он тебе?

ОН. Я смотрю в него.

ОНА (смеётся.) Ясно дело — не слушаешь. Куда смотришь?

МОЛЧАНИЕ

ОН. В окна. Напротив нас есть многоэтажный дом и в нём много окон. А в них люди. Они живут там. Умирают. Ругаются и мирятся. Едят, спят, смотрят телевизор. Иногда дерутся. Изменяют друг другу. Играют в карты. Вызывают «скорую». Чешут собак. Смотрят на себя в зеркало. Считают деньги, прячут их в разные места. А я каждый вечер смотрю на них. Выключаю свет и смотрю… Они не знают обо мне, а я сижу здесь и смотрю в бинокль. Они думают, что всё, что они там делают, известно только им. Но есть ещё я. Они не знают, что я существую. А между тем я каждый вечер вторгаюсь в их жизни. Вторгаюсь и живу вместе с ними. Вместе с ними пеку пироги. Вместе с ними размораживаю холодильник. Вместе с ними ложусь в постель. Я почти как БОГ, о котором они ничего не знают и ничего не ведают. Это чем-то похоже на мою детскую мечту. Я владею их жизнями. Как Бог. Как Бог!

Она молча встаёт, берёт бинокль, открывает окно и смотрит. Он следит за ней странным кошачьим взглядом, втянув голову в плечи. Его руки одновременно трут бёдра ног.

ОНА. Там ничего не видно.

ОН. Видно.

ОНА. Я не вижу.

ОН. Видно! Там жизни, которыми я владею.

ОНА (снова ложится, держит бинокль в руках.) Нельзя владеть чьими-то жизнями, только наблюдая.

ОН. Можно!

ОНА. Нельзя.

ОН (резко отбирает у неё бинокль, прижимает его к животу.) Можно! (Почти кричит.) Можно! Можно! Можно мысленно делать с ними всё, что угодно! Можно трогать их! Трогать за самые разные места! Можно плевать на них! Можно щипать их! Колоть иглами! Грабить! Бить! Можно даже убивать!!!!

ОНА. Но им-то что от этого? Что?

ОН. Какое мне дело до них? Главное — я! Главное, я знаю, что могу делать это! Главное — я знаю! Вот, например, у меня была сводная сестра. От первого материного брака. Она потом умерла от рака крови. Так вот, когда мы с ней ругались, она обзывала меня девственником. Мне было четырнадцать, а ей около двадцати. И она обзывала меня. Кричала: «Девственник! Девственник! Будешь им ещё сто лет!» Я всегда плакал после этого. А потом трахнул её. Трахнул, как только захотел! И трахал целых два года, пока она не умерла. У нас в квартире между ванной и туалетом было окно. Оно было закрашено толстым слоем белой краски. Я отковырял краску. Всего маленький кусочек краски, но сквозь этот крошечный просвет я мог делать с моей сестрой самые отвратительные гадости, пока она мылась. Как только она входила в ванную, я закрывался в туалете, вставал на унитаз и смотрел. Смотрел, как она мылит себя. Как она моет там. Она делала это так нежно, словно её орган был хрустальный и стоил миллион долларов. Она была полностью голая. Я мог видеть прыщи у неё на спине и даже ручеёк волос возле пупа, как у мужчин. Иногда она лежала в ванной и ласкала себя. А я смотрел — и трахал её. Потом я кончал и мне становилось противно видеть её тело. Оно начинало казаться мне мерзким, как батон ливерной колбасы. Я замазывал просвет зубной пастой, делал вид, что смываю и уходил.

ОНА. И что же она после этого — перестала тебя называть девственником?

ОН. Нет, она не перестала. Зато я перестал обращать на неё внимание. И перестал плакать. Она-то думала, что я до сих пор девственник, а я уже не был им. Я лишился своей девственности с ней. С ней! Но она не знала об этом. И так и не узнала до самой своей смерти. А потом я пришёл к ней на могилу и всё рассказал. Я даже вспомнил, как она ставила себе во влагалище клизмы. И рассказал ей об этом. Рассказал, чтобы она не думала, будто я всё выдумал. Я рассказывал ей это и смеялся. Смеялся и плакал. Плакал и смеялся.

ОНА (садится на кровати.) Ты чокнутый. Самый настоящий чокнутый.

ОН (вдруг вскакивает, кричит в окно.) Я нормальный! Нормальный! Это вы, вы, вы все чокнутые, сумасшедшие, шизофренические, дебильные! Верите в Бога, а сами его ни разу не видели! Трепещите перед ним! Боитесь его! Боитесь того, кто только смотрит! Говорите: «бог здесь, бог видит!» А чем же тогда я не Бог?! Чем же я не Бог?! Я тоже вижу! Я тоже там, с вами! Чем же я не бог? Чем, а?!!!

ОНА. Тихо.

ОН (весь напрягается, смотрит по сторонам.) Что? Кто? Кто здесь?

ОНА (шепчет.) Тихо, тихо.

ОН. Что? Что? Зачем это?

ОНА. Тихо, тихо, тихо.

ОН. Что?

ОНА. Ты боишься смерти?

ОН. А?

ОНА. Ты смерти боишься?

ОН (шепчет.) Иногда я хочу умереть. Но только — чтобы это было что-то глобальное, всеразрушающее. Чтобы это был Конец Света. Чтобы никого не осталось. Никого. Чтобы все умерли вместе со мной. Я даже изобретаю такую бомбу, чтобы взорвать всю землю. Чтобы нажать на кнопку и — всё. И всё. И нету земли. И нету вас. Нету моей сестры с её могилой. Нету той девушки в цветной блузке. Нету никого. Никого. Никого…

Она снова ложится, отворачивается к с стене.

ОНА. Тихо. Тихо. Я буду спать. Твои таблетки уже действуют. Тихо. Я уже засыпаю. Потом я усну и ты сделаешь со мной всё, что угодно.

ОН. Ладно. Хорошо. Хорошо. Ладно.

На цыпочках идёт к двери. Снимает с ручки свой старый растоптанный туфель, открывает замочную скважину, исчезает за дверью. Скрипят половицы. Стонут доски. Поют гвозди, забитые в древнее ссохшееся дерево. Но они поют о чём-то своём. Им нет дела до человека, который, припав глазом к замочной скважине, притулился возле двери. Им нет никакого дела до этого странного человека с его сумасшедшими мечтами или фантазиями, если угодно. С его театральным биноклем. С его сестрой, лежащей на каком-то неизвестном кладбище, но всё ещё живущей в его голове. Им безразличны все его страсти, страхи, мечтания. Они живут своей неторопливой однообразной жизнью и лишь изредка думают о том, кто наступает на них. Они считают его Богом. Медленно открывается дверь. Появляется, затаив дыхание, Он. Помещает башмак туда, где ему следует быть. Прикрывает дверь. Идёт осторожно на цыпочках — крадется. Что-то спрашивает чужим деревянным голосом.

ОН (шепчет, задыхаясь.) Вы спите?

Тишина.

Вы спите?

Нет ответа.

Вы спите?

МОЛЧАНИЕ.

Что с вами? Вам плохо? Сейчас я вам помогу… (Пауза. Идёт к кровати.) Я врач. У меня диплом… Диплом у меня… Сейчас я вас спасу.