Стив Мартин - «Радость моего общества»

• Название: «Радость моего общества»
• Автор: Стив Мартин
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08107-0

Дэниел Пекан Кембридж живет в очень специальной вселенной. Он не в состоянии входить в лифт, жить в отеле выше третьего этажа, пользоваться телефоном и общественными уборными. Совокупная мощность лампочек, включенных в его квартире, должна быть не менее 1125 ватт. Но он гениально считает в уме и думает, что способен на такое плохо поддающееся анализу чувство, как любовь. А его проводник в мир обычных людей - годовалый малыш по имени Тедди…

Стив Мартин - выдающийся комический актер современности, прозаик, сценарист и драматург. Его новый роман "Радость моего общества" - впервые на русском языке.

---

— Да, — сказала она, не заметив моего трюка. — Ты с кем-нибудь встречаешься?

— Да, конечно, — сказал я. — С агентессой по недвижимости.

— Это эксклюзивно?

— Нет, — ответил я. — Но ей бы этого хотелось.

Тут она запнулась. Вздернула голову, как Тигр.

— Постой минутку, откуда ты узнал, что пятница? — выговорила наконец она.

Как ей объяснить то, что я не могу объяснить себе?

— Просто я такое умею, — сказал я.

— То есть как?

— То есть я не знаю. Просто я это могу.

— Что было восьмого апреля 1978-го?

— Суббота, — сказал я.

— Боже, очуметь можно. Ты прав, это день рождения моего брата, он родился в субботу восьмого апреля 1978 года. А шестого января 1280-го?

— Вторник, — сказал я.

— Врешь? — спросила она.

— Нет.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь, и не найдется ли у тебя вина?

— Вина нет, — сказал я, ответив на один вопрос и пренебрегая другим.

— А ты хочешь вина? У меня есть наверху, — сказала она. На что спорим — открытое, подумал я.

— О`кей, — сказал я, зная, что пить не буду. Филипа извинилась — "я щас" — и побежала к себе. Я остался сидеть в кресле, царапая ногтями его клетчатую обивку. Вскоре она вернулась с бутылкой красного.

— Блядь, — сказала она. — У меня только мерло. — Филипа налила себе полный стакан и, развернувшись ко мне, спросила: — Так чем, ты говоришь, ты занимаешься?

Мне хотелось показать, что я при работе, и потому я изменил некоторые глагольные времена. Главным образом прошедшее и настоящее.

— Я кодирую корпоративную переписку. Важные сообщения, если их доверить компьютеру, легко взламывают хакеры. И вот фирмы ищут низкотехнологичных парней, чтобы обзавестись системой кодировки, написанной от руки. Я разработал систему, основанную на слове "флоцинауцинигилифимбриляция"...

Филипа отключилась. Это доказывает, насколько скучна правда. Она осушила свой бокал до дна, а я знаю, что творит вино. В данный момент я, наверное, выгляжу для нее, как Пирс Броснан. Она встала и подошла ко мне, оперлась обеими руками на подлокотники и наклонилась. Я продолжал говорить о кодах. Она провела губами по моей щеке.

Я знал, что я для Филипы. Мгновение. И она привязана к Брайену, несмотря на недавние тучи на горизонте. И я был привязан к Элизабет, хоть она и не знала, как меня зовут. И я знал, что если мы с Филипой не упустим этот момент, наш подъезд изменится навсегда. У каждого шага появится новое значение. Станет ли она меня избегать? Стану ли ее избегать я? Что будет, если она встретит Элизабет? Догадается ли Элизабет? Женщины ведь телепаты в худшем смысле слова. С другой стороны, я знал, что если сегодня мы с Филипой покувыркаемся, это введет меня в пантеон незабываемых романов и исторических адюльтеров. У тайных связей богатые традиции. Чем более я об этом думал, тем менее это напоминало разок по пьяни, сдвигаясь в сторону высокой литературы. И вероятно, это мой единственный шанс стать героем романа.

К этому времени ресницы Филипы трепетали на моей щеке, и я чувствовал губами ее дыхание. Обеими руками я вцепился в подлокотники, как на американских горках. Моя нижняя губа оттопырилась, и дальнейшего совращения от меня не потребовалось. Она взяла меня за руку и повела в мою собственную спальню. Я уверен, что Филипу соблазнило моё главное достоинство — прическа от "Точных ножниц". Я сухощав, как бейсбольный питчер, и персонал "Точных ножниц" знает, как занавесить мне лоб челкой по номинальной цене. Тем самым, без всякой похвальбы, я даю вам понять, что могу быть физически привлекателен. Плюс — я чистоплотен. Я чист, будто меня только что помыли в автомойке, отдраили бархоткой и завернули в пальмовые листья с имбирной отдушкой. Моя отменная личная гигиена в сочетании с простецкой челкой однажды заставила мою бывшую почтальоншу написать мне записку вызывающего содержания. Филипа никогда не видела, чтобы женщины осаждали мою квартиру, так что она знала, что я не донжуан, и я начинаю подозревать, что она придерживала меня на тот случай, если ей вздумается поквитаться с любвеобильным Брайеном.

Я никогда не лез в чужие отношения. Не только из уважения к себе, но и из уважения к тому парню, однако Брайен — дубина, Филипа — сильфида, а я — мужчина, даже принимая во внимание тот факт, что не могу перейти улицу из-за бордюра.

В спальне было для Филипы несколько светловато. Она хотела приглушить свет, поэтому я выключил три шестидесятиваттные лампочки, но пришлось сходить на кухню и включить стоваттную, пятидесятиваттную и две пятнадцативаттные, чтобы поддержать равновесие. Очень трудно найти тридцативаттные лампочки, поэтому, если они попадаются, я их беру.

Всё равно атмосфера ее не устраивала. Верхний свет ее беспокоил. Тогда я его выключил и скомпенсировал потерю, включив верхний свет в гостиной. Но света, который пробивался в спальню, все равно было слишком много; ей хотелось интимного полумрака. Она встала и закрыла дверь. О нет, дверь нельзя закрывать без тщательной подготовки. Потому что если дверь закрыта, свет в гостиной отрезан от света в спальне. Вместо величественной суммы в 1125 ватт получается два отдельных множества, и единство пропадает. Я это объяснил Филипе, несмотря на то что пришлось повторить, и неоднократно. К чести ее будь сказано, она не убежала — она просто утомилась и была слишком пьяненькая, чтобы двигаться. Наш эротический момент лопнул, поэтому я проводил ее до дверей ее квартиры. С Филипой дело не выгорело, но, по крайней мере, я по-прежнему могу честно смотреть в глаза Элизабет.

После того как Филипа удалилась, я лег по центру кровати, аккуратно подоткнул под себя одеяло; как бы мы всё измяли с Филипой! Вправленный столько аккуратно между кроватью и простынями, я думал о том, как, должно быть, напоминаю карманный карандаш. Тело мое было настолько явственным. Я осознавал пальцы ног, руки, свою тяжесть на постели. В коконе, обернутом глухим шумом мироздания, имелся только я. Вечер с Филипой привел меня в спокойную созерцательную неподвижность. Может, по-вашему, это чудачество — называть момент сугубого оцепенения жизнью, но то была жизнь без взаимодействий, и я чувствовал, как на меня накатывает безмолвная волна блаженства.

Покуда я оставался в постели, мои отношения с Элизабет протекали безмятежно. Мне удавалось обеспечить ее, и позабавить, и накупить ей эластичных колготок от "Версаче". Но я знал, что при свете дня, в жизни, даже улицу за ней перейти не смогу без прихотливого стечения благоприятных обстоятельств. Истина была в том — и, погруженный в свою сенсорную депривацию, я не мог это игнорировать, — что мне, в сущности, нечего было предложить Элизабет. Как, впрочем, и Филипе (буде до этого дойдет) или Зэнди (буде на меня она хоть взглянет).

Я догадывался, что однажды ограничения, наложенные мной на себя, окончатся. Но сперва, похоже, круг доступных мне действий должен сжаться до точки — лишь тогда я смогу себя перевернуть. Лишь когда я сделаюсь окончательно статичен и недвижим, я смогу взвесить и измерить все внешние силы и медленно, постепенно, впустить в себя внешний мир. И это станет моей жизнью.

* * *

На следующее утро я решил дотронуться до каждого уголка каждого копировального аппарата в салоне "Кинко". Возле квартиры наткнулся на Брайена, который пер к Филипе и, как я подозреваю, не менял одежду со вчерашнего дня. У него был засаленный вид человека, который не ночевал дома. Плюс в руке он держал сотовый телефон, и это сказало мне, что за местонахождением Филипы он следит пристально. Меня тронул его размер — экий шкаф. После вчерашнего вечера, после изощренного почти-обольщения его девушки, я чувствовал, что я Багз Банни и "Меркурий" по отношению ко нему — Элмеру Фадду и "Тору".

Я решил выпытать у Брайена, сколько он знает о моей ночи с Филипой. Решил прибегнуть к своей технике косвенного опроса: я стану задавать Брайену банальные вопросы и понаблюдаю за его реакцией.

— Я Дэниэл. Я вас иногда вижу в доме. Вы актер, как Филипа?

Если Брайен вскинет голову и вперит в меня прищуренный взгляд, я смогу сделать вывод: ему известно о моей эскападе с его девушкой. Но он этого не сделал. Он сказал:

— Я крашу. — И, как человек, у которого трудная фамилия тут же диктует ее по слогам, сразу добавил: — Дома крашу. — После чего посмотрел на меня, как бы говоря: "Как тебе такое?""

Он вел себя настолько блекло, что нет, этот парень не только не подозревал меня, он бы и козла рогатого не заподозрил, если бы тот в полночь уходил от Филипы, застегивая штаны. Похоже, в нем не было ни единой ревнивой струнки. Он тут же завел песню о спортбаре и футболе. Тупо уставившись на его лицо, якобы заинтересованный, я понял, что на рогоносца в духе великой литературной традиции Брайен не тянет. Вообще, он больше похож на гриб.

Я чувствовал себя настоящим мужчиной, когда приссыкнулся к Брайену сразу после того, как провел вечерок с его девушкой, но теперь стушевался. Этот безобидный грибок невинен и необаятелен, но пуще всего он раним, мне ли с моей ловкостью распускать перья в его маленьком мирке.