Фредерик Бегбедер - Рассказики под экстази

• Название: Рассказики под экстази
• Автор: Фредерик Бегбедер
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Контркультура
• Год: 2003
• ISBN: 5-89091-223-2

''Деньги, всякие интриги, семейные неурядицы, невозможность любви, неизбежность смерти". Если у человека нет особых проблем, он должен себе их создать. Так мог бы звучать лозунг Фредерика Бегбедера денди и сноба, профессионального рекламщика, горячего сторонника коммунистов, писателя. Кроме того, он – один из тех пятисот избранных, без которых немыслима ночная жизнь Парижа.

«Рассказики под экстази» рисуют картину общества, обреченного (по мнению автора) на гибель, что не помешает этому обществу существовать (как считает все тот же автор) долго и счастливо. Бегбедер особенно дорожит своей славой «литературного первооткрывателя» МДМА, или «экстази», занимающего в его книге почетное место – вплоть до заглавия.

---

Каждый наркотик давно заимел свое место в литературе: опиум – благодаря Кокто и Томасу де Куинси, мескалин прославили Анри Мишо и Олдос Хаксли, героин – Берроуз и Ив Сальг, пейотль – Кастанеда, ЛСД – Тимоти Лири и Том Вулф, гашиш найдешь повсюду у Бодлера, кокаин воспевали Брет Истон Эллис и Джей Макинерни, море разливанное бурбона – в полном собрании Чарльза Буковски. Теперь черед экстази войти в Историю Словесности. Этакая «раскрутка» MДMA.

Протекло еще полчаса. По-прежнему ничего. Внезапно мозг захлестывает горячая волна. Словно электрический разряд, но мягонький и нежный. Не могу согнать с лица улыбку. Все мои конечности счастливы ощутить эту теплую волну. Ноги и руки становятся легче воздуха. Я совершенно отчетливо сознаю, что со мной творится, и контролирую новый внутренний источник энергии. Я нахожу все это скорее забавным. Но прилив продолжается: в ушах погуживает что-то жизнеутверждающее. Внезапно понимаю, что жизнь – очень простая штука: мы рождаемся, встречаем интереснейших людей, любим их, треплемся с ними, иногда с ними же спим. Смерти не существует: это потрясная новость. Мне дико хочется поговорить. Сейчас я отправлюсь к людям, чтобы поведать им, какие они симпатяги. Даже враги приобрели многообразные достоинства. Впрочем, с врагами тоже все просто: у меня их нет. Я говорю всем только приятное. Даже скучно: загляни сейчас в этот ночной кабак сам Адольф Гитлер, я бы кинулся к нему, расцеловал и пожалел бы его от души, ибо он сам наверняка глубоко страдал из-за всего им содеянного. Нет, пора подышать свежим воздухом.

Снаружи капает, и каждая капля доброжелательно ласкает мне лицо. Никогда я не чувствовал себя так замечательно. Никаких экзистенциальных проблем! Мир полон великолепных друзей и головокружительных приключений, которые ждут меня в ближайшие же часы. Я прямиком поспешаю в другой ночной клуб. Я на удивление раскован, ни тени смущения. Некоторые девушки поглядывают на меня странно, когда я предлагаю им руку и сердце, даже не сняв с пальца обручального кольца. Музыка становится частью меня самого. Очень жарко, жар накатывает клубами, и тело купается в поту, отчего безумно хочется танцевать, танцевать. В голове рождаются самые невероятные мотивчики в жанре хаус. Я – Вольфганг Амадей Хаус-мейд!

Танцующие девицы прыгают вокруг меня, я им улыбаюсь, мы общаемся. Мои движения – само совершенство, ритм выписывает арабески моими руками, рассекающими какие-то трехмерные голограммы. Я чувствую, что забалдел совершенно, но это не мешает мне поглаживать щеки, шейки, губки, исполненные глубокого понимания.

Смотрю на часы: надо же, за каких-то пять минут натекло два с половиной часа. Тут-то и начинаются неприятности. Обуревает смертельная жажда. Во рту пересохло. Приятель наливает мне четыре полных стакана воды, и я опрокидываю их залпом. У меня крепко стиснуты зубы, ладони мокрые и почему-то свистит в ушах. Какая-то метелка, которой я полчаса назад клялся в вечной любви, клеится ко мне. А у меня маниакальное желание: выбраться куда-нибудь из этой душегубки. Как мне удавалось так долго оставаться без кислорода? Свежий уличный воздух на секунду приносит успокоение, но в голову тут же начинают лезть МЫСЛИ. И с этой секунды все портится окончательно. Ко мне на всех парах возвращаются проблемы, отправленные в никуда три часа назад: денежные неурядицы, всяческие интриги против меня, семейные сложности, невозможность любви, неотвратимость смерти. Жизнь – сплошное дерьмо, а в желудке у меня адский спазм. Возвращаюсь домой в надежде соснуть, но все старания напрасны: сон не идет. Единственный конструктивный выход – немедленно вывалиться в окно и покончить со всем этим. Или дожидаться рассвета, клацая зубами, и проклинать на чем свет стоит эту чертову химическую заразу, которая так подвела! Ко всему прочему в телике на этот час нет ничего путного; тупо смотрю на каких-то людей в колпаках и в тысячный раз повторяю: «Шит колпак не по-колпаковски. Надо колпак переколпаковать, перевыколпаковать; неперевыколпакованный колпак не перевыколпачивается никак, а недовыколпакованный колпак не довыколпаковывается». Потолок в упор меня не видит. Чего не сделаешь, чтобы попасть в «Лагард и Мишар»! Я угробил целый вечер на очень интимные исповеди каким-то незнакомцам и на любовные излияния не стоящим внимания плюхам.

Экстази заставляет платить очень дорого за несколько минут химического удовольствия. Открывает путь в дивный мир, где все держатся за руки, где никто не одинок, воплощает мечты о новой эре, свободной от аристотелевой логики, от евклидовой геометрии, декартовской методологии и фридменовской экономики. Поманит, а потом вдруг раз – и захлопнет дверь перед носом.

КАК ВЫБИТЬСЯ В ЛЮДИ

Житуха у меня дерьмовая, пора с ней кончать. Обрыдло катать смердящих лосьонами болванов, которые так и норовят рассыпать кокш на заднем сиденье. Я доверху накачан анисовой водкой и прозаком, и мне класть-положить на их выпендрежные прически из бразильских сериалов. Как я дошел до жизни такой? Не понимаю. Когда я был маленьким, казалось, передо мной открыты все дороги. Теперь я здоровый бугай, работаю шофером по вызову в Париже и окрестностях, и подо мной мчится улица Риволи. Я еду вдоль шикарных домов с видом на Тюильри, набитых белокурыми засранками, которых трахают телеведущие на диванах марки «Ромео». Пассажирка у меня за спиной разражается хохотом, не знаю уж, какую бредятину ей напевает этот ее цветной? Что-нибудь типа: «Знаешь, дарлинг, я купил новый вертолет для мой яхта». Или «новый яхта для мой вертолет»? Или «самолет для мой джип, чтобы кататься по бассейну»? Да мне на тебя с прибором, месье козел. Сейчас я тебе покажу, так что пузырь лопнет. Достали они меня, достали, и я давлю на акселератор изо всех сил. В зеркальце посматриваю на его пудреный нос, напомаженные волосы, золотую цепочку. Когда же эта стерва прекратит хихикать? Я думал, жизнь еще подарит мне шанс, сюрприз какой-нибудь. Фюйть! Все сюрпризы для богатеньких. Жизнь бедняка расчислена, ее можно рассказать наперед. Будущее мне сделало ручкой. Я неприбран, непригляден, они рассматривают мой затылок, бычью шею, они-то оба красивые, от них хорошо пахнет, они меня презирают. Это надо мной она смеется, без дураков, ничего, я сейчас со всем этим покончу. Площадь Согласия? Ночной Париж – это же красота! А вот на-ка же: и это тоже не для меня!

Я бедняк, а значит – ничтожество! Со мной не знаются. Меня называют «месье» и по имени, как принято называть обслугу. Моя судьба – не площадь Согласия, нет в ней ни света, ни блеска, это для тех, кто поважнее. И пью я, чтобы позабыть, что обо мне позабыли. Живу без всякого смысла. Я жму на газ, меня раздражают обочины. Ах ты черт! Она-таки расстегнула этому арабу ширинку, а теперь, слово даю, берет в рот, мне все видно в зеркало, должно быть, их возбуждает, что я могу их засечь, она играет с его шлангом, пока он тянет носом кокаин. Пусть сдохнут, с меня довольно. Что она в нем нашла, кроме его капусты? Почему мне никогда не везло, почему меня никогда не лизали на заднем сиденье лимузина? Что это она на меня так сострадательно поглядывает, эта шлюшка с тонной штукатурки на морде и тошнотворными духами? Ненавижу обходительность богатеев, их улыбочки, которые означают «поди вон!», будто вы у них клянчите милостыню. Вот я и чувствую себя уродом и вообще убогим.

Из приемника несется «Viva Forever», группа «Спайс герлз». Делаю погромче. В этой тачке я – самый неинтересный предмет. Вылез из ничего, чтобы прибыть в никуда. Перестраиваюсь, чтобы свернуть на набережную. Липкий тип у меня за спиной нарочно стонет, словно актер из порнушки. Из ничего – в никуда. И у меня были женщины, но все больше третий сорт, и со мной им не было весело. Никто не хотел состариться со мной рядом (даже я сам!). Я никогда не влюблялся и ни разу никому не доставил удовольствия. Любовь стоит слишком дорого, у меня не хватало средств. Я толстый, мои пальцы на руле жирны и волосаты, как у всякого поганого шоферюги. Папаша все детство не давал мне забыть, что я ни на фиг не годен, и я оправдал его слова. Учился из рук вон: без конца пялился в телик, слонялся без дела, не просыхал. Единственный экзамен, на котором я не засыпался, так это на права (и то благодаря армии).

Для чего нужны такие, как я? Мы люди бесполезные, только планету засоряем. И в журнале «Вуаси» про таких не пишут. А на похороны ко мне вообще почти никто не придет. Господи, если ты существуешь, объясни, почему я всегда так кошмарно одет? Ух ты, так и есть, араб так и не вынул, гад. Она сплевывает в носовой платок. Понятно, это тебе не иранская черная икра. Торговать передком еще куда ни шло, но когда араб, да в рот – это уж слишком, правда, цыпочка? Я стоял себе спокойненько у стойки в баре «Убли», принимал свою анисовку и вместе с другими отбросами рода человеческого ругал почем зря всех черных и желтых, и вдруг на тебе! – звонит мой мобильник: я должен куда-то тащиться с клиентами, они будут тыкать мне в рожу свое безоблачное счастье, и я еще должен говорить спасибо?