Шимун Врочек - Легионы просят огня

• Название: Легионы просят огня
• Автор: Шимун Врочек
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2015

9 год н. э. Римская империя процветает под милосердной рукой и отеческим взором Октавиана Августа. В провинции Великая Германия три римских легиона готовятся к долгой зиме.

Гай все ближе к разгадке гибели брата, но и опасностей вокруг все больше. А, главное, неизвестно, сгущаются ли тучи только вокруг нового легата Семнадцатого легиона или всем римлянам в Германии грозит опасность…

Ведь где-то совсем недалеко шумит корявыми ветвями мрачный Тевтобургский лес.

---

В атриуме палатки ждет невысокий кавалерист. При виде меня он выпрямляется. И тут я понимаю, насколько он худой. Скелет, кое‑как обтянутый кожей. Болезненно бледное лицо с желтизной, запавшие глаза.

Он вскидывает руку, чтобы отдать честь — и вдруг начинает кашлять. Пытается зажать рот ладонью. Бесполезно.

Кха — кха. И словно рвется что‑то внутри. И чем сильнее кавалерист пытается сдерживаться, тем хуже.

— Про… простите, легат, — говорит он наконец.

— Давно это у вас?

Кавалерист поднимает взгляд. С трудом выпрямляется.

— С похода Тиберия.

Всего два года? Великая Германия сожрала его здоровье и силу. Выпила его кровь. За это время от человека остались кожа, кости да боевые награды…

Грудь кавалериста увешана фалерами — за храбрость, за взятие чего‑то там, за осаду крепости и прочее.

Награды тяжелые. Это, видимо, чтобы его не унесло ветром.

Марк Скавр, декурион всадников Восемнадцатого легиона, четко салютует:

— Легат!

— Это ты нашел моего брата, декурион?

— Да, легат.

Я медлю, прежде чем задать следующий вопрос.

— С вами кто‑то был?

— Да, легат. Однорукий по имени Тиуториг. Этот гем был у нас проводником. Раньше он нам несколько раз помогал, и все проходило хорошо. Но на этот раз…

То есть… я закусываю губу. Проклятье!

Однорукий Тиуториг привел солдат к месту убийства. А это не мог быть другой однорукий?

По времени не совпадает. Потому что к моменту появления в деревне всадников Марка Скавра, мой брат и его люди были уже мертвы.

Проклятье, проклятье, про…

Я стучу по столу ладонью, потом соображаю, что делаю. Поднимаю голову.

— Когда вы нашли убитых, кровь была свежей?

Декурион кивает:

— Прошло всего пара часов, может, даже меньше.

— И убийцы могли находиться рядом, — говорю я медленно. — Интересно. Закололи всех римлян и…

— На вашем брате не было ран.

— Нет?

Этого я не знал.

— Мы нашли его в доме. Сидел с открытыми глазами, за столом. Он уже не дышал, легат. Но… — декурион запинается.

— Что «но»?

— Ну, он скорее выглядел спящим, чем мертвым.

Спящим? Интересно. Яд не очень сходится с моим представлением об одноруком. Этот гем скорее убьет собственными руками… вернее, рукой… чем возьмется за отраву. К тому же «яд» подразумевает знание о ядах. Что не так просто. Это уже Рим. Египет. Или, скажем, Парфия и дальше на восток. Там это дело любят. А тут люди простые… варвары.

— Яд?

Декурион пожимает плечами.

— Не знаю, легат. Я не очень в этом разбираюсь.

Я молчу. Думаю.

«Случайностей не бывает», сказал последний из атлантов. «Случай — это просто выбор того или иного варианта».

— Марк? — говорю я наконец. Поднимаю взгляд. Кавалерист переступает с ноги на ногу.

— Легат?

— Покажешь мне это место?

* * *

Небесный эфир, он же квинт эссенция — пятая стихия. Легчайший слой воздуха, в котором живут и которым дышат боги. Если задрать голову и посмотреть вверх, то его даже можно увидеть. Он голубого цвета. Он — целест. Небесный.

Его зовут так же, как меня. И как звали моего брата. Как нашего отца.

Семейное прозвище.

Означает высоту стремлений, чистоту помыслов, полет мысли… и что‑то еще.

А еще мы очень жестокие. По себе знаю.

* * *

Тит Волтумий, старший центурион Семнадцатого легиона. За сорок, круглая голова с сединой в висках. Жесткие черты лица, крупная челюсть. Насмешливые морщины в уголках глаз. Центурион идет, слегка прихрамывая. В какой‑то момент он оступается и едва заметно морщится. Тит Волтумий был ранен в ночном бою, когда наши пути пересеклись с шестью гемами. Меня тоже задели, но то была царапина. Рана Волтумия оказалась гораздо серьезнее…

Центурион берет себя в руки, подходит и салютует — четко и красиво. Как всегда.

Хромота почти незаметна. Если бы я не знал, то…

— Как твое бедро? — спрашиваю я.

Центурион кивает, щурится:

— Спасибо, легат. Уже могу танцевать.

Я хмыкаю.

— Конечно, конечно. Рад тебя видеть, Тит. И — давай выздоравливай. Ты мне нужен. — Я поворачиваюсь, чтобы идти.

— Легат?

— Что, Тит?

Глаза центуриона ярко — золотистые, как мед. Он наклоняет голову, смотрит на меня исподлобья.

— Вы, наконец, скажете, куда собираетесь? Или мне догадываться?

Я улыбаюсь. Мне сильно не хватало этого долбанутого на всю голову служаки…

— На танцы, центурион. На танцы.

* * *

Почему умер мой брат?

Я спрашиваю у богов — и напрасно жду ответа. Молчание. Тишина в эфире.

С тем же успехом я мог спросить, почему вольноотпущенники Августа убили моего отца. Или почему сделали это на моих глазах?

Кровавое пятно на белоснежной отцовской тоге…

Целест — означает небесный.

Огромное зеркало из черной бронзы, доставшееся мне в наследство от брата, высится посреди палатки. Оно такое старое, что, вероятно, перешло к Луцию от предыдущего легата.

Я внимательно разглядываю в отражении свой правый глаз. Оттягиваю веко.

Голубой. Нет, вы серьезно? А другой — я оттягиваю веко и внимательно его разглядываю — зеленый.

Я надеваю перевязь с мечом, поверх — солдатский пояс с широкой пряжкой. Сверху — шерстяной плащ. Застегиваю сагум фибулой на правом плече. Кинжал пугио — в ножнах на поясе. Кажется, все.

Нужно ехать. В этот раз я не совершу ошибки — как тогда, с распятым германцем. В этот раз со мной будет Тит Волтумий, старший центурион, гроза легионной «зелени»…

А также Марк Скавр и целая турма всадников.

Выхожу из палатки. Меня уже ожидают. Вереница солдат расположилась на Санктум Преториум — главной площади лагеря. Алые вексиллы колеблются от ветра.

— Все готово?

Декурион кивает. Они с Титом обмениваются приветствиями — как старые знакомые. Я сажусь верхом, натягиваю повод, жеребец переступает. Все, пора трогаться.

Центуриону подводят каурую кобылу.

— Проклятье, — говорит Тит. — Я так и думал, что тут какой‑то подвох…

Тит влезает на лошадь без особого удовольствия. С недоверием смотрит на ее загривок. Все‑таки он пехота, «мул», для него лошади — что‑то совсем чуждое. Я сжимаю коленями бока жеребца.

— Поехали!

* * *

Спустя несколько часов, когда солнце начинает клониться к горизонту, мы прибываем на место.

— Легат, — декурион придерживает коня. Тот со злостью грызет удила. — Вот она, та деревня.

Я киваю. Спешиваюсь — ноги болят так, что я еле могу идти — и веду коня в поводу. От покосившегося частокола и заброшенных амбаров ложатся на дорогу вытянутые, угловатые, изломанные тени. Вечер. Лучи солнца пробиваются сквозь листву, все залито красноватым светом — словно это вода с растворенной в ней кровью. Негромко стучат копыта.

Заброшенная деревня. Место, где люди больше не живут.

Владение мертвых.

Туман скапливается в низинах. Сквозь прозрачную белесую пелену медленно прорастают стволы сосен.

Деревня — это правильный круг, огороженный частоколом. В центре огромный бревенчатый дом. Обычное дело для местных деревень, объясняет декурион. Марк — разведчик, поэтому знает о германцах больше, чем они сами.

Мы объезжаем дом по широкой дуге.

— Здесь мы их похоронили, — говорит кавалерист.

Ветер усиливается. Шелест листьев над головой становится тревожным. Словно предупреждает меня:

«Остановись, Гай. Ты еще можешь остановиться».

Перед моим лицом пролетает, кувыркаясь, желтый лист. Я поднимаю глаза — над общей могилой «мулов» Семнадцатого легиона, убитых здесь два месяца назад, шумят буки и ясень. Далекие сосны скрипят тоскливо. Жалуются на забвение.

Красно — желтый слой опавших листьев покрывает землю…

Скоро осень. Она уже здесь.

Я говорю:

— Центурион, вы со мной. Остальные — с декурионом. Марк? Выставьте посты и ждите приказа.

Декурион кивает. Он маленький и очень худой, и забавно смотрится на крупном испанском жеребце. Тот косит на меня лиловым глазом и дергает ушами.

Лошадям в деревне не очень нравится. Я их понимаю. Когда мы с центурионом остаемся одни, я говорю:

— Тит.

— Да, легат. — Центурион ждет. Конная поездка нелегко далась ему, лоб блестит в испарине.

Я говорю:

— Прикажи всадникам принести лопаты. Земля, похоже, затвердела.

Он медлит:

— Легат?

— Что, Тит?

Центурион смотрит на меня. Щурится.

— Хочу напомнить. В прошлый раз мы снимали с креста распятого человека…

— Верно, центурион. Так и было.

— Потом вы оживляли его.

— Да, но…

— Мне это не очень понравилось.

— Я понимаю, — говорю я медленно. Тит Волтумий — единственный, кто знает о моей фигурке. Не считая фокусника и прозрачного атланта.