Анатолий Максимов - Подлетыши

• Название: Подлетыши
• Автор: Анатолий Максимов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1983

Эта повесть — о ребятах, которые учатся в профессионально-техническом училище, готовятся стать электриками, с честью носить высокое и гордое звание рабочего человека.

---

— Прямое контрнападение — вот что! — Коновалов вскочил со стула. — Вы у нас человек новый, поди, не знаете, что изо дня в день намеками да кивками Ергин измывается над моим внешним видом. Он не может мимо пройти, чтоб, как стамеской, не поддеть да не подковырнуть меня. Прямо из избы не выглядывай, на работу не заявляйся. Ладно хоть пересмешник Петька Гомозов не Ергина — мой лучший друг, а то бы и от Петьки мне доставалось ого как! Тогда бы глаза завязывай да беги из училища… Примите, товарищ замполит, мое донесение во внимание и срочно накажите Ергина своей строгой властью.

Коновалов повернулся на одном месте и, прямой, недоступный, вышел из комнаты с кепкой в руке.

Дегтярев дождался, когда закончит Ергин заниматься в мастерской с ребятами, и заглянул к нему просить взять к себе Морокова с Порошкиным.

Ребята убрали верстаки и выбежали в коридор. Двое дежурных мыли полы. Ергин ремонтировал сверлильный станок. На голове его — неизменная кожаная восьмиклинка, жиденькими завитками прилипли к потному лбу волосы. Ергин снимал крыльчатку с электромотора и краем уха слушал говоруна в коридоре.

— Вот шельмец этот Петька Гомозов! — осуждая и удивляясь, сказал Дегтяреву. — Наловчился пересмеивать меня. Ну и ловко! — чему-то улыбнулся, кашлянул.

Петя Гомозов, закадычный друг столяра Коновалова, ергинским хрипловатым голосом выводил за дверью:

— …На войне, ребята, я шпионом был… Зафитилили меня из Москвы на ракете ажно в само фашистско логово… — Петя усиленно нажимал на букву «я», хотя Ергин излишне якал только в одном слове — «плямяш». — Кинули, значит, мяня в Бярлин. А в те годы знал я двадцать мировых языков: удэгейский, гиляцкий, нанайский, гольдский… Потому с первых ден хрипы приняли меня за своего брата. Привязли, значит, в ставку Гитляра. Гитляр, который с челкой, устроил в мою честь банкет на сто пярсон. Дернули мы ихняго шпансу. Тут и захныкал Гитляр: «Ну, Ерзар, по всяму хронту вижу: не дотянуть мне до сядой старости. Жалко, боязно подыхать, да што поделаешь, ведь русские спуску не дадут за все мои мировые пакости, укокошат. Как отравлюсь крыситом, так, значит, оставлю тебе круглу пячать от рейха, а заодно и Еву — владей!»

Ергин продолжал копаться в моторе.

— Ну и ну… — хмыкал. — Ну и хохмач!..

Дегтярев подошел к двери посмотреть, каков из себя этот пересмешник Гомозов.

Петя оказался худеньким, рыжеволосым, в конопушках. Ребята вокруг него смеялись, он же хоть бы глазом моргнул. Дождется тишины и продолжает тоном простоватого мужичка, много натерпевшегося от лихой судьбы.

В мастерскую вошел с разноской столяр Коновалов, за ним следовал конопатый, ушастый Гомозов.

— Ну, как там, Демьян Васильевич? — Ергин обратился к столяру. — Как погода в небе? Не пора ли нам с тобой укрывать сеном яблони, не замерзнут?..

— Вот и полюбуйтесь, товарищ замполит! — вроде бы ни с чего взвился Коновалов. — Я пришел сюда работать — ему же стол клеить. Ергина не трогаю, он же, сами видите, убеждаетесь в моем донесении, первым нападает — на мою длинноту намекает. Вот и попробуй теперь, разнервированный, выбиться в отличники производства. — И тут Коновалов говорил как по-писаному, то ли для потехи, то ли что-то скрывал в себе…

Впрочем, вся эта перепалка между мастером и столяром Дегтяреву казалась сейчас слишком неуместной. Ребят выгоняют из училища, а они… У Порошкина матери нет, у Морокова — отец не родной. В школу их навряд ли возьмут, на работу хлипки, только и останется мальчишкам баклуши в подворотнях бить. Так думал Дегтярев, нетерпеливо ожидая, когда Коновалов удалится и можно будет поговорить с Ергиным.

Но Коновалов не спешил уходить. Пришлось разговор вести при нем. Дегтярев начал издалека:

— Вы за что, Елизар Мокеич: чтоб одним сучкорубом больше стало в леспромхозе или одним электриком на стройке?..

Мастер вскинул быстрые глаза на замполита.

— Знаю, к чему клоните… Земля слухом полнится.

— Так вот, — озабоченно продолжал Дегтярев. — Земляк мой, Игорь Мороков, проштрафился… Я мечтал на каникулах наведаться с ним в нашу деревню Голубичную. Неужели придется одному?.. У матери их четверо — от разных, между прочим, отцов… Игорь старший. Ждет мать: скорее бы выучился сын да помогал…

— Не все, стало быть, достойны нас наследнички, — копаясь в моторе, огорченно заметил Ергин.

Коновалов, принявшийся усердно склеивать стол, не преминул подзучить мастера:

— Ну-ка доложи товарищу замполиту, с каким ты умыслом называешь своих ребят наследничками? Внушаешь ли ты подросткам гордость за своих отцов и дедов? Слышу я: говоришь «наследнички» не от чистого сердца, а как-то подковыристо… Дескать, вот раньше были настоящие парни, а вы так себе — горе луковое, одним словом — наследнички…

— Садись, сосед, к верстаку, давай закурим, — тихо сказал мастер. — Надо нам чем-то помочь Илье Степановичу. Слышишь, его земляк попал впросак, а с ним и плямяш мой. Садись, сосед, будем вместе думать.

— Пошто нынче племяшом не хвастуешься? — Столяр упрямо не хотел закуривать «трубку мира». — Вон мой Петро — парень с чистой совестью!

Ергин снял с головы кепку, обнажив густые, цвета стальной проволоки волосы, протянул столяру пачку сигарет; тот, хмурясь, шатал, разглядывал стол.

— Мороков, Мороков… — что-то вспоминая, рассуждал вслух Ергин. — Как же, наслышан о нем. Такой коренастый, все ходил по табору и что-то жевал…

— Так Мороков деревенский парень, — улыбнулся Илья, — а в деревне, бывает, в страдную пору ни обедов, ни ужинов не признают, — что съел на ходу, тем и сыт.

— У меня и своих артистов хоть отбавляй, каждый день представления вижу. В театр не надо ходить. А может, Морокову все-таки лучше сучкорубом стать?..

— Вот где сказывается мастер-воспитатель! — Коновалов никак не мог оставить в покое стол — шатал. — Сидеть бы такому мастеру в будке сторожа. Сутки отдежурил — трое дома спи… Нынче разве мастера? Одна видимость…

Ергин, щуря глаза, сплевывал соринку.

— Зато столяры — любо посмотреть. Хватит шатать мой стол! Без твоего ремонта дольше простоит… Кто так моет, кто? — Ергин сорвался с круглого стула да — к дежурному уборщику. Отнял у него швабру, заелозил под верстаком. — Боишься пополам переломиться? Дома-то моешь полы или все мать, а ты у телевизора хиреешь? — отдал швабру смущенному пареньку, тронул за плечо Петю Гомозова, который рассматривал блестящие самодельные треугольники. — Сбегай за мастером Парковым. Дело есть к нему, — и опять взялся за сверлильный станок; хмурился, нервно подергивал тонкими, в полоску, губами.

— Звал меня, Мокеич? — Парков стоял в проходе, вытирая руки ветошью. — Говори, что хотел.

— Так чем тебе не приглянулся Мороков? С виду-то он вроде бы ничего…

— Раз тебе он глянется с виду, вот и бери. Мне некогда с ним нянчиться.

— Готовеньких, идеальных учеников ищете? — сухо заметил Дегтярев. — А если таковых нет, если все они сложные, трудные, как и подобает быть подросткам?

— Знаю, знаю, — снисходительно ответил замполиту Парков. — Вам бы лучше не со мной — с воспитателями, с наставниками поговорить о разных и трудных. Я скажу вам одно: в пятнадцать лет парень должен быть приученным работать. Пускай неумелым, но готовым к работе душой, сознанием, совестью… Такого я научу делу… — Парков раскраснелся лицом, говорил громко. — Вы понимаете меня? — глядел поочередно на замполита, на столяра, на мастера.

— Так ты насчет Морокова не передумал? — спросил его Ергин. — Ну ладно. Больше у меня к тебе вопросов нет. А то в моей группе ухарей недобор…

— Еще Порошкин, — несмело заикнулся Илья.

— Может, всю его группу, — Ергин кивнул на Паркова, — к себе переманить, так и скажите.

— Порошкина оставляю у себя, — сказал Парков. — Ради отца, когда-то монтерил на его участке. Деловой мужик. Сын, жаль, не в отца… — и вышел Парков из мастерской.

Глава третья

Лет десять назад строители высадились на склоне сопки, между широким заливом и Амуром. И отстроили город Излучинск. До сих пор на окраинах города маячат строительные краны, оттесняясь высокими домами все дальше в тайгу. На другом берегу Амура тоже сопки, по утрам скрываются в густом тумане. И ждет Сергей из утреннего тумана заморские корабли. Мальчишкой он играл в моряков, мечтал о дальних плаваниях, но в мореходное училище не попал, забраковали врачи. Тогда пошел Сергей в ПТУ.

— Хвалю за выбор! — одобрил вечно занятый на стройке отец. — Надо тебе поработать монтером. А потом, кто знает, может, станешь, как и я, — инженером-электриком.

Мать Сергея погибла при несчастном случае на фабрике. Сергей смутно помнит: в том городе, где он жил раньше, были древние церкви, старинные деревянные дома с резными наличниками, тесные улочки и сплошные сады. От цветения садов город весной становился белым. Наверно, потому город этот называется Белев. При Сергее мать положили в гроб (в пять лет все запомнил). Он ехал с ней до кладбища на открытой машине. Но ни дома, ни в машине, ни на кладбище — нигде не показали мальчику лицо матери. Зачем-то закрывали от него простыней. Оттого, наверно, смерть матери детским своим умом Сергей не воспринял, — не поверил он, что мать исчезла со света навечно. После похорон, как всегда, стал он ждать ее домой. Целыми днями просиживал у окна, всматриваясь в прохожих женщин. Услышав шаги по лестнице, замирал, на каждый звонок торопливо бежал отворять дверь. Отец не отдал сына родственникам или в детдом, растил и воспитывал сам. Пока Сергей был маленьким, отец иногда приводил домой красивых и ласковых к мальчугану женщин. Подрастая, Сергей начал сознавать: добрых женщин на свете много, но мать они не заменят… Понимал это и все-таки всматривался в чужих женщин, искал в их облике, фигуре, голосе что-то схожее с материнским. Пришел он в училище, увидел воспитательницу Галину Андреевну и сразу внушил себе: Галина Андреевна и мать — одна и та же душа. Теперь, повзрослев, Сергей, конечно, понимал: мать умерла и перевоплотиться в Галину Андреевну никак не могла. Но сердце не соглашалось с умом. Что тут поделаешь!..