Виктор Пелевин - Смотритель. Книга 2. Железная бездна

• Название: Смотритель. Книга 2. Железная бездна
• Автор: Виктор Пелевин
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-83419-8

Алексис де Киже – Смотритель Идиллиума, нового мира, созданного Павлом Алхимиком и Францем-Антоном Месмером во времена Французской революции. Алексис – Блюститель миропорядка. Он создает Всё из Ничего и за этой работой беседует с Четырьмя Ангелами. Он равен Богу. Но… Смотритель сам не знает, кто он и откуда взялся. А выяснить это необходимо. Иначе он не станет настоящим Мастером и никогда не сможет сказать: «Мир – волшебный кристалл с безмерным числом граней, и повернуть его всегда можно так, что мы рассмеемся от счастья или похолодеем от ужаса…»

О чем эта книга на самом деле, будет зависеть от читателя – и его выбора.

---

– Ничего не надо делать. Флюид зеркален изначально.

– Когда я получу дальнейшие инструкции?

– То, что я сейчас сказал, и есть инструкции, – ответил Ангел. – Их вполне достаточно. Я даже наговорил лишнего – все необходимые сведения были в дневнике Павла. Этому нельзя научить. Можно лишь научиться. Ты все поймешь сам, когда примешься за дело.

– Но…

Он остановил меня ладонью.

– Может быть, рядовому алхимику этого было бы мало – но ты Смотритель, обладающий силой Ангелов.

– Вы дадите мне еще какой-нибудь совет?

– Только один, – улыбнулся Ангел. – Надень треуголку.

Вся сила Ангелов… Ангел Воды в последнее время не выглядел особенно сильным. К счастью, я подумал это, уже выйдя из часовни.

Но Ангел говорил правду.

Моя задача была не так уж сложна, особенно по сравнению с тем, что совершил когда-то Павел. Этот титан, стоявший у колыбели нашего мира, ваял свое детище прямо из потока Флюида, как скульптор лепит из глины смутно проступающую в его воображении фигуру. При этом неизбежны были просчеты и ошибки – они, вероятно, и объясняли столь странный результат.

Мне же предстояло всего лишь оплотнить уже существующий объект: вырвать его из пространства мысли и соединить с материальной основой. Мне не надо было задумываться над обликом моего творения, над его характером, над его воспоминаниями и привычками – все это каким-то образом уже существовало. От меня, по сути, требовался просто акт воли.

Киж был идеальным манекеном для тренировки еще по одной причине: воплощая его заново, я не вторгался в область Промысла, а оставался как бы в тени магического акта, совершенного когда-то Павлом. Никколо Третий назвал этот принцип главным законом нашего мира; очень разумно было придерживаться его в таком рискованном начинании, как мое.

Секретная лаборатория Михайловского замка, где все Смотрители проходили через это испытание, полностью повторяла по форме петербургскую лабораторию Павла – только была перенесена на верхний этаж. Она давно пришла в запустение – но ее специально не ремонтировали, чтобы сохранить жутковатый отпечаток столетий.

По традиции я должен был войти в лабораторию один. Поднявшись в этот старомодный лофт по винтовой лестнице (ее касались когда-то ботфорты Павла), я с трудом открыл тяжелую дверь. Мне сразу стало не по себе.

Лаборатория напоминала высоко вознесенный склеп. Если не считать длинного дубового стола и двух стульев, комната была совершенно пуста. Запах мышей и сырости, тусклые стекла окон, желтые и синие пятна на сводах потолка – такое трудно было подделать.

Я увидел в стене нишу, упомянутую в дневнике. Именно в ней, видимо, раз за разом возникал Киж. В этом углублении было что-то зловещее – из его стен до сих пор торчали ржавые крючья.

Минуту или две я пытался представить, как лаборатория выглядела при Павле – а потом понял, что просто оттягиваю время.

Надев треуголку, я сосредоточился. Соединив в своей памяти все, что составляло Кижа – запах его духов, запечатленные Павлом гримасы, цвета его мундира, – я собрал вокруг себя вихрь Флюида и вместе с ним вовлекся в невыразимый волевой акт, велев Флюиду заполнить созданный мною образ.

Начать было легко – как оттолкнуться ногами от края крыши. Но уже в следующую секунду мне стало ясно, насколько опасны подобные опыты.

То, что я делал, действительно напоминало отливку статуи из расплавленного металла. Но в форме оставалось слишком много дыр. Хоть я и вообразил Кижа со всею доступной мне тщательностью, этого оказалось недостаточно, и в мой ум впились тысячи крохотных коготков. Каждый из них был маленьким вопросом, который как бы задавала мне одна из занятых творением бесчисленных сущностей…

Я не смог бы ответить всем – но к счастью, можно было просто оставить Кижа таким, каким он отпечатался в памяти Флюида.

Теперь я понял, до чего ничтожны мои способности по сравнению с Павлом Великим: когда тот создавал двойника, подобной опции у него не было. Впрочем, великий алхимик тоже, скорее всего, не отвечал на эти бесчисленные вопросы сам – такое превосходило человеческие силы. Он использовал энергию чужих ожиданий, мастерски возбужденных его якобы ошибочным приказом. Именно для этого он и выращивал столько лет своего Кижа из домыслов и слухов.

Чем глубже я вовлекался в алхимический процесс, тем лучше понимал, в какую авантюру ввязался.

Инструкция Ангела оказалась неполной. Недостаточно было разделить Флюид на образ нового существа и зеркало. Зеркальный Флюид обязательно должен был окружить зарождаемое сознание со всех сторон – но при этом новому существу и отражающему его зеркалу следовало оставаться одним целым.

Выходило, что они могли соприкасаться лишь одной точкой, и спрятать ее можно было единственным способом – поймав в ней сознание создаваемого существа. После этого пузырь немедленно начинал видеть свои отражения во Флюиде со всех возможных сторон – и решал, что он действительно есть. В известном смысле это было правдой.

Присутствующая здесь изощренность напоминала даже не святотатство, как сказал Ангел, а продуманное военное преступление. Но ужас был в другом. Во время манипуляций с Флюидом мне стало ясно, что и сам я, и все другие люди скроены по такому же точно образцу: иного механизма просто не существовало.

Читая когда-то в древних книгах, что «я» – преграда, отделяющая человека от его вечного источника, я всегда понимал это в туманно-возвышенном смысле, даже отдаленно не представляя грубого практического смысла этих слов.

Теперь я понял наконец, что они значат.

Дети, думал я, иногда берут обрывок воздушного шарика, засасывают тонкую резину в рот и перекручивают ножку, создавая новый воздушный шарик – крохотный и очень туго натянутый. А потом с грохотом взрывают его, ударяя о стену… Я и сам развлекался так в детстве, совершенно не догадываясь, что моделирую свою собственную суть – и рождение, и смерть.

Но я размышлял об этом недолго: алхимический процесс требовал слишком серьезной концентрации, чтобы отвлекаться на философию.

На самом деле Ангел был прав – нюансы выяснялись во время работы сами. Я мог не волноваться, что забреду куда-то не туда. Маршрут был один, и Флюид хорошо его знал. Мало того, Флюид безропотно подсказывал, что и как следует делать, хотя сама суть моих манипуляций заключалась в том, чтобы обмануть его самым неприглядным способом.

Внешне все выглядело просто. Подняв руки и повернув их ладонями к темной нише, я ушел в глубокое сосредоточение, позволив Флюиду открыть мне все то, о чем я только что рассказал. Никаких пассов я при этом не совершал – подозреваю, что Месмер в свое время делал их исключительно из артистизма.

Когда мне удалось правильное волеизъявление (теперь я знал, что это сложно лишь в первый раз), раздался сухой треск – и комнату заполнили разноцветные огни, подобные северному сиянию. Сияние было густым, как туман в дождливое утро – и совершенно скрыло за собой стенную нишу.

Aurora Borealis, подумал я, опуская руки. Павел и Франц-Антон не зря выбрали это имя…

Дело было сделано.

Прошло полминуты, сияние рассеялось – и я увидел Кижа.

Он стоял на коленях. На его руках были кандалы, прицепленные к стенным крючьям (я не сковывал его специально – но испытал облегчение при виде этого железа).

Киж был в точности таким, каким я его представил: мундир, двууголка с опушкой, курносое лицо, чуть бульдожьи глаза навыкат. На полу перед ним лежал мешок – залатанный и объемистый, перевязанный розовой лентой (с похожим часто рисуют новогоднего Дедушку Клауса). А рядом был какой-то рулон – не то одеяло, не то свернутый матрас.

Ни мешка, ни одеяла я точно не создавал. Видимо, мироздание представляло себе Кижа лучше меня.

– Полковник, – позвал я. – Слышите меня?

Киж обвел комнату глазами и остановил взгляд на мне – вернее, на моей шляпе.

– О-о-о, – простонал он, – о-о-о-о!

Похоже, бытие опять было ему не в радость.

– Полковник, – сказал я, – вы меня узнаете?

– Конечно, – ответил Киж почему-то по-немецки. – Ты истязатель, раз за разом вызывающий меня к жизненной муке – и обрекающий затем на боль смертную… Может быть, ты Павел, я не знаю. Зачем ты будишь меня вновь?

Я понял, что дело в черной маске, которую я на всякий случай надел перед процедурой. Должно быть, я выглядел несколько эклектично – кроме маски и треуголки, на мне был оранжевый домашний халат, похожий на монашескую одежду. Мне стало даже лестно от мысли, что древнее творение Павла принимает меня за своего создателя.

– Я не Павел, – сказал я.

– Верно ли это? – спросил он недоверчиво. – Сними свою маску.

Я снял маску – и тут же об этом пожалел.