Юдит Куккарт - Лена и ее любовь

• Название: Лена и ее любовь
• Автор: Юдит Куккарт
• Издательство: Б.С.Г.-ПРЕСС
• Жанр: Проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-93381-152-1

Героиня романа известной немецкой писательницы Юдит Куккарт — бывшая актриса, оставившая сценическую карьеру в большом городе и переехавшая в провинцию, на родину матери, чтобы разобраться в своих чувствах и отношениях с любимым мужчиной. Однако в ее планы ураганом врывается прошлое…

---

«Чем невыразительней девушка, тем больше у нее бант. Это Восток», — отметил про себя Дальман. Яркий, но неуютный свет зарешеченной люминесцентной лампы над стойкой прорезал пространство. Девушка заперла за ним стеклянную дверь на улицу. Он поднялся этажом выше к сигаретному автомату, в коридоре между номерами вскрыл на ходу пачку, помедлил, взглянул на закрытые двери и цифры над ними, а потом направился в темный зал буфета. Подойдя к окну, сдвинул в сторону прокуренную занавеску, — поглядеть на священника. Тот сидел на автобусной остановке. На улице ни одной машины. И вдруг он увидел внизу ту пару в ночной тьме, увидел, как оба идут к таксисту. Дальман прижался носом к стеклу. Он не ошибся. Два, три раза стукнуло сердце — женщина подняла взгляд вверх, к окну, но его не заметила.

— Нет, — промолвил Дальман, поправляя очки. — Этого не может быть.

Закурил сигарету, поднес горящую зажигалку к стеклу, темному и немытому. «Странная девочка», — решил он, отметив присутствие двух чувств сразу. Он и рад, и разочарован.

Девушка и молодой человек перешли пустую улицу, держась друг от друга на расстоянии парочки, которая недавно сложилась и продержится очень недолго. Направились к дому на другой стороне. Бывшему Дальманову дому, ныне он пустует. Ресторан в нижнем этаже тоже не работал. Тем не менее, дверь в коридор открыта. Вошли, будто к себе домой. В окне гостиницы «Глоб» он затянулся сигаретой, и с первой же затяжкой обернулся к залу. Из темноты торчали белые сложенные салфетки. Зачем ему тут стоять? Он выпустил дым. Ах, все эти дела, голые обнимаются, уж не надо ему ничего рассказывать.

Так зачем же тут стоять?

— Затем, — ответил он вслух. И ему снова послышался голос священника: «О. — ворота в Галицию». Рефрен, крепко засевший в голове. Опять повернулся к окну, опять сдвинул прокуренную занавеску и глянул вниз. Священник все еще на остановке. В нескольких шагах от него таксист, снова усевшись в свою «шкоду», чистит банан. Открыта водительская дверь. Горит внутреннее освещение. Дальман смотрел вдаль, через пустую улицу. В доме напротив свет зажегся в подъезде. Дому не хватало четвертого этажа. Раньше он был выше. В его камне рана еще с войны. Дальман в ожидании вспоминал и об этом.

Когда он закурил третью сигарету, вдавив первых два окурка в цветочный горшок, в серую землю, она вышла из подъезда, встала в дверях, и свет падал на ее спину. Помедлила, будто хотела махнуть рукой, но только протянула руку. Свет погас. Перешла пустую улицу к вокзалу и гостинице, оставив за спиной дом и коридор. Шла быстро — руки в карманах джинсов, локти вперед, как у боксера. Позади гостиницы рельсы уходили на запад в ночь, на восток в утро. Запрыгала по ступенькам к гостиничному входу. Все еще стоя у окна, он услышал ночной звонок. Конечно, бледная барышня из рецепции зевнула и поправила бант вместо того, чтобы улыбнуться. В эту минуту и молодой человек вышел из подъезда, чуть задержался в дверях, ладонью потер лицо, запустил пальцы в волосы, потом сунул руки в карманы. Перейдя улицу, направился к пешеходному мосту у вокзала, который высоко над путями вел в деревню. Мимо старой платформы. И не поискал ее взглядом, а она как раз стояла на входе.

Дальман двинулся по лестнице вниз ей навстречу. Столкнулись на проходе к гостиничным номерам у фикуса, вытянувшего свои листья. От изумления она прикрыла рот рукой. Он кивнул и заметил про себя, что теперь и вправду рад. Произнося ее имя, добавил вопросительный знак к интонации. Левой рукой она взбила волосы, а он, стоя перед ней, вертел в руках пачку сигарет, потом толстый лист фикуса. Назвала ему телефон гостиницы и свой номер. Он запомнил. У него всегда была хорошая память на цифры. Двадцать минут третьего.

Выйдя на улицу, направился к автобусной остановке. На охраняемой площадке у гостиницы стояла одна-единственная машина. Красный комби, «вольво» из Германии. А священник все еще сидел на скамейке у остановки. «Бездомный под покровом ночи», — подумал Дальман и положил ему на плечо руку.

— Это Лена, — промолвил он.

— Ты ее знаешь? — священник крепко вцепился в рукав Дальмана, но заметил, что тот и не собирается вырываться. Плечо под его здоровенной рукой на ощупь тонкое. Куриное крылышко.

— Ты ее знаешь?

— А что, разве ты ее знаешь? — удивился Дальман.

— А что?

— То, что ты меня держишь изо всех сил.

Священник выпустил плечо.

— Лена — моя квартирантка, — пояснил Дальман.

— У тебя есть квартирантка? Зачем?

— Ее дочь, и вернулась в город.

— Чья дочь?

— Моей Марлис.

— Я не знал, что у тебя есть Марлис, — священник запнулся. Пошевелил мозгами. И тут его осенило:

— Ты из-за нее сюда приехал? Не из-за меня?

— Кто его знает, — отвечал Дальман. — По-моему, я и сам не могу объяснить, зачем. Я только знаю, что очень этого хотел.

— Но ты ведь знал, что она здесь, Юлиус? Не так ли?

— Да, знал.

— Да, ты знал, Юлиус. И ничего не сказал. А я-то удивлялся! Сначала она, потом ты, оба из одного города. Неужели это случайность, спрашивал я себя. Да это и не могла быть случайность. А ты ничего не сказал.

— Что ты так разорался? Ты ведь тоже ничего не сказал, Рихард.

— О чем?!

— О ней. Мне не сказал. Похоже, ты тоже ее знаешь.

— Но разве ты не хотел с ней тут встретиться, Юлиус?

— Не знаю я, — отмахнулся Дальман. — И не надо все время повторять мое имя.

Таксист завернул банановую кожуру в обрывок газеты и слушал в машине радио. Потом выключил, и сразу стало тихо, и ночь стала темной.

— У тебя есть ручка? — осведомился Дальман, глядя в сторону гостиницы. Луна светила им в спину, отбрасывая на асфальт две тени — длинную и чуть покороче. Длинная тень была в платье.

— А что ты собираешься писать?

— Вон там, напротив, мы когда-то жили… Там, где открыта дверь в коридор, — проговорил Дальман.

— Уж теперь знаю. Ты хочешь это записать? Но кому оно сейчас интересно?

— Верно. И почему там дверь никто не закроет? — Дальман вытащил из кармана куртки кассовый чек и вывел на нем цифры.

— Это что?

— Ее телефон и номер комнаты. Сказать тебе еще кое-что?

— Да, Юлиус?

— «Вольво» — отличная машина, и на ней я завтра тоже отправлюсь домой.

Напряженно вглядывался священник в темноту и изрек наконец-то:

— Я тоже поеду.

Вот такая была ночь, будто кто-то целый пласт земли опрокинул на город.

Что тут удивительного

— Осторожно, яма и темный лес! — предупреждает Дальман и хватается за руль. Священник с закрытыми глазами клонит голову в ту сторону, куда они едут. Лене не верится, что он спит. Просто не хочет встречаться с ней взглядом в зеркале заднего вида. Дальман все еще тычет пальцем в карту, чтобы не потерять ориентир. «Рыбник», — произнося название города, намекает, чтобы сделали крюк. А он бы смог встать перед бывшим отелем «Гренцвахт», возмущенно головой качая. Коробка без окон — вот что это теперь такое, и ветер задувает в щелях. «Рыбник», — настаивает Дальман и на подъезде к Катовице. «Рыбник», что в переводе означает: как мир с тех пор к худшему переменился! И прихлебывает из своей серебряной фляжки. Они движутся в майском свете, и солнечный день на исходе. В садах костры, и девушки с длинными косами сидят там на белых пластмассовых стульях. Слева Польша, справа Польша, озера темнее да птицы крупней и пугливей, чем в Германии. Так было и на том пути. Деревни, при виде которых вспоминаются женщины в дешевых чулках, — причем до того, как они появятся, вспоминаются свекольник и вишневый компот — причем до того, как хоть что-нибудь съешь. Рядом с ней Дальман изучает карту, ведя пальцем по границе того мира, что кажется ему известным с прежних времен.

— Я и выговорить-то не могу: Польша! — сообщает.

— Но как же иначе? — звучит ее вопрос.

— Силезия, — заявляет Дальман и продолжает, повысив голос: — Силезия! А готов ли ваш репортаж для той газетенки? — и вперивает взгляд в ее волосы, выбившиеся из-под капюшона. — Вы хоть что-нибудь понимаете в футболе, Лена?

На повороте она закуривает сигарету.

— Все-таки не надо бы на повороте, — причитает Дальман.

Когда она ехала сюда, все было так же, только без дурацких замечаний. И церковь на повороте была с другой стороны. Это осталось в памяти. У Господа, распятого тогда слева, четыре дня назад так же торчал между колен букетик цветов.

— А он знает, когда мы приезжаем в Берлин? — спрашивает Дальман.

И тот, кто не едет с нею, вдруг появляется. Бежит возле машины и, скрестив руки, стягивает серый свитер, швыряет его в закрытое окошко, и на мгновенье он, свитер, пустой, укладывается на заднем сиденье подле священника, и тоже едет, хотя внутри него нет никакого Людвига. А следующее мгновенье загублено Дальманом.

— Он знает об этом? — повторяет тот.