Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка

• Название: Рыжеволосая девушка
• Автор: Тейн Фрис
• Издательство: Издателъство иностранной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1959

Рыжеволосая девушка — роман о борьбе голландского Сопротивления с гитлеровскими захватчиками. 5 мая 1940 года Германия напала на Голландию и за 5 дней завоевала ее. Правительство Голландии сбежало в Лондон. А люди остались. Они ненавидели нацистов и организовали тайное Сопротивление. Движение Сопротивления во время войны существовало во всех странах Европы, захваченных Германией. Остросюжетная книга напоминает: страна, родина — это не правительство. Это народ, который в трудную минуту способен на подвиг. И после войны, как только в какой-либо стране тупорылое нацистское зверье захватывало власть, терпеливый народ не выдерживал и выкидывал уродов на помойку истории.

---

Он еще раз весело фыркнул.

— Должен честно признаться, что ты неплохо придумала относительно Хюго. Я в самом деле могу кое-что рассказать тебе: как-то на днях возле фелзенского парома мы поджидали одного из душегубов, которые хозяйничают здесь по соседству, — злейшего палача, расправлявшегося с евреями…

— …Да, я знаю. Паардманс. Тот самый молодчик, который без собаки никуда не ходит. Разве Хюго тоже был там?

Флоор кивнул. Затем заговорил живее, как будто его самого увлекли воспоминания о недавних событиях.

— Там мы — Хюго, я и еще один человек, которого ты не знаешь, — стояли с автомобилем в переулке. Мы были в мундирах эсэсовцев. Возможно, тех же самых, которые были использованы вашей группой в новогодний вечер в Амстердаме. Хюго сделал великолепный выстрел. Хреетье предупредила нас, когда Паардманс переправился на пароме. Она стояла там и ждала не меньше часа. И продолжала стоять на улице, пока негодяй не подох, затем пришла сюда, чтобы сообщить нам эту новость.

— Хреетье? — переспросила я.

— Ты же знаешь Хреетье! — сказал он. — Ты ведь каждую неделю печатала вместе с ней газету.

И мне представилась краснощекая веселая девушка, с которой я простояла у ротатора не один вечер… Сколько мы с ней болтали! И вот именно ее выбрали для участия в акте возмездия, в то время как я, черт побери, кипела от злости, потому что Франс держал меня в «резерве»!

— Я завидую ей, Флоор, — сказала я, и с такой пылкостью, что Флоор снова засмеялся. Он так и не закончил свой рассказ о Паардмансе и вообще больше ничего не рассказывал. Мои переживания не могли ускользнуть от него; я горела святым нетерпением приняться за настоящее дело.

— Помоги мне, Флоор, — сказала я.

Выражение его моложавого лица стало опять серьезным.

— Не знаю, что скажет на это Франс и как сам Хюго рассудит… — сказал он осторожно, невольно противясь моей необычной просьбе; быть может, ему это казалось даже некоторым нарушением дисциплины. — Но я понимаю тебя… Я, собственно говоря, наблюдал нечто подобное у ребят… они совсем не могут сидеть без дела.

— А я всего-навсего женщина, — в ярости воскликнула я. — Гарпия с когтями и клювом, верно? Так вот, я родилась в городе, где жила Кенау[11]. И она знала, для чего нужно было обливать кипящим маслом морды испанцев. Думай обо мне что угодно — мне это безразлично. Только помоги мне!

Флоор растерянно и смущенно глядел на меня, озадаченный моей вспышкой; он понял, что его слова оскорбили меня до глубины души. Я знала, он сделал это неумышленно, но мне было больно от мысли, что даже он, сказавший мне однажды, будто не важно, кто участвует в борьбе Сопротивления — мужчины или женщины, — в душе все же придерживался старых взглядов.

— Слушай, Ханна, — вдруг решительно сказал Флоор. — Ты требуешь принятия радикальных мер и хочешь, чтобы это сделал я. Болтовня насчет мужчин или женщин, гарпий и бог знает чего еще здесь совсем не к месту. Я тебя знаю. И направлю к Хюго. Баста! Ну, а дальше сама уж дерись и добивайся своего.

Я чуть не обняла его. Он стоял передо мной, напустив на себя строгий вид, и я снова смягчилась и почувствовала к нему огромную симпатию. Он поспешно поглядел на свои часы, как бы желая защитить себя от выражения чувств, которого он, по-видимому, ожидал от меня после принятого им решения.

— Три часа, — сказал он. — У тебя есть сейчас время?

— Да, — ответила я, вся дрожа от сдерживаемого нетерпения.

— Ладно, — сказал он. — Нам придется с часок ехать на велосипеде и против ветра. Но все же мы успеем застать Хюго.

— Мне всегда приходится ездить против ветра, — заметила я. — Будто я давно не привыкла к этому — ровно с той поры, как впервые достала ногами до педалей…

— Боже милостивый! — воскликнул он. — Да ты просто не человек, а настоящая динамо-машина, столько в тебе энергии!

Вероятно, для женщины гораздо менее лестно, если ее сравнивают с машиной, чем с Ксантиппой. Но на этот раз сравнение с машиной не показалось мне оскорбительным. Я засмеялась и выбежала из комнаты. Де Мол куда-то ушел. Я передала ему привет через его жену, заключила маленькую, добрую старушку в объятия и расцеловала ее в обе щеки; а Флоор, накидывая на себя куртку, глядел на нас с глупой мужской ухмылкой.

Книга третья. ПУТИ ПРАВОСУДИЯ

Человек в соломе

ы ехали на велосипеде по проселочным дорогам, ведущим на северо-запад. В направлении нельзя было сомневаться, я чувствовала это по типично голландскому ветру; а впрочем, в Голландии ветер всегда дует в лицо. По правую сторону от нас, вдоль реки Заан, четко вырисовываясь на фоне неба, тянулись поселки, возле Эйтхееста слева показалась железнодорожная линия. Давно я не была здесь. Я узнавала лишь отдельные велосипедные дорожки, зато Флоор совершенно непостижимым образом ориентировался среди множества уединенных и извилистых проселочных дорог. Мне казалось, что мы находимся где-то около Кастрикума. В мягком, солнечном воздухе — зима близилась к концу — можно было различить пряный аромат опавшей дубовой листвы и сосен; мелкие кроличьи следы вели к пустошам и пескам. Домов здесь было мало. До сих пор мы не наткнулись ни на одного немца. Я спросила Флоора, есть ли они здесь вообще.

— А где их нет? — буркнул он. — Здесь в районе Кеннемера размещены мерзавцы из дивизии Германа Геринга. Смотри в оба. Правда, они не особенно любят эти тропинки.

— Они похожи на партизанские тропы. Тут удобно будет скрываться, — сказала я.

Флоор сбоку поглядел на меня, но ничего не ответил.

Отроги дюн снова отступили назад. Между ольхами и березами нашему взору открылось небольшое огородное хозяйство, один из тех великолепных, тщательно возделанных кусочков земли, которым цены нет. В стеклянных рамах дальних теплиц слабо отсвечивало солнце; виднелись отдельные квадратики поля — словно шахматная доска. Мы свернули в лесок, ветви его так густо переплелись, что, вероятно, летом они нависают над головой сплошным шатром. Показался низенький, покрытый белой штукатуркой дом с узкой, простой терраской и дверью, в которой блестели красные и синие стекла; а дальше, за домом, стоял низкий сарай из коричневатых просмоленных бревен, с откидными окошками; в этом сарае, вероятно, был чуланчик для кур и полки для сушки цветочных луковиц. Все это имело такой мирный, невинный вид, как будто не было никакой войны, как будто не было ежедневных убийств и бедствий военного времени.

Я невольно соскочила с велосипеда. Затормозив ногой, Флоор также слез тихонько с седла и, стоя рядом со мной, смотрел на лежавший перед нами уголок голландской земли. Меня не покидало чувство, что этот уголок, расположенный между видневшимися вдали дюнами и Алкмарским озером, которое угадывалось за рядами кустарников, как бы олицетворяет собой всю Голландию. Я взглянула на Флоора; я уже догадывалась, что именно здесь должен находиться человек, который нам нужен.

— Мне подождать? — спросила я.

Он взял меня под руку.

— Нет, нет, идем вместе. Мы неожиданно нагрянем к нему… Если он вообще тут.

Мы беззаботно и неторопливо побрели к домику. Оттуда доносился какой-то странный деревянный стук и скрип. Мне приходилось слышать этот звук, но я никак не могла вспомнить, что это такое.

— Что это? — спросила я.

— Не сообразила? Это же деревянная лошадка! — сказал Флоор и рассмеялся. Он втолкнул меня в кухню. Вдоль одной каменной стены тянулся низкий деревянный шкаф, внутри которого помещался медный трубопровод от колодца. На большом круглом кухонном столе стояла корзинка с ложками и вилками. А возле стола в самом деле со скрипом и стуком изо всех сил качался на своей лошадке двухлетний карапуз. Он перестал качаться, как только заметил нас в дверях, и вытаращил на меня глаза. Флоор подошел к нему и опустился возле него на колени.

— Эй, ты, Хейс! Гляди, какую тетю я тебе привел! Ты меня узнаешь?

Хейс чуть кивнул головой; ротик его трудно было разглядеть — такие пухлые были щечки.

— Кто я?

— Белый, — ответил Хейс.

Флоор громко засмеялся. Он держал детскую ручку в своих руках, которые казались теперь еще огромнее.

— Черт возьми, Хейс, — сказал он, — у тебя память как копилка. А где мамочка?

Я подошла к ребенку и тоже протянула ему руку. Он снова уставился на меня и даже не шевельнулся. Я не знала, как с ним обращаться, — я ведь не привыкла к детям. Мне всегда казалось, что они живут в своем особом мирке, не имеющем никакого отношения к жизни взрослых. Флоору же, очевидно, ничего не стоило перенестись из одного мира в другой. — Где же мамочка? — повторил он.

Ответа не последовало, но из дома послышались приближавшиеся шаги. Отворилась дверь. Флоор уже приготовился по-военному приветствовать хозяйку дома, ибо это была без сомнения хозяйка: среднего роста, крепкая, краснощекая, русоволосая женщина лет тридцати — именно такой обычно представляют себе голландскую крестьянку. Еще до того, как было произнесено первое слово, ее зеленовато-карие глаза пытливо уставились мне в лицо, как будто она хотела сразу определить, что я за человек. Я глядела на нее, а она на меня. Возле ее рта и недоверчивых глаз появились мелкие морщинки. Флоор весело сказал: