Филиппа Грегори - Меридон

• Название: Меридон
• Автор: Филиппа Грегори
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-78818-7

Меридон часто видит сны о волшебном месте, в котором не нужно спасаться от бедности, терпеть жестокость и холодность отца. Когда ей и ее сестре Денди удается сбежать из дома и присоединиться к бродячему цирку, у них появляется шанс на новую жизнь. Но, как бы ни нравилась ей эта жизнь, она точно знает, что ее место не здесь, а в ярко-зеленой стране, которую она называла Долом. Следуя за мечтой, она отправляется на его поиски.

Сможет ли она найти свой Дол и сохранить любимых людей или ее счастью не суждено сбыться?

Ранее книга выходила под названием «Меридон, или Сны о другой жизни»

---

– Чего вы хотите? – спросила я, глядя на кружку.

– Может, я хочу купить лошадь, – сказал он. – Бери, не робей. Она не кусается.

Тут я взглянула ему в лицо.

– Я вас не боюсь, – дерзко сказала я, с вожделением глядя на кружку. – У меня нет денег, чтобы заплатить.

– Это бесплатно! – теряя терпение, сказал он. – Бери, дурная ты девица.

– Спасибо, – хрипло сказала я и забрала у него кружку.

Жидкость отозвалась на языке солодом и пролилась в горло восхитительным прохладным ручьем. Я сделала три больших глотка, потом остановилась, чтобы растянуть удовольствие.

– Торгуете лошадьми? – спросил он.

– Вы лучше у моего па узнайте, – ответила я.

Он улыбнулся на мою осторожность и присел на траву у моих ног. Поколебавшись, я тоже села.

– Вон мой фургон, – сказал он, указывая на фургон. – Видишь, там, на боку? Роберт Гауер? Это я. Поразительный Конный Балаган Роберта Гауера! Это я, и этим я занимаюсь. Я много чем занимаюсь. Танцующие пони, пони-предсказатели, лошади-акробаты, конные трюки, кавалерийская выездка. А еще – история Ричарда Львиное Сердце и Саладдина, костюмированная, с участием двух жеребцов.

Я смотрела на него, открыв рот.

– Сколько у вас лошадей? – спросила я.

– Пять, – ответил он. – И жеребец.

– Я думала, у вас два жеребца, – уточнила я.

– Выглядит так, будто два, – сказал он, не смутившись. – Ричард Львиное Сердце ездит на сером жеребце. Потом мы его черним, и он становится могучим вороным скакуном Саладдина. Я тоже чернюсь, чтобы сыграть Саладдина. И что?

– Ничего, – поспешно отозвалась я. – Это ваши лошади?

– Да, – он махнул рукой в сторону лошадей, которых я заметила раньше. – Эти четыре пони и пегая, которая везет фургон и работает гротески. Мой парнишка ездит по городу на жеребце, созывает народ на представление. Мы даем его на соседнем лугу. Два – в три и в семь. Сегодня и ежедневно. Для почтеннейшей публики. До конца гастролей.

Я ничего не сказала. Я многих слов не поняла. Но узнала выкрики ярмарочного зазывалы.

– Ты любишь лошадей, – сказал он.

– Да, – ответила я. – Па покупает их или продает. Мы вдвоем их учим. Часто продаем пони для детей. Вот я их и объезжаю.

– Когда этот будет готов? – Роберт Гауер кивнул в сторону серого пони.

– Па хочет продать его на этой неделе, – сказала я. – К тому времени он будет объезжен наполовину.

Он поджал губы и беззвучно присвистнул.

– Быстрая работа, – сказал он. – Ты небось частенько падаешь. Или на нем ездит твой па?

– Я сама! – возмущенно ответила я. – Буду водить его весь день, а вечером сяду верхом.

Он молча кивнул. Я допила эль и посмотрела на дно кружки. Пиво слишком быстро кончилось, а я отвлеклась на разговор и не насладилась его вкусом. Теперь я об этом жалела.

– Хочу повидать твоего па, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Он вернется к обеду, так?

– Да, – ответила я.

– А ты, когда закончишь работу, можешь посмотреть мое Конное Представление. Вход всего пенни. Но можешь прийти в сопровождении.

– У меня нет пенни, – сказала я, поскольку поняла только это.

– Приходи так, – ответил он. – На любое представление.

– Спасибо, – неловко произнесла я. – Сэр.

Он кивнул – величественно, как лорд, и пошел обратно к своему пестрому фургону. Я снова поглядела на картину сбоку. Дама с кнутом и стоящей на дыбах лошадью была одета, как сама королева. Я гадала, кто она – может, его жена? Что за чудесная жизнь: одеваться, как леди, водить лошадей по кругу перед людьми, которые платят все эти деньги, только чтобы тебя увидеть. Это было бы так же хорошо, как родиться в господской семье. Почти так же хорошо, как Дол.

– Эй ты! – снова позвал он, высунув голову из фургона. – Умеешь щелкать кнутом? А вращать им?

– Да, – сказала я.

Еще бы я не умела. Я этим занималась с тех пор, как начала ходить. Па умел щелкать кнутом так громко, что птицы на деревьях пугались. Когда я попросила его научить меня, он бросил к моим босым ногам старую тряпку.

– Попади по ней, – сказал он; большей помощи от него было не дождаться.

Целыми днями я щелкала кнутом, целясь в тряпку, пока понемногу не окрепли мои детские запястья и я не научилась попадать точно по ней. Теперь я могла щелкать кнутом и высоко в воздухе, и у земли. Дэнди как-то зажала в зубах травинку, а я на спор сбила с нее колосок. Всего один раз. Потом попыталась повторить и попала ей в глаз. С тех пор больше не пробовала. Она выла от боли, глаз у нее распух и почернел на целую неделю. Я пришла в ужас, думая, что она из-за меня ослепнет. Дэнди забыла обо всем, как только все прошло, и требовала, чтобы я щелкала кнутом, сбивая перышки с ее шляпы и соломинки изо рта, на городских углах – за пенни; но я не хотела.

– Тогда щелкни, – сказал Роберт Гауер.

– Нет, – ответила я. – Пони испугается, а он ничего плохого не сделал. Если захотите, щелкну, когда уведу его.

Он кивнул, а из его трубки поднялось облачко дыма, как из трубы над домом.

– Славная ты девочка, – произнес он. – Как тебя зовут?

– Меридон, – ответила я.

– Цыганских кровей? – спросил он.

– Моя мама была роми, – сказала я, изготовившись защищаться.

Он снова кивнул и подмигнул мне голубым глазом. Потом его круглая светловолосая голова нырнула под притолоку фургона и дверь захлопнулась, а я осталась с молоденьким пони, которого мне к вечеру надо было достаточно вышколить для езды, чтобы мы с Дэнди могли пойти на ярмарку с пенни в кармане.

У меня еле-еле получилось. Па постановил, что я должна сесть на пони, чтобы он не начал лягаться или не убежал, и серый, если не считать дрожи испуга, стоял спокойно. Потом мне нужно было с него слезть без приключений. Я целый день его гоняла, оба мы были вымотаны, и он так привык, что я рядом, что сбросил меня всего-то разок, когда я попыталась его оседлать. Он отбежал недалеко, и я сочла это добрым знаком. Я совсем не учила его трогаться или останавливаться. Па не оговаривал, что это нужно, чтобы пойти на ярмарку, вот я и не стала. К концу дня пони научился только стоять смирно с полминуты, пока я садилась в седло, улыбалась па с притворной уверенностью и слезала.

Па неохотно полез в карман и вручил нам с Дэнди по пенни.

– Я тут обсудил кое-какие дела с этим Гауером, – со значением сказал он. – И он, чтобы оказать мне любезность, позволил вам обеим пойти на свое представление. Я ухожу в город, повидаться с человеком, который хочет купить лошадь. Когда вернусь, чтобы были в фургоне, а то вам несдобровать.

Дэнди бросила на меня взгляд, предупреждая, чтобы я придержала язык, и кротко ответила:

– Хорошо, па.

Обе мы знали, что он вернется пьяным до слепоты, даже не поймет, там мы или нет. И утром об этом не вспомнит.

После мы побежали на угол поля, где у полуоткрытых ворот нас встретил Роберт Гауер: в красном фраке, белых бриджах и черных сапогах для верховой езды он был ослепителен. Мимо нас весь день, с полудня, шли люди – они платили пенни Роберту Гауеру и рассаживались на зеленых склонах, ожидая начала представления. Мы с Дэнди пришли последними.

– Вот это господин! – ахнула Дэнди, когда мы бежали через луг. – Ты глянь на его сапоги.

– И он одевался в фургоне! – изумленно произнесла я.

Я в жизни не видела, чтобы из нашего фургона являлось что-нибудь ярче неряшливого, с искрой, лучшего платья Займы, надетого поверх засаленной рубашки, посеревшей из-за редких стирок.

– А! – сказал Роберт Гауер. – Меридон и.?..

– Моя сестра, Дэнди, – ответила я.

Роберт Гауер величественно кивнул нам обеим.

– Прошу, займите места, – произнес он, открывая ворота чуть пошире, чтобы впустить нас. – Где угодно на траве, но только не перед скамьями, они оставлены для господ и служителей церкви. По особой просьбе, – добавил он.

Дэнди улыбнулась ему самой милой своей улыбкой, расправила поношенную юбку и присела в реверансе.

– Благодарю вас, сэр, – сказала она и проплыла мимо него, высоко подняв голову.

Ее блестящие черные волосы спадали по всей спине толстыми, как колбаски, вьющимися прядями.

Луг шел слегка под уклон, образуя у подножия площадку, и зрители расселись на траве по склону, глядя вниз. Перед ними были установлены две небольшие скамьи, пустые, если не считать толстого мужчины с женой, походивших на зажиточных фермеров, но уж никак не на настоящих господ. Мы вошли у подножия холма, и нам пришлось идти мимо большого щита, на котором были нарисованы чудные на вид деревья, фиолетовый с красным закат и желтая земля. С двух сторон у него были приделаны выступавшие вперед крылья, так что он служил задником для зрителей и скрывал лошадей, привязанных сзади. Когда мы проходили мимо, парнишка лет семнадцати, изысканно одетый в белые бриджи и красную шелковую рубашку, выглянул из-за щита и уставился на нас. Зная, что вид у меня вороватый, я ждала беды, но он ничего не сказал, только оглядел нас с ног до головы, словно мы из-за бесплатных мест стали его собственностью. Я посмотрела на Дэнди. Глаза у нее широко раскрылись, она смотрела прямо на него, разрумянившись, с уверенной улыбкой. Смотрела так дерзко, будто была ему ровней.